Страшные сны зрителя

Закрылась 50-я Венецианская биеннале

Сергей ПОПОВ
Венеция - Москва

П.Пиви. Без названия. 2003 г.

Что такое биеннале?

Отдых в Венеции - все равно что работа. Каждый спешит посмотреть "по максимуму". Бегущий турист встречается гораздо чаще, чем прогуливающийся. У всех на лицах выражение озабоченности: в городе-музее гораздо больше искусства, чем вообще возможно посмотреть. А раз в два года, с июня по ноябрь, - еще и современного.

Тяжела работа художественного критика. Необходимо посетить около пятидесяти выставок в разных местах города, некоторые из которых масштабов поистине циклопических, - чтобы представить себе во всей полноте красоты современного искусства на юбилейной биеннале, главном событии в сегодняшнем арт-мире. Это при том, что добрая треть дополняющих биеннале выставок закрылась еще в сентябре.

Биеннале - небольшая модель если не жизни, то во всяком случае жизни искусства: хватает и живописи, и видео, и инсталляций; и визуального, и вербального; и философской рефлексии, и экзистенциальных драм, и эротических грез; и "социалки", и "расслабухи". Пожалуй, мало того, о чем можно было бы говорить с использованием прилагательных "духовный" или "спиритуальный". Но так, наверное, и должно быть. Мир сейчас "не в духе". Метафизику поминать не принято. Крайне допустимая граница лирического высказывания на выставке такого масштаба - метафора. Несравнимо более востребованы следующие темы: глобализация, экология, терроризм, насыщение голодных и судьбы беженцев из третьего мира. При их перечислении возникает чувство, что читаешь очередной выпуск ежедневной газеты или смотришь новостной ролик по телевидению. Так оно и есть: утром в газете, вечером - в куплете. Искусство-то актуальное. И зрителя это устраивает. Иначе не выстраивались бы такие очереди перед входом на основные выставочные площадки. А общее число публики на подобных выставках измеряется не десятками - сотнями тысяч.

Из серии видеоинсталляций "Антитеррор". 2002 г.

Что конкретно?

Тема нынешней биеннале, возглавляемой одним из ведущих в мире кураторов Франческо Бонами, сформулирована пространно: "Диктатура зрителя. Мечты и конфликты". Подвести под это можно все, что угодно. Главное - с размахом. И размах действительно впечатляет. Сады с тридцатью национальными павильонами и основным, отведенным под самое важное кураторское высказывание - выставку "Отступления и революции", в рамках которой Бонами собрал самых авторитетных художников - Дэмьена Херста, Мэтью Барни - вместе с почившими классиками типа Энди Уорхола. Арсенал - бывшие оружейные склады километровой протяженности и полтора десятка метров высотой, поделенные Бонами с еще семью кураторами, собравшими своеобразную "выставку выставок". Музей Коррер, где была показана ретроспектива "Живопись 1964 - 2003. От Раушенберга до Мураками" всего из сорока работ, по одной от каждого автора, но каких! Сплошной пантеон классиков: Джаспер Джонс, Фрэнсис Бэкон, Герхард Рихтер, Ансельм Кифер... Кроме этого, по всему городу были разбросаны десятки национальных и дополнительных экспозиций самого разного содержания. Всего - свыше четырехсот авторов. Вот только искусства впечатляющего, надолго запоминающегося во всем этом многообразии - невеликий процент.

Су Мей-Це. "Эхо". 2003 г.

"Достойно есть"

Жюри биеннале призы распределило вполне справедливо, к ним остается только присоединиться: павильон Люксембурга, безусловно, заслуживает не только награды, но и самого искреннего восхищения. Его автор Су Мей-Це, китаянка по происхождению, показала видеопроекцию с девушкой (автопортрет), играющей на виолончели в неземной красоты пейзаже с горами, где звуки инструмента отражаются эхом с разными интервалами. Завораживающе просто и экологично. Вообще инсталляции такого рода, объединяющие все искусства, наиболее удачны на выставке. Например, "Вопросы" Питера Фишли и Дэвида Вайсса, получившие Гран-при за лучшую работу: на стенах затемненной комнаты один за другим появляются и медленно тают вопросы на разных языках - от бытовых до философских. Впечатляет израильский павильон: художница Михал Ровнер отобразила судьбу своего народа, да и человечества в целом в инсталляции "Оставшееся время", по стенам которой шагают в никуда бесконечные цепи человеческих силуэтов. Швейцарским художникам Йоргу Ленцлингеру и Герде Стайнер отвели один из храмов в черте города для создания настоящего "парадиза": с потолка до уровня зрителя спускались гирлянды цветов, ветвей и птичьих перышек. Искусственных.

Э.Булатов. "Нью-Йорк". 1989 г.

Это лучшие, но не исчерпывающие примеры: встречаются и новые слова в живописи (Гленн Браун, Великобритания), дикой популярностью пользуется биоморфная силиконовая скульптура несуществующих зверушек работы австралийки Патриции Пиччинини. На схожую тему высказался и Дэниэл Ли (Тайвань) в проекте "Происхождение": при помощи цифровой анимации первобытная рыба органично превращается в человека. Его же "Manimals" ("Человекозвери") демонстрируют устрашающие портреты вампирических креатур, наоборот, созданных из человеческих лиц. А грек Аспассио Харонитаки показал фотографии людей, тела и лица которых поросли шерстью, - среди них можно было узнать Луиз Буржуа, знаменитую художницу, чьи скульптурные пауки украшали в прошлом году Эрмитаж.

Другие авторы колдуют со светом, то бьющим по глазам, то обесцвечивающим пространство. Кажется, в моду входит необарокко, в самых разных ипостасях встречающееся в павильонах. Но единой тенденции не проследить никак. То ли кураторы не пожелали ее обнаружить, уступив юбилейной политкорректности биеннале и раздав "всем сестрам по серьгам", то ли ее просто нет.

П.Пиччинини. Из серии "Мы одна семья". 2003 г.

Русские тиффози и папарацци

Название одной из картин, представленных в павильоне России (проект "Возвращение художника", куратор Виктор Мизиано) Константином Звездочетовым, вполне способно послужить ключом к месту русских художников в пространстве мирового искусства. Вроде бы и стараемся перевести все наши реалии на доступный для иностранца язык (в данном случае - итальянский), ан нет - все равно не понимают. И Звездочетов, и Виноградов с Дубосарским, и Братков в поисках национальной идентичности и узнаваемой манеры высказывания оказались практически "закрытыми" для европейского зрителя. В безусловном выигрыше остался Валерий Кошляков: его инсталляция о Москве из ободранного гофрокартона впечатляла живописностью и энергетикой настолько, что многие признавались - это лучшее из увиденного на биеннале. Памятник не только столице, но и метафора ушедшего века.

Наших задействовали еще в нескольких проектах: словенский куратор Игорь Забел показал Андрея Монастырского, Юрия Лейдермана, видео молодых Виктора Алимпиева и Мариана Жунина. У Забела самая скучная выставка на биеннале, но зато самая информационно насыщенная, серьезная. Восковые скульптуры Олега Кулика - впервые в полном составе - заняли центральное место на выставке "Absolut Generations", версия которой была показана на последней "Арт-Москве".

Очень важным, но незамеченным никем из русских журналистов оказалось присутствие одной работы Эрика Булатова на живописной ретроспективе в Музее Коррер. Наш современник - в ряду величайших, давно признанных художников планеты - повод для гордости. Но триумф портит "объяснительная записка" возле работы, в которой говорится, что Булатов - ведущий представитель социалистического реализма, который (реализм) занимался деконструкцией коммунистических мифов. Каково? И, пожалуй, этот "текстик" дает представление о восприятии нашего искусства на Западе больше, чем все попытки описать его "изнутри".

С чем это едят?

По поводу искусства, представленного на биеннале, написана тьма текстов. Помимо массивного 600-страничного сводного каталога, практически о каждом национальном павильоне издан отдельный каталог, иногда также весьма впечатляющих объемов. У англичан, например, он аж в трех томах, да еще в футляре: так роскошно зафиксированы живопись и инсталляция на африканскую тематику Криса Офили, одного из героев "брит-арта" последних лет. У русских, к слову, каталожек тощенький, зато прилагается СD-rom. Пояснительная информация, может быть, не в таких количествах, но требуется определенно: понять большинство произведений искусства без специальной расшифровки не представляется возможным. Возле каждой работы повешен текст, в котором внятно излагается, что художник имел в виду, и зритель сам выбирает способ просмотра километров шедевров: либо равнодушно скользить взглядом по всему выставленному, не вдумываясь в смысл, либо вчитываться в кураторские экспликации, от которых через час начинает рябить в глазах куда сильнее, чем от искусства. Какая уж тут "диктатура зрителя"! Человек непосвященный в такой ситуации вынужден хвататься, как утопающий за соломинку, за общие фразы кураторов - о "системности", "идентичности", "саморепрезентации", "интердисциплинарности" и "транснациональной дискурсивности". Биеннале вправе быть переименовано: "Диктатура куратора. Страшные сны зрителя".

Так, в начале Арсенала публика проявляет энтузиазм, охотно отсматривая все видео от начала до конца. До пятой выставки доходят уже не многие: скучно. До последней, "Станция Утопия" (ее собирал один из модных молодых кураторов Ханс Ульрих Обрист) - и вовсе единицы. Чем дальше, тем беднее, мусорнее и мельче становится искусство, тем сложнее вообще распознавать его в экспонированных предметах. Брезгливость постепенно начинает вызывать уже не только искусство, но и причины, его породившие: ну да, плохо живется, но сколько же можно об этом твердить? Не лучше ли противопоставить этому какой-то ясный продукт?

Выводы

Юбилей - повод поразмышлять о пройденном пути. Так и напрашивается сравнение с образцами искусства первых международных выставок, проводившихся в Венеции сто с лишним лет назад (в ее двухгодичном ритме неоднократно случались перерывы). Эти полотна и скульптуры можно увидеть в постоянной экспозиции Галереи современного искусства во Дворце Пезаро. Кардинальная разница, если не полная противоположность, - налицо: тогда это были превосходные образцы салона, востребованное украшение стен аристократических особняков, сейчас - артефакты, над которыми порой ломают головы продвинутые критики. В чем проблема: в эволюции искусства или в эволюции его восприятия?

С другой стороны, все лишь фиксируют поверхности, фактуру жизни, но никто не ищет смысла, глубины. Именно за это, как кажется, мировое сообщество и платит огромные деньги крупнейшим кураторам.

Поскольку искусством давно уже стало все, что можно, то, по сути, такие регулярные международные мегавыставки повествуют о его судьбе. Видео нашего бывшего соотечественника, эстонца Яна Тоомика (а эстонский видео-арт славится по всему миру), служащее введением к одной из выставок, курированных самим Бонами, прочитывается в качестве многозначной метафоры искусства. Журналист берет интервью у эстонского художника, который поражен болезнью Паркинсона, но продолжает писать картины. Он рассказывает о смысле своей деятельности - смысле вопреки всем обстоятельствам. Его руки трясутся, слова повторяются, мысли путаются - такая речь не должна была бы убеждать, но тем не менее убеждает. Как бы само искусство в глазах всего "нормального" человечества походит на расслабленного, юродивого, маргинала, но несущего притом некую сверхценную весть обо всех нас, о мире.

Мысли на прощание

Венеция - действительно центр мира, этакая застывшая точка отсчета Европы Нового времени; место крайнего, острейшего сопоставления прогрессивного и традиционного. Это подчеркивается во многих проектах, уважительно ориентированных на "высокое прошлое". Молодое поколение архитекторов, например, вовлекается в проектирование изменений публичных пространств города (проект "Vivere Venezia"). Но, разумеется, даже если проекты будут реализованы, это все равно ничего не поменяет.

И не должно. Венеция - герметичный, абсолютно самодостаточный город. Она с равной легкостью все в себя вмещает и забывает обо всем после исторжения. Современному искусству в Венеции по-своему комфортно - как бабочке, вызревающей до поры в куколке. Оно помещается не в контекст клокочущего, как вулкан, мегаполиса, в котором искусство если и различимо, то все равно никогда нет времени на его просмотр, а, словно в пробирку, в этот вечно молодой, застывший в развитии город, где по-настоящему актуальны - и ныне и присно - лишь колокольный звон да шедевры Беллини, Тициана и Тинторетто практически в каждом храме. И фон этот - лучшая лакмусовая бумажка искусству современному, ибо лишь достойные авторы способны "вступить в реакцию" с "классикой нетленной" и вывести из нее нечто новое. И хотя бы преобразиться самим, учитывая то, что преобразить мир уже невозможно.

ПАЛИТРА

• Страшные сны зрителя
  Закрылась 50-я Венецианская биеннале
• Визит "Дамы в белом"
  Таганрогский музей в Третьяковской галерее
• ОЛЕГ ВУКОЛОВ: "Не смотрите на подушки свысока..."