Главная | Форум | Партнеры  |
|
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 41 (7348) 10 - 16 октября 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
СобытиеСнес Курочкин яичко"Имаго. Pigmalionum". Павел Каплевич и марка Face Fashion ТЕАТРИрина АЛПАТОВА
Итак, драматург Максим Курочкин снес очередное яичко. Да не простое, а волшебное. По крайней мере этого ему очень хотелось. Снес не на пустом месте, а в мемориальном курятнике Бернарда Шоу, позаимствовав остов сюжета его знаменитой пьесы "Пигмалион". Высиживая, ожидал эффекта "имаго". Растерянные зрители теребили программку, пытаясь обнаружить там расшифровку этого загадочного слова. Курочкин же устами Генри Хиггинса озвучил его сам: это некое преображение, подобное тому, которому подвергается гусеница, превращаясь в бабочку. Применительно к сюжету "Пигмалиона" мысль выглядит достаточно тривиально. Ну да это мелочи. Беда в том, что даже сам великий ирландский провокатор и мистификатор Бернард Шоу, понаблюдав за этим "имаго", утратил бы все свое неистребимое чувство юмора. Потому что вылупилось из яичка нечто, плавно перетекавшее в ничто. Самодостаточная и агрессивная пустота, не просто хромающая в логических построениях, но и вовсе обезноженная. "Это что-то внутривенное?" - переспросил не разобравший смысла термина Полковник - Павел Деревянко. Ей-Богу, это так. Чем-то внутривенно-наркотическим агрессивно накачивается сегодняшняя наша антрепризная жизнь. Драматургия обращается в невнятное графоманство, где даже не стоит искать хоть какого-то смысла. Режиссеры упиваются формальным трюкачеством, тоже абсолютно самодостаточным. Актеры похожи на марионеток-попрыгунчиков, но вместе с тем даже на территории одного спектакля гуляют сами по себе. Художники по костюмам устраивают импровизированные дефиле собственной продукции. Что делать зрителю в подобной ситуации? Лучше бы, конечно, такое действо проигнорировать. Ну а уж коли занесло каким-то ветром - терпи и покорно жди конца. Впрочем, можно встать и уйти. Многие, кстати, так и поступили, несмотря на премьеру, Анастасию Вертинскую и изрядную цену на билеты. К финалу "Имаго" зрительный зал зиял внушительными пустующими провалами. Расслабиться и успокоиться не было возможности. В горле першило от дыма, который упрямо тянулся со сцены даже в антракте. Незатихающее звуковое сопровождение (композитор Олег Костров) выдавало аккорды, веселенькие мелодии, стуки, бряки, хлюпанье, вздохи и завывания. Серый с налетом "плесени" колорит лондонской свалки отдавал сыростью и гнилью (сценография Юрия Купера). В дыму угадывались силуэты "распятых" пугал, одно из которых при ближайшем рассмотрении оказалось Элизой Дулиттл - Анастасией Вертинской, отнюдь не цветочницей, а собирательницей окурков, весьма неряшливого вида. Со слуховой трубкой в руках пробегал профессор Хиггинс - Владимир Симонов, почему-то облаченный в откровенное белое балетное трико. Представлялся лингвистом, но смахивал на чокнутого энтомолога. Чем дальше, тем больше на сцене появлялось всякого рода насекомых - мухи, пауки, гусеницы, бабочки, в которых рядились обитатели спектакля, поставленного режиссером Ниной Чусовой. Дом мамаши Хиггинс (видимо, для вящего комического эффекта в исполнении Александра Гришаева) превратился в некий инсектарий с летающе-ползающими экспонатами. Ее супруг Джордж (Артем и Владимир Панчики) почему-то раздвоился на сиамских близнецов, к тому же в обличье стрекозы (эдакое чудо природы). Служанку Пирс (Алена Проданова) опутали ножками-щупальцами. Все это извивалось в стиле походки (или "поползки"?) кольчатых червей, о которых вещала преобразившаяся Элиза с английской булавкой в голове. Энтомологические сцены сменялись лингвистическими, научно-фантастического толка. Экзальтированный Хиггинс - Симонов конструировал нечто вроде "биологического репродуктора", для чего испытуемые усаживались на подобие электрического стула, послушно бились в конвульсиях и что-то потом вещали не своими голосами. Элизе - Вертинской тоже досталось по полной программе. Явилась же она в дом профессора в виде весьма экзотическом - в узбекской тюбетейке с сотней косичек, напевая при этом что-то вроде: "На-на-на, на-на-на, хлопок собирала". А потом... Но не хватит ли описаний? Подобных самостийных эпизодиков и сценочек было более чем достаточно, всех и не упомнишь. Да и не надо. Может быть, более опытный режиссер и справился бы с такой рвущейся в клочья пьесой, увязав начала и концы, Нине Чусовой это явно не удалось. Впрочем, приманка для публики была одна и достаточно мощная - Анастасия Вертинская, вернувшаяся в театр после более чем десятилетнего перерыва. Актриса-легенда, актриса-звезда, с превосходным и гармоничным балансом красоты и таланта. Вероятно, ей казалось, что возвращаться в нормальный репертуарный театр, хоть в тот же МХАТ, - дело весьма банальное. К тому же в свое время она достаточно резко говорила о своем неприятии такого театра в его тогдашнем состоянии. Сыграть, скажем, Аркадину или еще раз чеховскую Елену Андреевну - кого этим удивишь? Хотелось, видимо, чего-то свежего, незатертого, оригинального. Понять можно. И упрекать опытную актрису и умную женщину в промашке с выбором вряд ли деликатно. Но видеть ее в подобной поделке лишком обидно. Между тем Вертинская парадоксальным образом не растеряла в этом спектакле ни своего таланта, ни темперамента, ни эмоциональности. Что, согласитесь, могло бы случиться за годы простоя. И выступила идеальной исполнительницей режиссерской воли. Хотя вернее было бы сказать, прихоти. Но что ей приходится делать! Ну, например, справлять малую нужду под пикантное журчание и последующий спуск воды из сливного бачка. А диалоги? Право же, стоит расстаться с несколькими сотнями рублей, чтобы послушать, как Элиза - Вертинская и мамаша - Гришаев в каком-то дощатом сортире обсуждают анатомические особенности мужских и женских особей: "У нас - дырочка, у них - кручок" и т.п. Причем мамаша, имеющая взрослого сына, остается столь же наивной в вопросах физиологии, как и выросшая на свалке Элиза. Ну и нравы в Британском королевстве, позавидуешь. А в финале неизвестно откуда вдруг прорвался пафос, да какой. Любовь, также гуляющая сама по себе. При том, что про Хиггинса - Симонова как-то все давно забыли, и в забавах инсектария он участия не принимал, попросту выпав из течения действия. Но о логике, вернее, ее отсутствии, смотри выше. Элиза - Вертинская, выйдя на авансцену, блистательно и с полузабытым ныне чувством произнесла единственный пристойный здесь монолог о ностальгии по свалке, читай: по прежней жизни. Звучало почти как: "Я - чайка. Нет, не то..." Ох, не то. И что ностальгировать, на "свалке" она и оказалась. Весьма, впрочем, элитарной, с участием и подающего надежды режиссера, и популярных дизайнеров, и замечательных актеров. Каждый сам по себе талантлив и хорош, слов нет. Но, как говаривал старина Шекспир: "Из ничего не выйдет ничего". И кажется, что это не головку Элизы пронзили громадной английской булавкой, а саму Вертинскую безжалостно пришпилили к стене глухого тупика. Ну нерачительные мы люди, что там говорить. Такой талант - и в инсектарий. А для последнего лучшее средство - "Фумитокс". Также в рубрике:
|