В ожидании Годо под иссохшим деревом

Выживет тот, у кого есть несиюминутная цель

Римма КРЕЧЕТОВА

Иногда трудно поверить в собственные воспоминания: они кажутся жуткой социальной фантастикой в духе Джорджа Оруэлла.

Еще так недавно в нашем театральном деле царило продиктованное ему однообразие. Структура любого творческого коллектива была уподоблена структуре обычного советского учреждения с его жесткой иерархической системой.

Была унифицированная модель.

В провинции господство ее оказывалось абсолютным. Лишь в столицах самые яркие, уже ставшие всемирно знаменитыми режиссеры могли добиться некоторой доли самовластья. Разумеется, лишь внутри собственного театра. Так работали Георгий Товстоногов в БДТ, Юрий Любимов на Таганке, Олег Ефремов в "Современнике". Но даже Анатолию Эфросу завоевать формальное лидерство на Бронной (неформальным лидером он, конечно же, был) трагически не удавалось.

Бесконечные дискуссии тех лет о принципах формирования труппы, о том, кто "главнее" - директор или главный режиссер, вспыхивавшие то и дело, служили простым декоративным элементом. Все равно всех главнее были "инстанции", а для них милее (то есть управляемее) оказывался непременно директор.

Не случайно в те времена директором театра мог стать любой "номенклатурный товарищ", до того уже руководивший (часто неудачно) чем-либо (баней ли, рынком ли, трестом ли), а значит - проверенный, свой. Специального театрального управленческого профессионализма тогда не требовалось. Впрочем, по-настоящему его, пожалуй, у нас и не существовало. Зачем, если все предопределено...

Теперь все коренным образом переменилось. Мы даже по- настоящему не отдали себе отчета, до какой степени коренным. Внезапно обрушившаяся на театры вожделенная свобода, в том числе и от покрывавших все расходы дотаций, перерисовала решительно "картинку" российской театральной действительности.

Одинаковости как не бывало.

Театральные коллективы начали возникать, переформировываться, менять структуру и статус в зависимости от реально складывающихся обстоятельств и - от реального "человеческого фактора". Принципы организации театрального дела стали пестрыми и все допускающими.

В когда-то пустынном, спокойном пространстве между академическими и неакадемическими гигантами (сложившимися давным-давно и по прежним правилам) началось некое оживленное, раздражающее шныряние. А вместе с ним обнаружилась чья-то тоска по регламенту. В Москве даже комиссию организовали, чтобы решать - какому театру власти должны отказать в финансировании (инициатива эта не от чиновников, а из самой творческой среды!!!). Удивительно.

Процессы реальные оказались более гибкими, динамичными, чем наши законсервировавшиеся головы. Индивидуальный разум сегодня не справляется (приходится это признать) с переменами слишком быстрыми и неожиданными. А так называемый коллективный разум почему-то лучше организуется вокруг идей разрушительных. Все сильнее влияет отсутствие информации. Мы просто не знаем, что делается вокруг.

В прошлом Москва диктовала провинции, как и что ей играть. Преимущество столичного творческого бытия в доперестроечное время признавалось всеми и во всем.

Сегодня, когда сценическое искусство ищет соответствующую не только российскому, но и глобальному времени экологическую нишу, которая позволит удержаться среди новых видов творческо-технической деятельности, этот процесс адаптации в Москве менее заметен. И (на мой взгляд) менее разнообразен, как ни странно. Хотя здесь - многоголосье, суета, многоперсонность.

В столице (создается такое впечатление) театры "пожирают" друг у друга пространство, необходимое для настоящего размаха, свободы маневрирования, масштабных творческих поступков, выходящих за рамки не только одного спектакля, но и одного сезона.

А ведь (так мне представляется) именно в размахе, масштабе, несиюминутности цели суть сегодняшних ожиданий. Театр уже не может быть лишь инкубатором, где высиживаются яйца- спектакли. Социальными и экономическими процессами в обществе он вынуждаем выйти за пределы чистой эстетики, взять на себя как можно больше ответственности в самом широком смысле этого слова.

Каждый сезон убеждает нас, что приход новых художественных идей откладывается, и напрасно мы с тупой покорностью "ждем Годо" под иссохшим деревом. В то же время все чаще на программках самых рядовых, обычных спектаклей читаем: проект такого-то. Господи, как это смешно. Все равно, что проект борща или салата. Неужели у "проектантов" нет чувства юмора? Или они забыли историю собственной профессии? Даже ближайшую.

В ситуации послевоенной резко обновившийся мировой театр выдвинул творческие идеи, которыми живет до сих пор, потому что эстетические открытия сопровождались и стимулировались идеями более кардинального свойства, рассчитанными на длительные усилия. Это могли быть усилия в области чистого эксперимента, как у Гротовского с его знаменитой таинственной лабораторией, или как у Брука с его поисками интернационального сценического языка, его погружениями в далекие от Европы культуры Африки, Индии. Могли быть связаны с социальным присутствием театра в обществе. Вспомним хотя бы Жана Вилара, его стремление создать народный театр, вспомним практику выдающихся итальянских деятелей, чьи попытки вывести национальный театр из состояния одного из самых провинциальных театров Европы сопровождалось (вроде бы противоречившим такому намерению) движением расцентрализации, желанием приблизиться к самому широкому, неискушенному зрителю, работать на городских окраинах, в рабочих кварталах. С этой целью даже создавались переносные конструкции филиалов.

Широта и гуманная направленность работы, а не только чистое экспериментирование давали замечательный эстетический результат. Театр ведь не только искусство. Он странным образом зависит от реальной коллективной энергии. Своей собственной, внутренней. И - целого общества. В моменты переломов, когда обретается новое качество, такая зависимость ощущается особенно остро.

Понимание этой истины сегодня больше проявляется вне столицы. Началась, похоже, стихийная расцентрализация нашей театральной ситуации. Ведется повсеместный поиск - не в теории, а на самой практической практике - новых приоритетов, альтернативных источников финансирования, необычных форм организации коллектива и соотношения внутри театра художественных и административных властей. Происходит переосмысление места театра в системе города, общества, в кругу человеческих жизненных ценностей.

Всюду - проявление нестандартных подходов. Всюду можно натолкнуться на странные, прежде немыслимые, почти химерические образования. За пределами Москвы - словно снятое командой Кусто морское дно с его фантастическими формами симбиоза: кто-то прилипает к акуле, чтобы подобрать остатки ее обеда; кто-то не без выгоды заплывает в рот кита, чтобы выполнить там обязанности зубной щетки; кто-то таскает на собственном панцире актинию с ее отпугивающими щупальцами; а кто-то, не брезгуя ничем, в минуту опасности прячется в не самое привлекательное отверстие морского огурца.

Театр выживает, перерастая свой былой статус, становясь культурно-энергетическим центром города, меняющим сам окружающий климат.

В такой ситуации совершенно иначе выглядит былое противостояние: главный режиссер - директор. Роль последнего становится, особенно в нынешнее кризисное, безденежное для культуры время, все более сложной и во многом определяющей. Свободный рынок, создавшийся и в театральном деле, требует специалистов-организаторов высочайшего класса, знатоков новых управленческих технологий, сторонников новых концепций не только в сфере художественной, но и в чисто организационной. Сегодня директору театра надо быть социальным мыслителем, влюбленным в искусство экономистом- стратегом и профессиональным знатоком коллективного творчества. Такой директор вполне может встать во главе театра, определяя его более широкую, врастающую в социум, а не только художественную программу.

Сегодня, приехав в город и обнаружив, какое место в нем занимает театр, легко предсказать тип возглавляющего его директора. Либо это человек современный, умеющий видеть ситуацию в целом, либо - осколок нашего театрального прошлого, директор-монстр, живущий коротенькими административными заботами да изощренными интригами. Таких, к сожалению, много. Они-то и подрывают престиж директорской профессии в глазах критики.

Но есть уже и другие модели.

Вот один из примеров. Новосибирский молодежный театр "Глобус". Его нынешний, безусловно, высокий творческий уровень создавался согласными усилиями двух "начальников": художественного руководителя Григория Гоберника и директора Марии Ревякиной. В прошлом сезоне Ревякина осталась одна (что делать, союзы, даже самые удачные, порой распадаются). И вполне справилась не только с текущими проблемами (финансирование, стратегия сезона, руководство внутренней жизнью театра и т.д.), но и выдержала гигантские перегрузки Международного Рождественского фестиваля, проведенного (очень удачно!) в Новосибирске уже второй раз.

Ревякина вкладывает в дело энергию, способности, любовь к профессии и - современные знания. Она стажировалась в Америке и теперь реализует на практике приобретенный там и соотнесенный разумно с нашей действительностью опыт. Она не восприняла пребывание "за бугром" как оплаченную из чужого кармана приятную туристскую поездку, что, к сожалению, присуще немалой части наших стажеров.

Казалось бы, жить да радоваться. Ан нет! В настроении директора улавливается некое сомнение, почти виноватость. А в ожиданиях местной критики, окружающей "Глобус", - жажда появления кого-то на посту главного режиссера.

Директорский театр у нас до сих пор под сомнением, он вроде бы в чем-то ущербен, принципиально противозаконен. Во главе художественного процесса должен, дескать, стоять обязательно художник.

Наверное, должен. Но художник, способный определить не просто репетиционные будни театра, но и его эстетическую перспективу, его соотнесенность с настроением зала. Не поверхностную (хотите, мол, развлекаться - развлечем, хотите поплакать - и в этом пойдем вам навстречу), а в самом тайном, сущностном, лишь искусству открытом смысле. Так, как это было в мировом (и нашем) театре в его послевоенный блестящий период.

Театру нужен не режиссерский диплом, а личность в высшем (не только творческом) смысле этого слова. Но где ее взять? Ведь и в самый пик театрального расцвета таких все равно единицы. На огромную Россию не хватит. Значит, главным режиссером в большинстве театров станет?.. Я упомянула директоров- монстров. Но сколько пришлось повидать монстров-главрежей - трудно сказать-перечислить. А "творческий" монстризм бывает пострашнее директорского. Он замешан на соперничестве, на боязни за свою репутацию, на острейшей ревности к труппе и прочее, прочее, прочее.

Сегодня нам стоило бы отбросить лукаво навязанные когда-то схемы. Избавиться от зомбированности и признать, что с одинаковым правом руководить театром могут как режиссер, так и директор. Все зависит от того, кто из них кто. Что модель не одна, их огромное множество. Каждый случай - конкретен. Мы еще даже не знаем, какие сюрпризы припас день грядущий. В ситуации нынешней нас должен заботить директорский корпус: от его уровня, профессионализма, современного подхода к вещам, зависит в это трудное, интереснейшее время и самое элементарное - выживание и художественный потенциал наших театров. Неразумно заставлять хорошего директора смущаться лишь потому, что он прекрасно справляется с ситуацией без художественного руководства. Не надо смотреть на директорское правление как на нечто антитворческое и двусмысленное.

Мы ведь этим мешаем им работать. Не только в провинции, но и в просвещеннейшем столичном Петербурге витает в воздухе проблема директорского театра. Ждут, когда появится главреж в Александринке. И не важно, что дела у театра (тьфу-тьфу) идут хорошо, что с ним связано множество нестандартных и вполне удавшихся акций (чего стоит юбилей "провала" "Чайки", объединивший международную конференцию, фестиваль, выставки...), что именно директору Георгию Сащенко пришла в голову светлая мысль превратить стандартную литчасть в научно-литературную, в некий интеллектуальный штаб, связавший воедино академический театр и театральную академию, готовящую новые кадры для будущего. У александринской ситуации "как она есть" наметилась безусловная перспектива. Так зачем ждать, чтобы она превратилась в другую, ту, что принято почему-то считать обязательной и непременной?

Ну ждите, ждите.

Мы ведь тем и отличаемся, что всегда чего-нибудь "ждем-с"...

ТЕАТР

• В ожидании Годо под иссохшим деревом
  Выживет тот, у кого есть несиюминутная цель
• Карьера экономки
  "Бешеные деньги" А.Островского в Малом театре
• Заповедная территория
  "Портрет мадонны" в Театре "Около дома Станиславского"
• Стою перед вами, простая английская леди
  "Верная жена" С.Моэма в Театре имени Гоголя
• ВЯЧЕСЛАВ ШАЛЕВИЧ: "Революцию делать не собираюсь"