Давайте представлять!

Вера Красовская о своей жизни

Беседу вела Юлия ЯКОВЛЕВА
Санкт-Петербург

Вера Михайловна КРАСОВСКАЯ - капитан и лоцман нашей фиксируемой на бумаге истории балета. Танцовщики, хореографы, теоретики выходят из ее трудов, как русские литераторы - из гоголевской "Шинели". Многотомные "Истории" отечественного и западного балетных театров, монографии, посвященные Павловой, Нижинскому, Вагановой, Чабукиани, Долгушину, статьи, превосходящие по содержательности иные книги. В Америке ее имя включено в список двух тысяч знаменитейших женщин мира. Однако сама Красовская всячески отмахивается от амплуа "живого классика". Говорит, что не любит давать интервью и выслушивать торжественные речи в свой адрес. А на вопрос "почему?" с удовольствием вспоминает "Короткие рассказы" Хармса. К счастью, в каждом правиле есть приятные исключения.

    

- В какой атмосфере вы росли?

- Мой отец был профессором русской архитектуры, специализировался на деревянном зодчестве. После революции отошел от дел: ведь тогда стали считать, что это - не профессия, а храмы и покои вельмож - не архитектура. Приходилось туго... Отец моей матери сначала был тульским губернатором, потом могилевским, потом - членом Государственного совета.

Мама была удивительно смелой и оптимистичной женщиной. Казалось бы, выросла в такой семье - с француженками и англичанками-гувернантками... Она безупречно знала оба языка, но это было ни к чему в перевернутой жизни. Мама не брезговала ничем. Она даже торговала пирожками, и как-то милиционер вел ее с лотком мимо института, где мы жили... Мы, в общем, были дружной семьей. Брат Юрий, на полтора года моложе меня, подчинялся мне решительно во всем. Любимой нашей игрой было "давайте представлять". У нас была подруга - Тата Рождественская. Мы жили в Институте гражданских инженеров, а она - неподалеку, на Бронницкой. Она была непременной участницей наших представлений. Кончалось обычно тем, что Юра оставался при двух красавицах, мы переводили его в магометанскую веру, и обе выходили за него замуж.

Мама давала нам волю. Мы играли во дворе с детьми служащих института - водопроводчиков, печников и т.д. Но дети были, конечно, не такие, как сейчас. Даже в простых семьях они воспитывались в уважении к Богу, царю и Отечеству.

    

- Вы рано научились читать?

- В четыре года. Этому способствовало то, что в квартире часто бывали обыски. Выворачивали книжные шкафы в папином кабинете - один из этих шкафов до сих пор стоит у нас в большой комнате. Все книги - на пол, так они и оставались лежать. Собачий холод был в квартире - мы еле-еле доставали каких-нибудь палочек, чтобы протопить хотя бы одну комнату. Я приходила в кабинет, на мне был надет заячий тулупчик, как у пушкинского Савельича, садилась на пачки книг и читала. Юрка бегал кругом и кричал: "Давай представлять! Давай представлять!" Потом бежал к маме: "Верка опять читает!" Мама шла посмотреть, что я читаю. Выяснялось, что Мопассана, - но ничего не понимала в этом, кроме того, что там есть какая-то пестрота жизни.

    

- Кто были ваши любимые авторы в детстве?

- Гофман. Все, что связано с фантастикой и романтикой. И, конечно, Пушкин и Лермонтов. Пушкина очень любила мама. Она не расставалась с "Евгением Онегиным". Книжка была в бумажной обложке, на ней изображена кудлатая голова. Как-то мама читала и вдруг притихла. Я смотрю, а она приложила пальцы к этому портрету и прикидывает: хорошо ли Пушкину без бакенбардов.

    

- Как вы попали в хореографическое училище?

- Несколько раз мы ходили в балет. С этого для меня все и началось - оригинальности нет никакой. Тогда директором театров был Иван Васильевич Экскузович. Он окончил Институт гражданских инженеров и был учеником моего отца. У нас была няня Полина Алексеевна. В нее влюбился старший брат Экскузовича и уволок ее от нас. По-видимому, был из хороших пошляков, говорил: "Моя жена - баронесса". А "баронесса" была горничной у моей бабушки, потом - нашей обожаемой няней. Он- то и переделал ее из Пелагеи в Полину. Она была красива - в духе некрасовских женщин... Я очень хотела в балетное училище. Папа поехал к Ивану Васильевичу, и тот пообещал, что все будет хорошо. Потом я так рвалась оттуда!

    

- Почему?

- Хотелось домой. Я, наверное, рвалась бы из любого места.

    

- Но что-то вас все-таки держало в училище?

- Надо было учиться - там или где-то еще. Однажды у меня нога была долгий срок в шине из-за воды в колене. Когда вернулась в школу, выяснилось, что сильно отстала. И мама - уж не знаю, кто ей посоветовал, - пригласила Веру Каминскую, замечательную танцовщицу и поразительного педагога. Она сделала из меня балерину - хоть сейчас на сцену. И говорила, что, если б я не бросила, она довела бы меня до кондиции. Но я не любила себя в этом деле. Училась танцам плохо. Мое место было на диване с книжкой - это я обожала.

    

- Как Ваганова относилась к тому, что вы плохо занимались танцем?

- Она меня как-то спросила, встретив в одном из наших коридоров в училище: "Почему ты еле ноги тянешь?" Это были уже репетиции нашего выпускного спектакля. Я сказала: "Агриппина Яковлевна, это потому, что мы едим дома одну пшенную кашу без масла". Она меня потрепала по плечу и ушла. Но перестала ко мне придираться. Просто махнула рукой. Весь наш выпуск взяли в театр.

    

- Как сложились судьбы танцовщиков вашего выпуска?

- Валя Лопухина вскоре стала балериной Большого театра. Не без удовольствия вышла потом на пенсию и, к сожалению, скоро умерла. Еще была Лидочка Травкина - фарфоровая куколка, голубоглазая, с совершенно белокурыми волосами, с красивой пластикой. Но она на второй год пребывания в театре заболела туберкулезом и умерла. А остальные все танцевали в двойках, тройках, не более того.

    

- Вы дружили с кем-то в театре?

- Я очень дружила в школе и театре с Валей Лопухиной. Она рано вышла замуж и уехала в Москву. Но мы встречались регулярно. Она была милейшая. Очень талантливая. Поддерживала Захарова. Потом я ей сказала: "Дура ты, дура, если бы тебя увидел Фредерик Эштон или Джордж Баланчин, ты была бы танцовщицей мирового уровня". Она идеально подходила для этих балетов. Красивые ноги, блестящая техника. А здесь она танцевала, что называется "никак", Марию в "Бахчисарайском фонтане". Она не на той улице родилась. И не понимала этого.

    

- Наверное, она была не одна такая?

- Конечно, хотя потом как-то стали следить за амплуа.

    

- Правда ли, что в 30-е годы утренний класс был необязателен для кордебалета?

- Можно было не ходить - никто не обращал внимания.

    

- Вы не оттанцевали положенный срок в театре?

- Не оттанцевала. Потому что не поехала в эвакуацию - заболела. У нас уже все вещи были на вокзале, в поезде, который отправлялся в Пермь. Пришлось брату ехать туда и забирать их, тащить назад. Потом мы хлебнули все радости блокады.

    

- Вы ведь продолжали танцевать в блокаду...

- Я танцевала в концертной бригаде консерватории до 7 ноября. После этого светлого праздника все гастроли прекратились... Судьба выкидывает иногда странные штуки. Мой первый муж - он был скрипачом в оркестре БДТ и преподавал в консерватории - тоже остался в городе и очень быстро стал разваливаться. Вообще женщины выносливее мужчин. Каким-то образом тут возник мой второй муж - командир или комиссар летного полка, - которому я и сплавила первого, чтобы он его увез. И он переправил его на самолете на Большую землю и помог вернуться в нормальное состояние. Тот уехал в Пермь, где его ждала моя большая приятельница, влюбленная в него по уши, - Валя Осокина, танцовщица нашего театра.

После блокады я быстро восстановилась. Но не хотела больше танцевать. Сначала мы с мамой эвакуировались в Башкирию, в город Белебей. Там я вела детскую группу. Они у меня здорово танцевали: мы даже концерты давали.

    

- Вы вернулись в Ленинград и...

- Вернулась в Ленинград с моим новым мужем, который, конечно, был для меня совершенно чужим человеком. Вскоре мы разошлись.

    

- Каков для вас общий образ того времени?

- Страх. Ужасное было время. Не покидало ощущение, что людей арестовывали наугад. Нину Анисимову забрали накануне ее концерта в филармонии. Она умоляла: "Куда же я денусь за день, дайте хоть концерт станцевать". Тщетно. Она пробыла там довольно долго... Постоянные обыски. Однажды я пришла домой из театра, стучу, мне открывает дверь человек в военной форме. Я обмерла. Мы с моим первым мужем жили в коммунальной квартире. Муж высовывается и кричит: "Мартыночка, не волнуйтесь, это не к нам". Обыскали всех и увели соседа - отца двоих детей. Это было перед войной... Потом уже с Золотницким мы жили на Фонтанке напротив БДТ. В одно прекрасное утро 53-го года я поднимаю штору: "Дод, помер!" - над театром развевался траурный флаг. Почти по Ахматовой - "Над дворцом черно-желтый стяг..."

    

- Закончив танцевать, вы сразу подумали о балетоведении?

- Нет. Ничего я не думала. Жила, как одуванчик у забора.

    

- Что же привело вас в институт?

- Даже не помню. Мы жили в институтском дворе на Исаакиевской площади. Это была бывшая кухня дома Зубовых, из нее сделали две квартиры, в одной из которых мы и жили. Нашим соседом по лестнице был профессор Сергей Сергеевич Данилов. Он говорил потом: "Я создал Красовскую из пены, как Афродиту". Отчасти был прав. Я подошла к нему и сказала, что очень хочу в аспирантуру. К тому времени я уже печаталась. Он ответил: "У вас же нет высшего образования, как вы пойдете в аспирантуру? Ну, давайте попробуем".

Это был первый набор после войны. Меня взяли чистым фуксом. Потом пришлось экстерном сдавать экзамены в вуз. Тогда в моей жизни и появился Давид Золотницкий. Вот, например, политэкономия, в которой я до сих пор ничего не понимаю. Дод и Сергей Сергеевич распределили свои обязанности. Я вытаскивала вопросы и передавала их Сергею Сергеевичу, тот выносил в коридор Доду. Он бежал в библиотеку, писал какой-то суммарный ответ и опять передавал его Сергею Сергеевичу. Тот подходил к моему столу с этой бумажкой, клал ее рядом со мной, подержав некоторое время рукой, и уходил. А я получала свою несчастную "тройку".

    

- Как вы познакомились с Давидом Иосифовичем?

- В аспирантуре. Очень занятно: всю аспирантуру мы не обращали друг на друга никакого внимания. Дод уже тогда работал в редакции журнала "Звезда", очень бывал занят и никем особенно не интересовался. Как-то мы сидели сбоку на стульях в репетиционном зале - там что-то происходило. Вдруг Дод протянул руку через несколько человек и дернул меня за волосы - я тогда убирала волосы назад в узел. Так это все и началось.

    

- И продолжается вот уже?..

- Больше пятидесяти лет. Мы познакомились в 46-м. В общем, Дод и сделал из меня писательницу. Я с большим уважением относилась к его советам. Потом наше творческое влияние стало взаимным.

    

- Какая ваша книга нравится вам больше всего?

- Одно время очень нравился "Нижинский", а сейчас - не знаю. Я все время говорила, что мою историю балета надо читать со второго тома. А сейчас взяла первый том, который не держала в руках много лет, и смотрю, что он вполне достоин того, чтобы по нему учились люди.

    

- Вы хотите сказать, что сейчас иначе оцениваете сделанное?

- Да нет. Скорее, более трезво: что плохо, то плохо, что хорошо, то хорошо. Первая моя книга была о Вахтанге Чабукиани. Она написана еще по правилам того времени, да еще и вышла в двух изданиях! Но времена же меняются. Всегда надо искать свой индивидуальный стиль, чтобы меньше зависеть от этих перемен.

    

- Кто ваши любимые персонажи в истории балета?

- Мне очень интересен Новер. Среди танцовщиков - Константин Сергеев и Никита Долгушин. Со школьных лет я обожала Уланову...

    

- Вы поддерживали дружеские отношения?

- Нет. Но странно - мы были очень похожи внешне. Типичная история - ко мне подходит на улице женщина и спрашивает: "Это вы или не вы?"

    

- И что же вы отвечали?

- Отвечала честно: "Это не я" - и уходила.

    

- И тем наверняка вносили свою лепту в легенду об улановской застенчивости.

- Не исключено. Как-то раз Дудинская, Сергеев и я уезжали из Тбилиси, где проходил очередной творческий слет. Сели в машину, и, когда она тронулась, я увидела, что Наташа Шереметьевская, которая вышла провожать, прямо-таки согнулась пополам от хохота. В тот же день я ей позвонила: в чем дело? "Когда вы сели в машину, один грузин сказал другому: "Смотри, Уланов поехал" - вот что ее так развеселило. Из нас троих узнали только "Уланову". Вообще с этими официальными мероприятиями связано много забавных воспоминаний. В Баку в гостинице вывесили объявление: "По случаю съезда балетмейстеров и нефтяников мест нет". Как всегда, от великого до смешного...

МУЗЫКА

• Давайте представлять!
  Вера Красовская о своей жизни
• Сыграю вам на bach
  В Малом зале звучит орган
• Время года - слушать Антигону
  Гитара - американская, оркестр - наш
• Театр одного фотографа
  Второе лицо Евгения Бурмистрова

ХРОНИКА

• "Жемчужина в короне"
• Джаз облачится во фрак