Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 14 (7321) 4 - 10 аперля 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Краски мираЧерез боль говорить о живомЛенинградская блокада на балетной сцене Александра ТУРГАН
Седьмую симфонию Дмитрия Шoстаковича на язык пластики переводил Кировский театр. Пытались воплотить ее на сцене в ГДР. И вот сегодня Шостаковича снова танцуют в Берлине. 60 лет спустя, после того как в марте 1942 года в осажденном городе впервые прозвучала эта симфония, Германия, повинная в кошмаре блокады, возвращается к этой трагедии. Великая музыка Шостаковича обрела свое хореографическое воплощение на арене берлинского Темподрома. Проект "Жизнь прекрасна" балетной компании Ютты Дойчланд, профинансированный берлинским сенатом, был реализован российским хореографом Евгением Панфиловым. Поначалу, кстати, балет назывался "Вчера была война". Но после событий 11 сентября, с точки зрения г-жи Дойчланд, мир снова оказался в состоянии войны, и потому балет получил другое название.
Имя Евгения Панфилова, лауреата премии "Золотая Маска", создавшего свой собственный театр в Перми, прекрасно известно ценителям российского балета. Свободный от каких бы то ни было классических клише, чистый модернист Панфилов не играет в театр. Он строит его из себя и окружающего его мира (Панфилов никогда и нигде не учился балету и только в 23 года, после службы в армии, открыл для себя этот мир). Его особая хореография, вылепленная из людей, пространства и предметов, возникает в нем зачастую спонтанно и, как он сам признается, даже временами намеренно неосознанно. Так было и с берлинским балетом на музыку Шостаковича. Перед Панфиловым стояла невероятно сложная задача - представить хрестоматийный, отлитый временем в канон музыкальный текст как рождающуюся на глазах сегодняшнего зрителя драму. Освободить зрителя от привычного восприятия и заставить целиком погрузиться в предлагаемые хореографом обстоятельства.
Возможно ли выразить в танце отчаяние и боль, которыми так переполнена музыка Шостаковича? Возможно, считает автор балета, если через боль говорить о живом. Его балет говорит о самом дорогом, что уносит война, - о любви и жизни. Свое пластическое эссе Панфилов формирует потоками воспоминаний о прекрасных мгновениях юности и сценами надвигающейся отовсюду смерти. Бессилие человека противостоять ужасу войны Панфилов обозначает жестко графически - заклеив танцовщикам рты черным скотчем. Вплетая в канву действа игру в "третьего лишнего", он превратит эту детскую забаву в игру с потерей жизни. Костюмы, также созданные Панфиловым, будут трансформироваться по ходу спектакля из шинелей-халатов в саваны. Курящие дивы, поставленные хореографом на высокие каблуки, крича по-немецки, поволокут проигравших по замкнутому кругу арены. Живые будут ласкать мертвых, мертвые - вспоминать о любимых. Пока мир будет слеп, эта страшная игра в войну будет бесконечно повторяться. Голубые воздушные шарики в финале спектакля в руках слепых странных человечков - это пускай слабая, но все-таки надежда на прозрение. Свои пластические миры Панфилов создает как опытный архитектор, оставаясь при этом эмоционально открытым к музыкальному тексту. Хореографа подчас упрекают в излишней пафосности, хотя сам он считает, что это вообще природное свойство российского темперамента. Но в балете "Жизнь прекрасна" Панфилов делал все, чтобы как раз избежать этой интонации. Хореографу было крайне необходимо услышать Седьмую симфонию заново и на этом "чистом листе" восприятия начать рисовать свой балет. Для этого вводит в музыкальную ткань симфонии живую интонацию времени. "Рио Рита", "Темная ночь", "Если завтра война", немецкие и советские марши, звучащие словно с шипящих, "запиленных" пластинок, то исчезая, то возникая вместе с шумом дождя, очень деликатно вплетаются в великий музыкальный текст, и возникает единая метафора того времени. Сложнейшую фонограмму для берлинского спектакля Панфилов записал в Перми. За четыре недели хореографу надо было создать балет, который должен был "зажить" на арене берлинского Темподрома по законам круга. Круга, в котором зрители вместе с танцовщиками оказываются как бы запертыми, заблокированными на время спектакля. И хореографу, и исполнителям работа над балетом давалась чрезвычайно трудно. В балетной компании Дойчланд труппы как таковой нет. И Панфилов работал с составом, который был набран для постановки. Не овладев панфиловской техникой, "вскочить" в его хореографию танцовщикам невероятно сложно. Два ведущих танцовщика из пермского театра Алексей Колбин и Сергей Райник взяли на себя не только самые сложные и ответственные сцены балета, но и активно помогали своим партнерам осваивать панфиловскую хореографию. (К слову, Ева Неерахер, очень яркая и талантливая танцовщица, обладающая необычайно выразительной и своеобразной техникой, с радостью откликнулась на предложение хореографа поработать у него в Перми.) К чести исполнителей, надо сказать, им удалось справиться с нелегкой задачей. И во многом благодаря тому, что в работе над балетом Панфилову помогала ассистент и педагог, сама выпускница Пермского хореографического училища Татьяна Сакатова, живущая и работающая в Берлине. Это ей принадлежит идея пригласить в Берлин именно Панфилова. А что касается зрителей, к которым обращался со своим балетом Панфилов, то иные из них после окончания спектакля говорили: "Ничего трагичнее и страшнее мы в своей жизни не видели". Также в рубрике:
|