Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 39 (7296) 11-17 октябрь 2001г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
СобытиеСеребряного века пыльПремьера пьесы Михаила Рощина в Театре имени Моссовета ТЕАТРИрина АЛПАТОВА
Вряд ли когда-нибудь человек ощущал, что живет в век благородного металла. Красивые названия рождались потом: Золотой век, Серебряный. Нам же, кажется, ближе блоковское определение, назвавшее одно из минувших столетий "железным". Железо, чугун, сталь - до сверкающей ли серебряной пыли? Но все же она возникает, почти символически, когда оживает ностальгия - об уходящей жизни, прежнем театре, актерах и просто людях, друзьях, близких оттого, что сегодня они уже далеки. В новой пьесе Михаила Рощина "Серебряный век" упомянутое серебро - это и ренессанс российской поэзии начала прошлого столетия, и едкая радиоактивная пыль на богом забытых магаданских каторжных разработках, и летящий из-под колосников снег, и седина самого автора. Эти "сцены 1949 года" хаотичны и многослойны, как сама жизнь: быт и героика, ностальгическая сентиментальность и легкий комический настрой, приземленная проза и высокий стих. Здесь нет надрывного плача о прошлом, хотя в этом прошлом тепло, несмотря ни на что. Все обращено в день сегодняшний. Жестко-событийный сюжет Рощину, кажется, уже не нужен - ближе чеховская повседневность, взятая в образец. И чеховская же "атмосфера", которая здесь определяет все. Атмосфера первых послевоенных лет, знакомых кому-то непосредственно, кому-то по старому черно-белому кино. Режиссер Юрий Еремин словно собирает всех - и актеров, и персонажей, и публику - в некий театр повторного фильма. Светится белый экран (сценография Марии Рыбасовой), теснятся ряды жестких кресел, неторопливо занимают свои места "зрители", которым вот-вот предстоит стать участниками событий. Ах, эти причудливые фетровые шляпки, ботики, кроличьи полушубки и драповые пальто! Эти эскимо, семечки и петушки на палочках. Эти девичьи косички и дамские прически, уложенные валиком. Этот киношный оркестр (руководитель Матвей Костолевский), вживую играющий перед сеансом "Счастье мое" и вдруг урезывающий "Марш энтузиастов". Музыканты не в концертных фраках, они замотаны в теплые шарфы и дышат на озябшие пальцы - помещение не топлено. Но вот все, не торопясь, расселись по местам, и на экране пошли титры, старомодно перечисляющие актерские регалии: Ольга Остроумова, орденоносец, Георгий Тараторкин, орденоносец... Экран опустится, как занавес, за ним мелькнут тени уходящих - из кино в жизнь. И снова дотошно явленный на сцене быт заставит вздохнуть: высокие потолки сталинской коммуналки, черная тарелка репродуктора, рукомойник на стене, бесконечная череда дверей, герань в кадках. Жизнь здесь началась давно и открывается нам без прологов и предисловий. Но нынешний зритель не просто подглядывает в замочную скважину "четвертой стены". Он непременно должен в эту реальность войти, припомнить то, что ей предшествовало, осмыслить продолжение и сегодняшний "промежуточный финал". Рощин рисует эскизы к человеческим портретам, актеры дописывают их сами - красками сочными, свежими, живыми. В огромной коммуналке собралась маленькая Россия, где такие же "маленькие" беды и радости каждого намертво впаяны в цепь государственных проблем и обстоятельств. Эта цепь в крепких руках четверки "людей в штатском" (Е.Данчевский, А.Пискарев, Л.Сенченко, Р.Федосов). Еще в импровизированном кинозале они встают у кресел - как конвойные. То и дело будут являться в квартиру в самый неподходящий момент. Впрочем, ничего ужасающего в них нет - временная дистанция снимает ощущение страха. К тому же Еремин эту жизнь умело театрализует: "люди в штатском" подпевают разбитной Митрофановне (Ирина Карташева) "Степь да степь кругом", разбивают танцующие под оркестр пары. Правда, в финале выдадут каждому по черному мешку и сядут на длинную лавку, как в зале ожидания. Кто знает, ожидания чего? Пока же коммуналка привычно многолюдна. Звонкоголосая светлая Клавдия Тарасовна в блистательном исполнении Ольги Остроумовой тащит авоськи с нехитрой снедью. Тут же раскладывается большой стол, куда на ужин собираются все. Бодрый делец Виктор Михайлович (Г.Тараторкин) выкладывает дефицит. Богемный художник Матвей Красный (Александр Леньков) несет два сиротливых яблочка. Митрофановна - горячие оладьи. Школьник и поэт Миша (Евгений Писарев) декламирует любимого Маяковского и под шумок тискает соседскую девчонку Надю (Ирина Томская). Во всем этом - ощущение послевоенного покоя и устоя. Но вот в эту мирную жизнь неожиданно вторгаются иные мотивы. Миша - Писарев, этот "рощинский мальчик", знакомясь с Кирой (Людмила Дребнева), дамой "из бывших", вместе с опытом первой любви открывает для себя новый, странный, неизведанный и запретный мир - эпоху Серебряного века. Бодро шагавший за Маяковским, он вдруг останавливается на всем скаку, попав на импровизированный "поэзоконцерт" - разом помолодевшая Кира - Дребнева под аккомпанемент оркестра поет-читает ему строки Ахматовой, Цветаевой, Гумилева. А тут еще Борис (Валерий Яременко), вернувшийся из Магадана, задыхаясь, выплевывает из себя с кровью страшные рассказы о другой серебряной пыли. И они читают друг другу новые стихи - теперь уже свои. От которых, в свою очередь, будет шарахаться председатель литобъединения Надежда Кузьминична (Галина Дашевская), отворачиваясь, отмахиваясь руками. Хватается за сердце мать - Остроумова. Маячат рядом "люди в штатском". Но снег уже тает, и звучат песенки Вертинского, и оркестр играет все громче. Прежняя в общем-то реальность вдруг неуловимо меняет свой тембр, ритм, настроение. И когда у той же Клавдии - Остроумовой спросят, счастливая ли у нее жизнь, она лишь на минуту задумается и тут же спокойно, чуть грустно, но светло скажет: "Нормальная!" Также в рубрике:
|