ФЕРНАНДО АРРАБАЛЬ: "Меня устраивают свобода и равенство"

Беседу вел Дмитрий САВОСИН

Ф.Аррабаль

"А вы знаете, что у истоков дадаизма стоял Ленин? Нет? Вот как это было. Однажды в начале прошлого века он сидел вечерком в парижском кафе. И вот туда зашел Тристан Тцара, еще только начинающий поэт-скандалист. Он был почти голый - в одних прозрачных покрывалах, и начал исполнять танец живота.

Шокированная публика закричала: non, non, non! И только Ленин радостно крикнул по-русски: да, да!.. Это так понравилось Тристану Тцара, что он назвал себя дадаистом. Не верите? Я всего лишь рассказал вам историю, а вы уж думайте, вычитал я ее где-нибудь или придумал, чтобы вас развлечь", - под общий смех и аплодисменты собравшихся в Тургеневской библиотеке поклонников своего творчества заключил Фернандо Аррабаль.

Шутка вполне в духе Аррабаля - знаменитого испано-французского писателя, драматурга и кинорежиссера, приехавшего в Москву, чтобы встретиться с читателями: в издательстве "Текст" вышел его роман "Красная мадонна" и готовится к выпуску второй - "Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата" (оба в переводе Н.Хотинской). Этот невысокий испанец в черном, со знаменитой седеющей бородкой и мягкими голубыми глазами, пользуется в Европе, как в свое время и Тристан Тцара, славой скандалиста, - при этом говорит, что ненавидит скандалы. Впрочем, он яростно утверждает и другое - что он вне политики и политика ничуть его не интересует, а ведь его жизнь связана с политической историей второй половины ХХ века трагически неразрывными узами. Сын арестованного в годы франкистской диктатуры офицера, он уехал во Францию, там учился, начал свой творческий путь романиста и театрального драматурга, а когда вернулся, сам был арестован, и только открытое письмо Франко, подписанное в 1968 году Франсуа Мориаком, Сэмюэлем Беккетом и Эженом Ионеско, спасло его от расправы. Он - автор огромного количества пьес, семи фильмов, нескольких романов, он один из тех знаменитых основателей театра Пана - имена его друзей Алехандро Ходоровски и Роланда Топора давно стали культовыми для нового поколения современной российской интеллигенции, обожающей "Святую кровь" Ходоровски и мультипликационную историю маркиза де Сада, снятую Топором. И только Аррабаль по сей день широкой публике практически неизвестен. В советские годы наша критика (то есть немногие счастливцы, имевшие возможность познакомиться с творчеством одного из ярчайших представителей западной культуры последней четверти ушедшего века) высокомерно поругивала его за модернистскую эстетику.

Поистине поразительно, как слова преуспевавших в 70-е годы советских искусствоведов перекликаются с уничтожающими определениями, которые выносила в те же самые годы творчеству Аррабаля франкистская цензура! А во Франции, ставшей его второй родиной, писателя называли Гойей в кинематографе и Сальвадором Дали в литературе... Мастер эпатажа, чье творчество всегда вызывало споры. Аполитичный пророк и мудрец (на мой вопрос о его отношении к событиям 11 сентября Аррабаль только рассмеялся: "Ах, вы про это? Давным-давно я написал роман - там в конце в высоченную башню попадает молния..."), и, что ни говори, он - ярчайший политический сатирик, которого ненавидел сам Франко. Страстный поклонник Набокова, Кафки и Джойса, гуманист и философ из той плеяды, к которой принадлежали Ионеско, Беккет и Сартр, Фернандо Аррабаль, как истый человек театра, никогда не совпадает с самим собою. За веселой историей "на публику" следует сложнейший философский монолог. И вдруг - неожиданное признание: "Эти интервью полезнее мне, чем журналистам. Вам может показаться, что я абсолютно уверен во всем, что говорю. Это не так. На самом деле я постоянно во всем сомневаюсь. То, что я говорю, не нужно воспринимать как определения. Я назвал бы это церемонией сомнения, сомнения в своей правоте, которое является, к сожалению, сутью всей моей жизни".

Итак, первый вопрос Фернандо Аррабалю:

    

- Вот вы в России. Что вы можете сказать тем, кто двадцать пять лет назад жестко критиковал ваши произведения с позиций советской цензуры?

- Я написал огромное количество пьес для театра, маленьких и больших. Целых двадцать два тома за пятьдесят с лишним лет! Там можно найти пьесы на любой вкус - надо просто их прочесть и выбрать. Кстати, уже мой первый фильм имел большой успех у широкой публики. Это был фильм 1971 года "Да здравствует смерть", и должен сказать, что его успех был для меня большой неожиданностью, - картина очень трудна для восприятия.

    

- В истории новейшей российской литературы видное место занимает тема изгнанничества: Солженицын, Бродский, Аксенов... Вы тоже из "поэтов-изгнанников". Что общего между вами, писателями, лишенными родной земли, корней?

- Я вынужден был уехать из Испании - ведь Франко запретил мое творчество, мое имя, даже саму мою личность. И мы уехали. Но - в этом что-то загадочное - я часто вижусь именно с писателями-эмигрантами из разных стран. Например, с Миланом Кундерой. Я часто встречался с Беккетом, Ионеско, Адамовым. Все четверо - эмигранты. Да ведь и Пикассо тоже был эмигрантом! Кто-то из них принял чужое гражданство. Я его не принял. Но в нас только одно общее - мы чувствуем себя эмигрантами. Мы не французы, не испанцы, не парижане - мы все эмигранты. Нас лишили корней - но у каждого из нас есть ствол.

    

- Кундера ваш друг?

- Да, можно так сказать. Он написал обо мне три текста. Это было для меня очень важно. Сейчас во Франции успешно продается его новый роман "Незнание" - он написал его по-французски.

    

- Алехандро Ходоровски, Роланд Топор - о ваших друзьях по "паническому театру" российский зритель имеет представление, скажу даже, что знатоки и поклонники кино очень полюбили их произведения. Как был основан этот знаменитый театр Пана?

- О, это история начала шестидесятых. В ней мне видится что-то таинственное, необычное: авангард оказался так же готов принять меня, как и я готов был принять в себя авангард. С 1960 по 1963 год я состоял в группе сюрреалистов Андре Бретона. Там же были и Топор, и Ходоровски. Мы все втроем были очень "панические", вели себя "панически". Дело в том, что сюрреалисты запрещали дискуссии. У них не принято было спорить, обсуждать. Вообще я потом понял, что в сюрреализме есть много большевистского: они любят прямые линии, не признают полутонов. А мы приехали из стран, где так или иначе были диктаторские режимы. И вот мы основали эту группу "панического театра" - своего рода бунт против догм большевизма, Ватикана... Группа "панического театра" очень интересовалась наукой - например жизнью муравьев, пластикой металла, философией, новыми открытиями. В 1963 году мы ушли от сюрреалистов. Но - удивительное дело! - Октавио Пас незадолго до смерти сказал мне: "Именно эти три года были вашей настоящей школой мастерства".

    

- Герой вашего первого фильма "Да здравствует смерть" ищет исчезнувшего отца. Ни одна ваша биография, даже почти ни одна статья о вас не обходится без упоминания о вашем отце. Скажите несколько слов об этой истории, оказавшей на вас такое влияние...

- Мой отец был арестован и приговорен к расстрелу в первый же день Гражданской войны. Много лет спустя я пытался найти его следы и для этого приезжал сюда, в Москву, встретиться с Пассионарией в надежде найти имя отца в списках расстрелянных по приказу Франко. Но она не смогла мне помочь отыскать его следы, я так и не знаю ничего о его судьбе. Могу только фантазировать...

    

- В одном из интервью вы рассуждаете об уходящей "эпохе титанов", имея в виду политиков ХХ столетия. Вот "титаны" ушли. Каким вам видится будущее?

- Литература должна отвечать на те вопросы, которые прямо и четко ставит перед ней истина. Это впервые сказал еще Аристотель. Истина открывается в момент экзальтации, озарения. Есть даже такой философский термин - "иллюминация" (внезапное озарение, открытие истины). А вот Ницше предложил другую теорию: искусство - это маска, под которой необходимо спрятать истину. То есть истина столь страшна, что ее необходимо скрывать под маской изящного. Те, кого я называю титанами, - Сталин, Франко, Муссолини, - эти ужасные гиганты-диктаторы, придя к власти, хотели делать добро. Но в определенном смысле они оказались учениками Ницше. Мне же представляется, что в наши дни, когда происходит определенный ренессанс культуры и литературы, можно наблюдать отход от этой теории Ницше. А значит, культура вновь становится орудием "иллюминации", внезапного интуитивного озарения, в котором открывается истина.

    

- Что вы думаете о чрезвычайно распространенной точке зрения, будто влияние литературы на общество сильно ослабело, если не свелось к нулю?

- Да, я знаю об этой точке зрения. И вправду - возьмите, например, последний номер самого влиятельного еженедельника во всем мире - нью-йоркского "Тайм": вопросам культуры там отведены только две страницы. Тридцать лет назад никто не мог подумать, что ведущие периодические издания мира будут уделять искусству так мало места: тогда в журнале "Экспресс", где я сотрудничаю по сей день, работали целых два театральных критика! (Фернандо Аррабаль - большой любитель шахмат, в "Экспрессе" он пишет не о театре и не о литературе, а анализирует шахматные задачи). Но культура не нуждается в журнале "Тайм". Да, сейчас мы переживаем момент, когда искусство словно бы оказалось в катакомбах. Оно не занимает видного места на полосах ведущих печатных изданий, но оно на пути к тому, чтобы изменить мир.

    

- У нас можно услышать и такую точку зрения: отсутствие свободы стимулирует художника к творчеству, к изобретению. Что вы думаете об этом?

- Безусловно, нет.

    

- Является ли свобода абсолютной ценностью для человечества?

- Французская революция была рождена двумя ценностями - Свободой и Равенством. Братства не было до тех пор, пока "гигант мысли" Робеспьер не заявил, что свободы и равенства недостаточно и надо создать нечто вроде религии - только поклоняться нужно не тому Богу, который был у человечества до сих пор, а богине Разума. И это объединит всех. Так было создано триединство: свобода, равенство, братство. Меня устраивают свобода и равенство. В той тайной лотерее, какой является жизнь, такие люди, как я, оказались в привилегированном положении. Свобода и равенство - это прекрасно. А вот братство - совсем другое дело. Понятие братства угрожает понятию свободы. Оно возвращает нас к истокам дадаизма, мыслям Сократа, рассуждениям Августина и теориям Ленина. Это их философией было братство. Но если бы оно могло реально существовать - не понадобилось бы придумывать ГУЛАГ.

КРАСКИ МИРА

• ФЕРНАНДО АРРАБАЛЬ: "Меня устраивают свобода и равенство"
• Ален Делон не станет стариком
  Актер снимается со своими детьми и смело смотрит в будущее
• Каллас навсегда
  Новый фильм Франко Дзеффирелли
• Благое дело под стук молотка
  Художники Германии - Дрезденской галерее
• Кубинцев на шоу не допустили
  "Лэтин Грэмми" прошел в Лос-Анджелесе
• "Банда Братьев" и другие
  Премия "Эмми"-2002