ОЛЕГ ЯНКОВСКИЙ: "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь"

Беседу вела Наталия ЮНГВАЛЬД-ХИЛЬКЕВИЧ

Герой Янковского нес мощный социальный заряд, отражал духовные интересы целого поколения зрителей. Сейчас мы стоим на сломе веков, когда важно не упустить, не разбазарить достижений и двигаться дальше. Об этом - наш разговор с Олегом Янковским, с которым мы встретились в гостинице "Юность".

    

- Почему вы здесь, на сцене гостиницы "Юность"?

- Мы только что закончили репетицию антрепризного спектакля с Александром Абдуловым. Сцена эта принадлежит на паритетных началах "Ленкому" и гостинице "Юность" и называется "Юнком". И хотя зал еще не сделан, репетировать здесь замечательно. У меня есть свой любимый театр "Ленком", и тем не менее, при всей любви к его стилистике, я здесь, потому что есть необходимость поиска. Пока жизнь только беременеет новыми идеями, ярких побед, увы, сегодня нет. Это сродни биологическому ощущению женщины, желающей рождения новой жизни, которая ждет, прислушиваясь к себе. Наступает время антрепризы. Все мы сейчас в той или иной мере оказались в ситуации недореализованности собственных возможностей.

    

- А что за спектакль вы репетируете уже несколько месяцев?

- Ставит его режиссер Петр Штейн. Мы нашли достаточно сложную пьесу на двоих современного французского автора Эрика Эммануэля Шмита. Два года назад она была бестселлером на парижской сцене, играл в ней Ален Делон. Репетируем мы действительно давно, но пока не поймем: вот оно! - на зрителя не выйдем.

    

- Вы рано взошли на Олимп, и все эти годы ваше актерское имя было одним из самых звездных. Как вы себя ощущаете сегодня? Какие мысли вас мучают?

- Начинается переоценка ценностей. Думаю и о возрасте. Период романтизма закончился. Но главные мысли кружатся вокруг профессии. Долгие годы я неизменно был востребован. Встречался, работал с удивительными людьми. С Тарковским, например, которого уже нет. Всего за год удалось сделать "Полеты во сне и наяву" и "Влюблен по собственному желанию". Такого плодотворного периода уже не дождешься. Нет таких сценариев. Нет такого мощного кинопроизводства. Роли, которые я делал, отражали интересы целого поколения. Это был один и тот же герой: герой моего времени. Мне судьба щедро подбрасывала подобный материал. Я исповедовался через роли. Сильнее это было сделано или слабее, но я воплощал идеи и мысли, близкие целому поколению.

И я испил дорогой напиток, с таким замечательным послевкусием, что тот суррогат, который предлагают сегодня, меня, конечно, устраивать не может. Грустно это, конечно. Но, наверное, и закономерно.

Не забуду никогда, как Юрий Любимов делился своими размышлениями, почему он ушел со сцены. Ему было уже за сорок. Играл он одну из ролей, кажется, в спектакле "Антоний и Клеопатра". В шлеме ему нужно было опуститься на колено. Он как-то неловко повернулся, ударился головой о меч или о щит, но, будучи профессионалом, все же оказался в нужной мизансцене. Встать было нельзя. И вот, пока Ульянов говорил свой монолог, Любимов стоял на коленях и думал: "Чем я занимаюсь? Мне столько лет. Почему я здесь, на коленях, в этом шлеме из папье-маше?!" И после этого ушел в режиссуру. Не скрою, дискомфорт я ощущаю. Те чувства, что испытывал когда-то Юрий Любимов, сегодня гложут и меня. Безусловно, в таком бурном времени, в котором мы живем, такому хрупкому делу, которому я служу, - сегодня тяжело.

Так сложилось, что за последние годы, пережив разные политические, социальные, бытовые, экономические катаклизмы, творческая сторона нашего бытия ушла как-то в сторону.

    

- А вы не пробовали уйти со сцены? Заняться бизнесом, например, как многие ваши коллеги?

- Бизнес - это не мое. Те, кто сегодня преуспевает в бизнесе из моих коллег, не смогли реализоваться на сцене и в кино. Так что тут все компенсировано. Наверное, определенная расположенность организма нужна, чтобы драматическим ремеслом заниматься. Чувствуют все, а вот умение перенести эти чувства через нервную систему, через энергетику, через глаза тоже не каждому дано. Я стучу по дереву, понимая, что вроде интерес ко мне не пропал. Актеров время перемалывает, и многих забывают. Я пока на плаву держусь. Но, увы, сейчас царит мелкотемье. Кино снимается, но Кино с большой буквы - нет. Хотя я думаю, что такая индустрия, как кинематограф, в результате окажется востребованной. Нефть поделят и сразу займутся кино. Во всем мире оно приносит доход.

Сейчас я занят в проекте Сергея Соловьева, который созревал лет десять. Любовный треугольник: Тургенев, Полина Виардо и ее муж. Рабочее название фильма - "Тургенев. Метафизика любви". Я там работаю вместе с сыном Филиппом Янковским. Виардо играет Татьяна Друбич, Альберт Филозов - ее мужа. Год назад и думать нельзя было, что можно поднять такую картину. Так что в кино какие-то важные процессы происходят.

    

- Ваш герой нес социальный заряд. Сегодня многим непонятно, а герой ли он вообще?

- А Мюнхгаузен, по-вашему, который улыбается, поднимаясь по лестнице, говоря следующую фразу: улыбайтесь, господа, улыбайтесь! Зная наверняка, что сейчас погибнет, - не герой? Именно такой героизм мне интересен. Не героизм Шварценеггера или Сильвестра Сталлоне, а героизм романтический. Когда я играл Мюнхгаузена, я знал, к кому обращаюсь. К людям, которые меня поймут, и я помогу им в конце концов. "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь. Серьезное лицо - это еще не признак ума, самые большие глупости на земле делаются именно с этим выражением лица", - я говорил это в камеру, и меня слышали. Только в эмоциональном наполнении ролей я вижу смысл своей профессии и ее героическую сущность. Помните "Полеты во сне и наяву" - когда бежит с факелом взрослый человек, когда мой герой зарывается в сено и застывает в эмбриональном положении? От безысходности, от пустоты. Это было отражением душевного состояния большого числа интеллигентных людей. Умных, образованных, но неприкаянных, растрачивающих себя попусту. Рефлексия. Есть такое определение: лишний человек.

    

- Теперь появилась новая актерская генерация, называемая "секс-символами": Певцов, Машков... Как вы к этому относитесь?

- Замечательно отношусь. Пусть таких будет как можно больше. Когда мы стартовали, нас было намного больше. Многих уже нет, к сожалению, многие сошли с дистанции. Были огромные возможности, чтобы состояться. Был и театральный бум, и в кино множество открытий. И в Петербурге, и в Москве, и в Грузии, и в Прибалтике. Мы все были перемешаны. Это был наваристый обмен культур. Бульон, извините за столь кулинарный образ, в котором мы варились, взаимообогащал нас. Сегодня молодым тяжелее. Что же касается формулировок... Раньше "секс-символами" не называли, но ведь в Тихонова было влюблено полстраны, особенно после "Семнадцати мгновений весны".

Если судить по большому счету, ведь мое поколение было не таким, как актерское поколение середины века, скажем. Мы-то "поплоше, помельче". Да?..

    

- Шутите?

- Да нет. Наверное, и в литературе так, и в науке... Но страшиться тут не надо. Зато появятся серьезные имена в бизнесе. Это ведь тоже искусство. Но я думаю, что все упорядочится, еще два-три года, и...

    

- ... начнется Ренессанс?

- Именно. Вспомните начало XIX века, когда все созрело, набухло и лопнуло. Заиграло красками. Я жду начала XXI века. Потому что XX век устал, устало человечество. Потому и происходят всякие катаклизмы, войны, трагедии, перевороты. А начало века должно дать подзарядку, прояснить все.

    

- Сегодня надо выживать. Многие ваши коллеги снимаются в рекламе. Вас не приглашают?

- Передо мной лежит телефон, по которому я должен позвонить. Предлагают большие деньги. За рекламу автомобиля "вольво". Но я найду в себе мужество отказаться. Как говорила Раневская: "Деньги проешь, а стыд останется".

    

- "Вольво" - известная компания, чего стыдиться? Это ведь не реклама противозачаточных средств.

- Дело даже не в стыде. Есть в этом какое-то разрушение, разрушение иллюзии, определенного актерского образа. Я не осуждаю актеров, которые снимаются в рекламе. Но моя жизнь сложилась иначе. Я не могу.

    

- Это романтический подход.

- А вы хотели бы видеть в рекламе академика Лихачева, например? Я ни в коей мере не сравниваю себя с ним, но он один из духовных ориентиров. Или Булата Окуджаву, или Иннокентия Смоктуновского? Наверное, вам было грустно видеть и Юрия Никулина с пылесосом. Эти люди - наш нравственный ориентир. Так же, как и Высоцкий. Вот если Машков будет рекламировать "джип" - будет замечательно.

    

- Что это за французский проект, в котором вы участвуете и о котором ходят слухи?

- Было предложение Режиса Варнье сняться с Катрин Денев. Это замечательный режиссер, снявший "Индокитай". Один сценарий был забракован Катрин Денев. Сейчас пишется новый, но я не знаю, во что это выльется, и будет ли этот проект осуществлен с моим участием. Этот сценарий вместе с Варнье пишут Сергей Бодров-старший и Рустам Ибрагимбеков. Не знаю, какой выпишется герой? И буду ли это я... Посмотрим.

    

- Не утомительно ли заниматься фестивалем "Кинотавр"? Многие его критикуют за излишнюю пышность и ограниченность высококлассных картин?

- Этот год был самым организационно сложным. Мы еле-еле набрали двадцать картин, которые можно было представить. Сегодня в Союз кинематографистов пришло новое руководство - Никита Михалков. Наверное, что-то принципиальное определится с фестивальным движением. Сколько фестивалей нужно, какие должны остаться, существовать? Обязательно нужен фестивальный комитет, который будет состоять из директоров фестивалей. Надеемся, что удастся договориться, но не так, как в прошлом году, когда "делили пирог", - то, что выделило правительство. Всем досталось по маленькому кусочку. Но ведь согласитесь: одно дело проводить фестиваль в Доме кино, и совсем другое - проведение фестиваля, требующего более сложных организационных действий и творческих затрат.

В этом году, наверное, заработает новая экономическая структура. Должны быть спонсорские деньги. Я надеюсь, что многое изменится. В сторону нашего фестиваля уже смотрят с уважением государственные чиновники. Я хотел бы поблагодарить Виктора Черномырдина за содействие "Кинотавру" и надеюсь, что и в этом году он поможет нашему детищу.

Многие кинематографисты скандалят, кричат, что эти деньги отрывают от кинопроизводства, но я думаю, что фестивальные деньги к этому не имеют никакого отношения.

    

- Есть что-то, что вы хотели бы сами сказать?

- Вокруг слишком много кричат. В этой ломке и разрушении друг друга не услышать. Не слов хочется, а дела.

КИНО

• ОЛЕГ ЯНКОВСКИЙ: "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь"
• Они услышат шум моря
• У Ларисы свои эпохи
• Прозрение коммерсанта Медякина
  "Дети понедельника" - новая работа Аллы Суриковой