Пластилин колец

Евгений Залманов создал свой мир, когда русских переводов Толкиена не было и в помине

Ольга АЛЕКСЕЕВА
Кирилл ГАВРЮШИН
Санкт-Петербург

Есть в Петербурге маленькая галерея на Пушкинской, 10 - "Navicula Аrtis", куда всегда приятно прийти. Ведь выставки, открывающиеся там, мягкой иронией и элегантной простотой концепции создают особенную атмосферу, комфортную для зрителя. Изящество и легкость, быть может, кажущаяся, с которой кураторы галереи и сами художники апеллируют к самым простым на первый взгляд вещам, вызывают порой удивление, поскольку этот подход коренится в каком-то очень тонко и верно найденном отношении к современному искусству вообще. Не так давно в галерее "Navicula Artis" открылась выставка Евгения Залманова "Масштаб 100:1". Выставка небольшая, но весьма показательная. Она отображает один из миров российской субкультуры последних 20 лет. Толкиенизм, военно-исторические общества и прочие ролевые игры стали для многих поиском собственного идеального мира, позволяющего забыться, отвлечься от окружающей действительности. Залманов тоже из этого поколения, но путь у него свой. Основной экспонат персональной выставки - фантастическая пластилиновая утопия: республики, города, здания, люди, даже домашние животные. Эта вымышленная жизнь имеет, естественно, и свою историю, которая зафиксирована в книгах и картах, выставленных здесь же. Идеальный, воображаемый мир подробно документирован.

Представляется, что две вещи в этой невымышленной истории, имеющие культовое значение для аборигенов залмановского архипелага, знаменательны для понимания их внутренней пластической организации, их экзистенции - это фаллос и маска. Это храмовые, культовые объекты, служащие для поклонения, почитания и обожествления. В первом случае - пластичность, приращение формы, постоянное разбухание, умножение бескостного пластилинового тела, во втором - оболочка, таящая пустоту - открытый рот маски, служащий входом в храм. Это ненасытное чрево, храм смерти, белая маска на подпорках, обрубках тел - метафора поглощения, эфемерности и недолговечности пластилиновой жизни. Здесь сталкиваешься с феноменом обратной археологии - чуть оплывшие красно-коричневые постройки из кирпича-сырца несбыточной детской космогонии - фантазийного вавилона. Человек привык окружать себя вымышленными историями - будь то история детской страны или история империи, выдумыванием которой занимались лучшие умы. Собственно, вся история СССР, известная не одному поколению по учебникам средней школы, является вымышленной. И сравнивая ее с детской фантазией художника, наивно и беззастенчиво эксплуатирующей ее штампы, испытываешь щемящее чувство тоски по двум мирам, утраченным одновременно: агрессивной, но по-своему милой коммунистической утопии и светлой, детской ее интерпретации. В книге отзывов, лежащей на выставке, - очаровательная запись: "Жильцов набираете?"

    

- Как давно вы занимаетесь созданием своего "государства"?

- С 1971 года. В это время Толкиен еще не был издан в России. О его "Властелине колец" я даже не слышал. Мысль создать собственный мир пришла после прочтения "Волшебника Изумрудного города" - переосмысленного Волковым американского "Волшебника из страны Оз". Это было еще в школе.

Первые фрагменты сооружений датируются 1972 - 1973 годами, но ландшафт всегда пополнялся. Позднее на месте старых "городов" были построены новые.

    

- Расскажите о своей "другой" реальности.

- Социал-коммунизм был изобретен мной в 1980 году, когда еще не знали "Мы" Е. Замятина. Прочитав эту антиутопию через 10 лет, я был поражен тем, насколько схожи наши взгляды на тоталитарное общество.

    

- А игровой момент?

- Конечно, он присутствовал. Государства в этом мире были, но были парными, то есть одно - отрицательно ("плохое"), другое - положительное. Таким образом, возникли конфликт и война, способствующая прогрессу. Все, как в реальном мире.

    

- Что есть для вас пластилиновый мир?

- Пластилиновый мир - это отражение реального мира. Это моя реакция на приобретаемые и приобретенные знания о мире, требующие немедленного воплощения в некоторой модели - пластилиновых странах и городах. Это мое восхищение миром, знаниями о нем. Прежде всего оно выразилось в соприкосновении исторических сюжетов и неожиданностей фабулы, а уж потом в конкретной пластилиновой технике, географии, социологии, философии, религии.

С накоплением моих собственных знаний, с их развитием изменялся и пластилиновый мир. Причем, если первоначально в нем преобладало почти зеркальное отражение реальности с добавлением, подчас неосознанным, своей фантазии, то затем возобладали генерация собственных идей, осознанное желание их воплощения, даже отрицание реального исторического фона - так началась эпоха пластилинового мира, изобразительный ряд которого и представлен на выставке. Пластилиновый мир - это вечная борьба добра и зла. Вечная фабула. Всегда есть герои - носители зла и герои - носители добра. Это их столкновение и выбивает искру интереса, любопытства. Приходят негодование и стремление к победе добра, и вот она уже почти одержана, но зло вновь появляется, и т. д. Носителями моральных качеств были не только герои - страны также были парами-антитезами. Таким образом обеспечивалось движение.

Между двумя эпохами пролегал Хаос. Потом из него возникли два отдельных мира. Один - возрождающаяся цивилизация на маленьком полуострове, ласковое солнце, черепичные крыши, карнавалы - город Новый Флер... Вокруг на тысячи верст - сосновые леса, девственность первозданного и неизведанного счастья.

Другой - технократичная, тоталитарная Социал-Коммунистическая республика Санкт-Пьер: архитектурные опыты, фантастические технические и социальные проекты; Край Мира, 2-я Вселенная - это выход в наш реальный мир, освоение его.

    

- А что было потом?

- Постепенно я наделял каждого персонажа индивидуальной биографией. Схематизм пластилинового человека пропал, исчезло его внезапное появление в кадре без предыстории. Стали интересны судьбы, действительная жизнь каждого человека в том пластилиновом мире. Рамки условности сузились. Человек рождался, рос, учился, работал, уезжал путешествовать, воевал, возвращался и т. д.

Я понял, что мой мир - театр. Действие здесь налицо. Игра. Представление в лицах. Правда, лиц-то у фигурок и нет (очень мелкий масштаб), но я видел характер каждого и помнил этот отпечаток.

Пластилиновый мир требовал продолжения. Развитие записывалось как бесконечная сага, никуда не ведущая, все более и более разветвляясь генеалогическим деревом судеб. Темп истории замедлился, приостановился. Шквал хроник нарастал. То, что раньше происходило за месяц, два, теперь происходило за годы...

В 1990 году решено было остановить развитие, "заморозить" время пластилинового мира. На "торможение" ушло два года. Я обрел свободу!

ПАЛИТРА

• Пластилин колец
  Евгений Залманов создал свой мир, когда русских переводов Толкиена не было и в помине

АРТ-ХРОНИКА

• Дневник неактуальных сновидений
• Еще так хочется любить
• Новые флаги России
• Аванград по материнской линии
• Друзья и просто знакомые