...Все коту масленица

К 175-летию А.Н.Островского

Инна ВИШНЕВСКАЯ

Вроде бы совсем недавно сильно радовались и театр, и критика, что ушло в небытие все, о чем писал Александр Николаевич Островский - и "темное" купеческое "царство" самодуров и самодурства, и пропасть между нищетой и богатством, и бесконечные имущественные тяжбы. А вот поди ж ты - театр его живет и живет. Великим, мол, обличителем "гнусной расейской действительности" был Островский, совершенен бытовой его реализм, выкованный в гоголевском реализме "критическом".

Но пока мы "вульгарно-социологически" радовались, вдруг все "социально-политическое" перевернулось. Говоря названиями пьес Островского, опять стало "Не все коту масленица", опять открылись новые "Доходные места", заплакали "Бесприданницы", запричитали "Без вины виноватые", появились "Димитрий Самозванец и Василий Шуйский", закрутили всех "Бешеные деньги", "Богатые невесты" оттеснили "Бедную невесту", опять "Не было ни гроша, да вдруг алтын" оказался у вчерашних приказчиков, опять взошло на экономическое небо годы и годы не слыханное слово - "Банкрут".

Уникальная сложилась ситуация - еще раз изменилось историческое Время за время блистательной жизни великой драматургии, а она как жила "при отмене" бытовых своих реалий, так не угасает и сегодня при их возвращении. И следует из этого, что пора бы забыть непоколебимую революционно-демократическую истину, будто искусство есть лишь отражение жизни. И так уже совершено много непоправимого, и так уже намертво пристало к Островскому определение "Колумб Замоскворечья", так же намертво прикрепив его Театр к бородам и самоварам, кофтам в горошек у необъятных свах и расписным жилетам необъятных купцов.

Островский был гением - и об этом надо, наконец, сказать громко, позабыв все и всяческие связанные с ним сугубо "отечественные" определения вроде - "певца Москвы", "обличителя темного царства" и прочее, и прочее.

Островский - реалист в том смысле, в каком были реалистами и все великие драматурги мира. Реализм его - в прозрении, в предощущении, в кассандровских предсказаниях, опережающих даже и собственные открытия. И уже мелькают отсветы характеров нарождающихся, уже завязывается типология новых социальных эпох, уже волнуют предчувствия перемен космических, и расступаются сами стены быта, и уходят сами потолки "реализма", и поднимаются на сцену мифологическая Снегурочка, сказочный Мороз, ренессансная Весна, и сам бог Ярило возвещает зарю новой российской театральности.

"Он начал необыкновенно, читатели ждут от него необыкновенного", - писал об Островском Тургенев. И в первую очередь "необыкновенность" творчества Островского - в резкой, решительной перемене причин, бед, радостей, трагедий, комедий, людей, перемене столь явственной, столь бесстрашной, на которую способны только гении. И перемена эта в изначалии драматургического конфликта.

По существу, именно Островский открыл "новую драму" на русской сцене - имущественные отношения, а не личная воля людей стоят в центре его сценической литературы. Экономика входит в его эстетику - учатся считать его персонажи кто копейки, кто тысячи - но все отныне в погоне за деньгами, "умными", "бешеными", взяткой добытыми, трудом вымученными. "Из бюджета не выйду", - говорит один из персонажей Островского, и какая знакомая ныне проза возникает вдруг в сценической поэзии Островского, и в идеал возводится Миллион и в порок - Бедность. Острейшие экономические столкновения, поднятые Островским на олимп искусства, стали и нашей явью - сумеем ли мы удержаться в человеческом облике, не подведем ли Островского, считавшего честное богатство источником общественного добра, лукаво замечавшего, что "Бедность не порок", но всегда награждавшего любимых героев внезапным богатством, все же "Правда - хорошо, а счастье лучше".

Великий писатель слышал все веяния нарождающегося буржуазного общества: Морозовы и Третьяковы, Бахрушины и Щукины также попадали в поле его художнического зрения, как Курослеповы или Кобловы. Посреди нового купеческого мира, посреди новых хозяев жизни он видит истинно новых. И уже собирал подлинники великих мастеров купец Прибытков, и поднимал новые строительства купец Васильков, и мечтал провести железную дорогу купец Беркутов.

Самодурство медленно, мучительно, но изживается иными героями Театра Островского, теми, кто в конце концов и составит нравственную, промышленную, гуманитарную славу России. Но Островский не был бы великим художником, если бы одни только успехи общественные, пафос собирательства, радость меценатства, украшение любимой столицы, религиозное подвижничество полагал единственным духовным богатством. Сосредоточенные на огромных деньгах, делах, коммерциях купцы Островского, новые его русские зачастую упускают эмоциональный мир, проходят мимо истинных чувств, не замечают преданной женской любви. И отсюда живут рядом с ними "Невольницы", "Без вины виноватые", "Бесприданницы", "Бедные невесты". Отсюда и грехи, и гибель прелестных женщин, милых девушек, благородных героинь - от Дунечки до Снегурочки, от Аннушки до Аленушки, от Евлалии до Ксении. Эта бесстрастность, безэмоциональность Беркутовых и Стыровых - крупнейших дельцов Театра Островского - грозное предупреждение новым русским, новой России: коммерция без сердца - шаткая основа и экономики, и нравственности, деньги без чувства - злой капитал скупых рыцарей.

Островский "необыкновенен", потому что первым, забегая далеко вперед к таким именам, как Чехов, Ибсен, Стриндберг, Фрейд, создал особый, неповторимый характер купеческой жены Катерины в драме "Гроза", единственной своей пьесе, ставшей открытием среди открытий. В этой драме нет вообще никаких имущественных конфликтов, Островский уходит здесь и от собственного художественного новаторства. Речь о другом - о натуре, не подвластной никаким авторитетам, никаким святыням, никаким обязательствам, никаким общественным установлениям. Фанатически верящая в Бога Катерина совершает тягчайшее преступление перед Церковью - на ней грех самоубийства. Но, быть может, еще более страшным грехом было бы попрание своей личности, жизни - в живом. Кто знает, кто скажет, кто осудит? Нам лишь остается помнить, что Катерина Кабанова - не "луч света в темном царстве", как учили нас. Катерина - это сама Гроза, Катерина - это само изначалие великой пьесы, есть у нее и своя "драматическая вина", как у всех героинь Островского. Но вина ли это, правота ли это - вечный остается выбор между законами без души и беззаконием освободившейся души.

Островский "необыкновенен", потому что никогда не писал скучных, положительных героев. Возможно, потому и не получается совершенный спектакль "Бесприданница", что Лариса всегда играется обиженной, несчастной, во всем правой, растоптанной хищниками капитала. А на самом-то деле и Лариса давно заражена цинизмом Паратова, себялюбием Кнурова, иначе не разбила бы и она вместе с ними страдающее сердце Карандышева.Трагедия живет не только в молодой Огудаловой - трагедию сеет и она сама. И это рассказал нам Островский, словно предупреждая, что мир, где идол - Капитал, растлевает каждого, нельзя прикасаться к идолам, их страшная позолота остается на пальцах.

Островский "необыкновенен", потому что пьесы его написаны необыкновенным по красоте, совершенству, драматической силе языком, где каждое слово - жемчужина, каждая фраза - уже действие, уже характер, уже изначалие конфликта, уже улыбка, уже слеза. Как важно нам сегодня не потерять ни словечка из этого богатства, именно сегодня, когда русский язык превращен в некий "русскоязычный", на котором все говорят одинаково безграмотно, тупо-служебно, глупо-ведомственно, барски-сокращенно, холуйски-искаженно и еще и рабски - "по-заграничному".

Островский - это целый, необыкновенный мир, а статья в его память - всего лишь статья, которую пора и кончать. Закончим ее, чуть перефразировав название одной из комедий Островского - "Не все коту масленица": нет, "Все коту масленица" - всегда, во все времена живет и празднует победы Театр Островского, и никогда не бывает ему Великого поста.

ТЕАТР

• ...Все коту масленица
  К 175-летию А.Н.Островского
• Любовные побасенки для здравомыслящей публики
  "Жак и его господин" на сцене "Сатирикона"
• Мело, мело по всей земле
  "Маскарад". Вильнюсский Малый театр
• Спектакли не умирают
  Идут репетиции "Конька-Горбунка" в Санкт-Петербургском тюзе