Главная | Форум | Партнеры  |
|
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 24 (7331) 13 - 19 июня 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Курсив мойНемного солнца в холодной воде,или Новое поколение не смотрит на жизнь с оптимизмом Мария МАКСИМОВА Двадцать первый век подкрался незаметно, и на первый взгляд его приход мало изменил нашу жизнь. А пока мы занимались своими насущными делами, как будто украдкой выросло новое молодое поколение - еще недавние школьники, так сказать, двадцатилетние, и те, "кому за тридцать", но которых по инерции тоже относят к "молодым". И вот мы смотрим на них и недоумеваем. С одной стороны, мнится, мы не узнаем знакомых черт - что-то неуловимо изменилось в "новых людях", что-то сквозит непонятное, а порой и враждебное. С другой - "ничто человеческое им не чуждо" - все те же любовь, боль, радость... Обычная пресловутая проблема "отцов и детей", скажете вы и, наверное, будете правы. Но если правда хотя бы отчасти, что литература - хоть немного, но "зеркало" русской жизни, не заглянуть ли тем, кто хочет лучше понять идущих нам на смену, в то, что они пишут, не обратиться ли к их творчеству? За примерами ходить далеко не надо: сетевой молодежный журнал "Пролог" - к нашим услугам. Этот интернет-журнал молодых писателей России обязан своим существованием Фонду социально-экономических и интеллектуальных программ и Российскому независимому благотворительному фонду "Триумф - новый век". Предполагается "Пролог" продолжительного действия и соответственно периодическая публикация лучших работ в интернет-журнале с таким же названием. По словам писателя Александра Рекемчука, сказанным в предисловии ко второму выпуску журнала, он будет публиковать "талантливую и актуальную литературу", "поддерживать молодые таланты не только из обеих столиц, но и из русской глубинки". Вполне благородная задача, спору нет. А поэт Римма Казакова, ныне первый секретарь Союза писателей Москвы, вторя своему коллеге, пишет в предисловии к журналу о "новом статусе поэзии" и трудностях, которые подстерегают молодых: "нет возможности напечатать свои стихи в периодике, разместить их на одном из многочисленных сайтов в Интернете, издать книгу...". Однако это не совсем так. С одной стороны, наше время, и правда, не очень-то располагает к бескорыстному служению музам. С другой - расширение информационного поля, а также размывание всяческих этических и эстетических критериев как в жизни, так и в искусстве намного увеличивают возможности явить на свет Божий плоды своего творчества, порою независимо от их "качества". Увы - отсутствие цензуры и прочих рогаток и заслонов советских времен имеет и свою оборотную сторону. И вот уже за Интернетом многим мерещится образ сточной канавы, а для того, чтобы издать книгу стихов, нужны и не только связи и знакомства, но прежде всего деньги. А вот их-то, конечно, у большинства молодых, начинающих авторов, особенно из провинции, хватает в лучшем случае лишь на "хлеб насущный". "Смотреть на жизнь с оптимизмом", как того хотела бы Римма Казакова, многим молодым авторам становится все труднее. И если пристально вглядываться в их стихи, а тем паче в прозу, станет видно, как в хрупком составе бытия различаются железные скрепы преждевременной опытности, некой трезвой осведомленности об "изнанке" или "правде жизни". А вектор творчества большинства молодых направлен в сторону улицы, социального дна, что вполне совпадает с "массовой тенденцией наших дней". Вот, например, рассказ восемнадцатилетней девушки из небольшого подмосковного поселка Анны Маранцевой. Не по возрасту глазастая, видящая, а главное, знающая жизнь в ее наиболее омерзительных, пошлых и жестоких проявлениях, героиня рассказа побирается на улице потому, что не хочет ни перед кем "лебезить", ей противны любые попытки приспособиться к бесчеловечному, с ее точки зрения, обществу. В итоге уязвимый, ранимый и тонко чувствующий человек остается один на один с бомжами, наркоманами, алкашами... Находясь в позиции подобной "попрошайки", пытаться "летать крыло к крылу" со своими сверстниками становится просто невозможно. Для Анны Маранцевой, как и для многих других молодых авторов, шаткость настоящего, неопределенность будущего, чувство потерянности и безгласности дают мало поводов для радости и легкости бытия, свойственных юному взгляду на жизнь. Непознаваемость мира сводится для них к пониманию его глубокой враждебности отдельному индивиду, особенно когда речь идет о социуме. Для 16 - 17-летней девочки он подобен мчащемуся на человека поезду, который невозможно остановить, от которого можно только бежать, или водовороту, из которого невозможно вырваться: "Меня захлестывает разноцветная толпа и несет куда-то по течению. Пытаюсь выбраться... Я мечтаю стать невидимкой, чтобы никому не мешать, или на худой конец превратиться в голубя: они умеют летать, и их кормят хлебными крошками на халяву... Отстаньте от меня, пожалуйста. Пожалуйста, не трогайте меня..." Оптимизмом, а тем более детской наивностью преждевременная опытность не чревата. Она чревата отчаянием, страхом голода, боли, унижения - всеми теми "элементарными частицами" бытия, которые с незапамятных времен жили в человеке вместе с надеждой на грани ее утраты. Оказывается, что в условиях "дикого капитализма" "летать крыло к крылу", оставаться "исполненными достоинства" и "жгучей потребности заглянуть в сокровенные глубины человеческой души" становится все тяжелее и болезненней. Так что обольщаться не стоит - создать "свою среду общения" сродни, скажем, среде времен Серебряного века сегодня практически невозможно. "Воздух свободы", увы, оказался горек: "Отравлен хлеб, и воздух выпит", - а молодежь, особенно не столичная, живет тревожно, бедно, растерянно и, в общем, страшно. "Под собою не чуя страны", не чувствуя под ногами той культурной питательной почвы, что хранила и давала опору несравненно далекому поколению начала ХХ века, молодые писатели и поэты действительно ощущают на плечах "тяжелую шубу современного жизнетворчества". Еще сложнее тем, кто по воле судьбы провел свое детство и юность в республиках бывшего СССР, опыт жизни в которых за последние пятнадцать лет еще долго будет взывать писателей к своему объяснению и оправданию. Пример тому - повесть молодого писателя из Вологды Антона Янковского "Австралийский связной" о мальчиках из киргизского города Фрунзе, ставших жертвами гонений на русских в городе. Перед читателем - непосредственный опыт автора. И опыт этот сводится, в сущности, к страху: перед "ухмыляющимися выродками", обшаривающими карманы, перед трупами русских людей на рынке, рокочущим гулом антирусских демонстраций, избиениями, насилием, мародерством, предательством... Испытать подобное в десяти-двенадцатилетнем возрасте дается не каждому, и не каждый способен выбраться целым и невредимым после подобных психологических и физических травм. Как минимум человек рискует начисто потерять чувство юмора, которое неслучайно в последние годы медленно, но верно испаряется, утекает из современной жизни, а вкупе с ней и из молодой русской литературы. В лучшем случае остается жестокая ирония, горькая усмешка... И "Пролог" - очередной тому пример. Разве что блеснет порой "немного солнца в холодной воде", как, например, в рассказах 21-летней Ольги Шевченко из Уфы... Немного "смягчает нравы" и природа, с которой у молодых, как, впрочем, и у их "старших товарищей", разговор особый - с привкусом светлой печали, тоски о лучшем и несбыточном. Но и природа не спасает человека от одиночества, а деревни - от вымирания и запустения. "Андрей-заика оглядел поселок, будто после налета вражеской авиации, у большинства домов крыши провалились, в заборах ни одного целого пролета, травища лезет из пустых окон. Недолго он еще простоит, пропадет, как пропала Кереть, как заросли богатые покосы по тайге, не осталось даже названия от деревни на Крестовом озере, как мертвые киты, лежат по всему побережью остатки деревянных рыбацких судов, белея красивыми обводами..." ("Сон-остров", Илья Кочергин). Вот она - красота увядания, печаль о пропадающем граде Китеже, нелицеприятный и открытый взгляд на происходящее, будто затуманенный слезами и в то же время лишенный всяких иллюзий. К слову говоря, добрая половина авторов "Пролога", судя по их кратким биографиям, имеют, грубо говоря, "богатый жизненный опыт" - от той же попрошайки до службы в погранвойсках. Как, например, Илья Кочергин, 30-летний автор "Сон-острова". Его "послужной список" говорит сам за себя: "...работал уличным дистрибьютером, дворником, на реставрации Свято-Данилова монастыря, в Макдоналдсе, в библиотеке, на почте, в геологических экспедициях, в издательстве, в иконной мастерской, в китайской экспортно-импортной компании..." А многие из 20 - 30-летних участников журнала влились после всех перипетий в ряды студентов Литературного института, где, собственно, их и взяли под крыло организаторы проекта в надежде способствовать "формированию" нового поколения русских писателей и поэтов... Кстати, о стихах, опубликованных в "Прологе" (их значительно меньше, чем прозы). Сами по себе, как эстетический факт, они дают мало поводов для разговоров о "новом статусе поэзии" - по сути, это, конечно, не "поэзия XXI века", а продолжение тенденций, которые наметились во второй половине ХХ. Особенно - склонности к прозаизмам, бытописательству, описательности - неизменных спутников "трезвого", вплоть до циничного взгляда на жизнь, иногда полезного для прозы, но зачастую противопоказанного для поэзии. Порою кажется, что наше время вовсе чуждо "выпрямительному вздоху" поэзии, и к нему как нельзя лучше подходят слова Эразма Роттердамского: "Обучаться поэзии в те времена считалось великим паскудством". Но не тут-то было: стихи писать не перестают, правда, все чаще приговаривая при этом, что поэзия становится "частным делом". Может, в этом и заключается ее "новый статус"? Но когда читаешь стихи какой-нибудь 20-летней девушки и чувствуешь в них попытку прорвать плотную ткань нашего приземленного быта и глотнуть свежего воздуха преображенного поэзией мира, понимаешь, что действительно не все потеряно. И чудо еще возможно... Также в рубрике:
|