Метаморфозы Линдберга

Глянцевый товар модных журналов в Музее личных коллекций

Жанна ВАСИЛЬЕВА

Ла Кайта. Франция. 1994 г.

Ну с какой стати Линдберг? Зачем Линдберг, а не Хельмут Ньютон, допустим? Почему показываем работы коммерческого фотографа? А как же независимость искусства? А где же музейная концепция? Раздражение критиков, которые обрушились на Музей личных коллекций за первую в России персональную выставку Питера Линдберга, европейского уровня фотографа моды, понять можно. Надо постепенно, неспешно и еще через 30 лет... А в музей тем временем лом: публика по часу-полтора стоит в очереди, чтобы попасть на выставку... А потом, посмотрев ее, еще и не ленится, строчит в книге отзывов. Дескать, "Линда в вашем исполнении - это просто cool. Я просто в восторге". Другой, наоборот, плюется: "Ужасная тоска. Скулы сводит. Все мажорно и статично. Кроме Ла Кайта". Третья снова восторгается: "Спасибо за то, что дали возможность посмотреть на красивое и настоящее. Thanks Peter". В общем, разобрало народ.

О причинах можно догадываться. Линдберг устроил встречу нон-конформистского современного искусства с массовой культурой. Можно сказать: двинул искусство в массы. А можно - использовал бунтарские антибуржуазные идеалы, превратив их в глянцевый товар модных журналов.

М. Берко, Л.Евангелиста, К.Оуэн. Франция. 1988 г.

Его хрупкие красавицы в заводских интерьерах, будь то Лина Кестер в белой маечке за штурвалом непонятного агрегата или Ольга Родионова на фоне тяжеленных чугунных болванок, в равной степени отсылают к немецким фотографиям 20-х годов с их поэзией ускоренной модернизации, к опыту Хельмута Ньютона конца 50-х и к советским фотографиям Георгия Петрусова, прославлявшим красоту крестьянки с вилами. Другое дело, что у Линдберга и штурвалы, и клубы пара, и блеск пота на груди "работницы" - чистая сценография. Торжество утонченного расчета и стилизации.

А раз так, то единство стиля необязательно и даже нежелательно. И потому топ-модели в роли работниц соседствуют с обворожительной Жизелью, цыганские танцовщицы - с красавицей Матильдой в кожаных бриджах, топлес, с небрежной грацией опирающейся на железные ребра конструкции Эйфелевой башни. За ней - пространство неба и Парижа одновременно.

М.-С.Уилсон, Т.Патиц, Л.Кестер. Франция. 1987 г.

Эта вызывающая эклектика, эта игра стилями, кажется, не подразумевают общего знаменателя. Но общий мотив можно попытаться найти. Снимок той самой Матильды на Эйфелевой башне (с подзаголовком - "Посвящение Эрвину Блюменфельду и Марку Рибу") помещен между фотографией огромного ветвистого дерева, названного "Сила природы", и вполне конструктивистским снимком железной конструкции с проводами электропередач, названным "Сила человека". Женщины в работах Линдберга - существа пограничные, объединившие в себе силу природы и рациональную силу человека вообще. Собственно, может быть, поэтому мужчины на его фотографиях, как правило, блистательно отсутствуют. На одном из самых знаменитых снимков Линдберга три хрупкие красавицы в черных брючных костюмах, снятые на фоне мрачного цеха с неведомыми механизмами, смотрят на зрителя в упор с бесстрастием то ли удавов, то ли инопланетян. Мужчины, которые могли бы рядом с ними символизировать равенство полов, оказались Линдбергу здесь не нужны. Потому что не о равенстве речь. И даже не о феминизме. Речь - о совершенном существе, объединившем красоту женщин с волей, логикой и силой мужчины.

К.Отис. Калифорния. 1995 г.

Это неведомое совершенное существо может выглядеть пугающе, как, наверное, выглядел бы кентавр. Его сила несет угрозу. Так, для календаря Пирелли Линдберг снимает Карре Отис в манере гиперреализма, словно втискивая модель в рамку фотографии. В результате хрупкое тело модели обретает массивную мускулатуру мужчины, а взгляд фотографа - чувствительность осязания.

Это существо может выглядеть завораживающе, как жар-птица, слетевшая на землю. Так стоит у стойки прожектора хрупкая Жизель, не сняв блестящей чешуи танцевального костюма, с сигаретой в руке. То ли птица, то ли человек... Очарование театрального образа еще длится, но реальность уже проступает сквозь таинственную магию иллюзии.

Б.Смитер. Калифорния. 1993 г.

Андрогин становится воплощением изменчивости искусства. Достаточно посмотреть на метаморфозы Кристен МакМенами, одной из самых любимых моделей Линдберга, чтобы почувствовать текучую пластичность образов, влекущих Линдберга. Вот Кристен в балетном костюме ("Посвящение Дягилеву") - воплощение гуттаперчевой гибкости и восточной изысканности. Вот в балетной пачке на стуле, стоящем в придорожной пыли, - вызывающая откровенность взгляда, вычурная резкость позы. Вот рукой с облупленным маникюром небрежно убирает волосы со лба - сама естественность и простота. Вот со своим другом - оба в трико мимов, набелены лица, обведены глаза, острая пластика, неразличимы мужчина и женщина. Вот она в образе цыганки в Марокко - шаль стекает по спине, струятся юбки, взгляд вполоборота - влекуще-оценивающий.

Но где она настоящая? Смешной вопрос. Остановите ветер и спросите, каким он бывает в покое. И тогда, когда вы, устав от смены обличий этого неведомого, неуловимого существа, готовы разочароваться "обманом", Линдберг вдруг дарит на прощание полудетский взгляд. На шумной улице девушка, почти девочка, в белом костюме, за спиной - пышное кружево перьев. То ли женщина, то ли птица, то ли неземное существо, случайно забредшее из небесных сфер и заблудившееся на земных дорогах... Летучее, непостоянное, непокорное.

ПОД ЗАНАВЕС

• Метаморфозы Линдберга
  Глянцевый товар модных журналов в Музее личных коллекций
• Современная прическа - "смерть мужьям"
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 7 по 13 марта
• Человек родился