Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 51 (7459) 30 декабря - 12 января 2004г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
ТеатрОна - генеральская дочь"Гедда Габлер" Г.Ибсена. Мастерская П.Фоменко Ирина АЛПАТОВА
Миндаугас Карбаускис, ученик Петра Фоменко, после окончания РАТИ в творческих связях с Мастером и его театром замечен не был, зато прочно обосновался в чеховском МХТ и родственной ему Табакерке. Спустя четыре года их пути все-таки пересеклись, поводом же к этому послужил спектакль "Гедда Габлер", некогда замысленный и исполненный в недрах РАТИ. То, что это своего рода ремейк, Карбаускис не скрывает - в программке указана дата гитисовской премьеры: декабрь 2000 года. Очевидцы того спектакля рассказывают, что дипломная работа выпускника Карбаускиса произвела определенный резонанс. Во всех смыслах положительный, продемонстрировав незаурядные способности будущего режиссера. Но сегодня, когда в творческом багаже Карбаускиса и "Старосветские помещики", и "Копенгаген", и "Лицедей", и "Дядя Ваня", и в особенности "Когда я умирала", единодушно признанный едва ли не лучшим спектаклем минувшего сезона, "Гедда Габлер" кажется передышкой. Возвращением в старательное ученичество, преддипломную осторожность, основанную на верном расчете. Что побудило молодого режиссера вернуться к поставленному некогда Ибсену? Вряд ли он настолько заматерел, что решил тиражировать прежние удачные постановки, как порой дружно поступают его взрослые именитые коллеги. Скорее всего, спектакль ему действительно чем-то дорог, а дорогим всегда хочется поделиться. Кстати, оказалось, что Карбаускис замечательно владеет фирменными навыками школы Фоменко, и его последний спектакль явно впишется в репертуар Мастерской. Он грамотен, строг, корректен, вполне психологичен и отмечен легким сарказмом по отношению к происходящему. Правда, у "фоменок" чаще в ходу ирония, но Карбаускис, как известно, более мрачен. Или "сумрачен", как привыкли определять его манеру критики. И все же главное, что отличает нынешнюю "Гедду Габлер" от прежних постановок режиссера, - это ее абсолютная замкнутость в стенах конкретного пространства. Его последние спектакли так или иначе смогли перешагнуть четкие границы сцены, в чем-то перекликались с сегодняшним человеческим мироощущением, будоражили чувства и нервы, заставляли размышлять. В общем, не заканчивались одновременно с финальными аплодисментам. Этот заканчивается, оставляя в памяти лишь красивую картинку. Написанную с учетом всех пропорций и законов жанра, но холодновато-безжизненную. Ибсен - драматург загадочный, смело мешающий реалии быта с прихотливыми символами, чутко улавливающий сиюминутные настроения умов и переносящий их в свои творения. Его произведения четко вписаны в его время. "Гедда Габлер" же просто вбита в него - с витающими в воздухе ницшеанскими соблазнами, декадентскими идеями противопоставления Красоты и прозы жизни, культа прекрасной Смерти и т.п. Вынь эту странную драму из временного контекста, и она превратится в набор разрозненных паззлов, из которых трудно сложить цельную картину. В спектакле Карбаускиса именно это и произошло. От "Гедды Габлер" остался только текст (бережно сохраненный в неприкосновенности), лишенный контекста. Здесь режиссер не рискует, не экспериментирует, не синтезирует эпохи и ничем не пытается помочь ставшим вдруг очень странными персонажам. Он просто грамотно ставит пьесу. Единственное, на что он отваживается, - это снижение романтического пафоса и приглушение страстей. Но от этого ибсеновская история становится вполне обыденной. Переходит в ранг частного случая, освобождая тем самым отведенное ей место художественного события. Красавице аристократке, генеральской дочери Гедде Габлер (Наталья Курдюбова) уготована роль дворянки во мещанстве. Символическое осознание собственной исключительности, иной высоты полета, уверенность в способности вершить чужие судьбы - словом, все эти ницшеанско-декадентские заморочки, которые у ибсеновской Гедды в крови, Гедде - Курдюбовой недоступны. Ей просто откровенно скучно в обмелевшем мещанском болотце с причитающей тетушкой Юле (Полина Медведева), с недалеким толстячком мужем Тесманом (Алексей Колубков). Она стыдится этого провинциального домика, вязаных домашних тапочек и корсета мужа, в который тот утягивает объемистое брюшко. Ее безумно унижают даже собственная некстати возникшая беременность и все эти посторонние щебетания, с нею связанные. Художник Владимир Максимов визуально выстраивает этот маленький, тесный, давящий замкнутый круг, составленный из изогнутых диванчиков. Гедда - Курдюбова, нервно постукивая ножкой, уединяется в нем с граммофоном и пахитоской. Порой падает на пол, а струйки дыма, лихорадочно поднимающиеся над кругом, намекают на то, что это, быть может, и не столь безобидная папироска. Зачем иначе прятаться? Добрячок муж готов на все, даже на то, чтобы спихнуть слегка надоевшую супругу в заранее подготовленные объятия пошляка и циника Бракка (Никита Зверев). Есть в этой пьесе персонаж, отчасти подобный Гедде, отчасти способный хоть на время примирить ее с неудавшейся жизнью. Талантливый ученый, отчаянный парвеню, бросающий вызов добропорядочному обществу, короче, Эйлерт Левборг. Но у Карбаускиса Левборг (Максим Литовченко) - такое же ничтожество, как и все прочие мужчины. Режиссер и впрямь стрижет их под одну гребенку, облачая в уморительно одинаковые полосатые костюмы. Разница лишь в росте и комплекции, но это мишура. Долговязый прилизанный очкарик Левборг - Литовченко давным-давно подпалил свои крылья и может быть интересен лишь глупенькой простушке Теа (Анн-Доменик Крета), но никак не "героине" Гедде. Что же остается? Бездумно и эгоистично мстить. Всем без разбора, просто так, без намеков на ибсеновские "высокие смыслы". Что, собственно, Гедда и делает. Картинно сжигает в граммофонной трубе рукопись Левборга, картинно протягивает последнему пистолет. Картинно в конце концов стреляет себе в висок, в очередной раз исчезая в недрах круга, откуда по-прежнему вырывается легкий дымок. А потом не менее картинно поднимается и, покидая диванный круг, свысока оглядывает опостылевшие интерьеры. Смерть как освобождение? Все верно, только далеко не ново. Вот, собственно, и все. Разве что можно присовокупить возглас, брошенный в сердцах случайной зрительницей: "Надо же, пакостница какая!" Также в рубрике:
|