Праздник общей беды

Нынешнее печальное положение критики - это расплата за абсолютную власть

ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ

Андрей ШЕМЯКИН

Хочу объясниться насчет моего нынешнего отношения к той части отечественной кинокритики, к которой, надеюсь, еще принадлежу. Это критика, судящая по произведению в первую очередь о внетекстовой реальности и рассматривающая экран как медиум жизни. "Форма" же есть система условностей, позволяющая так или иначе эту реальность опознать.

Тезис, который я попытаюсь развить, вряд ли будет принят с пониманием. Все последнее десятилетие кинокритика (любая) была на коне, пользовалась куда более существенным влиянием, чем даже в свой золотой век (60 - 80-е годы). Влияние это было осознано и провозглашено в 6-м номере "Искусства кино" за 1995 год. Именно тогда и стоило бы провести "круглый стол", почувствовать и предвидеть то, что может произойти. Но мы в основном почили на лаврах, оценивая "с позиции силы" крайне острую реакцию режиссеров на нашу работу.

Нынешнее печальное, чтоб не сказать катастрофическое, положение критики - это, с моей точки зрения, расплата за ту абсолютную и, главное, невозможную ранее власть, которую она получила в первой половине 90-х.

Это была власть Слова над объектом. Прокат рухнул, российские фильмы можно было посмотреть практически только на фестивалях, и, пожалуй, мало какой фильм имел шанс быть замеченным вне критического описания, точнее, почти не имел шанса вообще быть.

Партийной Власти, предписывающей критику заранее иметь только одно, зато непогрешимое и годное на все случаи жизни руководящее мнение, в этот период не наблюдалось. Давление же мнения общественного, при котором только и могут по-настоящему плодотворно работать критики с "направлением", стремительно падало. А фильмы, все еще готовые соответствовать традиционно-интеллигентским принципам общественной пользы, сходили на нет.

Теперь ситуация в корне переменилась. С одной стороны, отечественное кино возвратилось - в основном на телеэкраны. В том числе то кино, которое было создано в краткий период кооперативного "многокартинья", остроумно названный С.Лаврентьевым временем "Русского Бомбея". С другой стороны, стало понятно, что кризис проката лишь отдалил кризис критики как социальной институции.

Я убежден, что любой серьезный кризис, во-первых, имеет более давнюю предысторию, чем последнее пятилетие, и, во-вторых, кризис кинокритики в России - это одна из форм бытования кризиса культуры как таковой. Ее способности к рефлексии, к пониманию себя и других, одной из форм которой и является, на мой взгляд, критика. (Напомню высказывание Михаила Леоновича Гаспарова: "Филология - это служба понимания".) Соответственно и рецепты (сугубо гипотетические) не свести ни к оргвыводам, ни к оргмерам. И причины его - не внешние, а внутренние, хотя внешние причины послужили катализатором кризиса, и сильнейшим.

Сначала - ретроспектива, "флэшбэк" во вторую половину 60-х - время, сделавшее критику властительницей дум и подготовившее гуманитарный взрыв 70 - 80-х. А дальше пришла свобода...

* * *

Первое и главное отличие генерации критиков, начинавших в конце 50-х - начале 60-х, от пришедших в конце 70-х - начале 80-х годов - это тяга к универсализму и приоритеты "общественности". Критик тогда писал обо всем - о литературе, театре, кино, о нарождающемся ТВ. Он мог окончить ВГИК или филфак МГУ, ГИТИС или провинциальный вуз, пройти школу студийной редактуры или какого-нибудь издательского отдела, работать в журнале, газете или НИИ, но открывал он и осваивал по преимуществу "свое" искусство. То есть такое, которое должно было служить общественному обновлению. Впоследствии критическая масса "своего" искусства стала основанием демонстрации групповой общественной позиции. Кстати, сама возможность появления какой-либо групповой позиции помимо "положенной" бесила тогдашний официоз. Теперь, кстати, переименовав группу в "тусовку", уже сама многажды битая в свое время за альтернативность партийному начальству, критика 60-х переадресовывает подобные обвинения уже следующим поколениям.

Скажу в скобках - это хороший симптом. Значит, хоть в таком полулюдоедском виде, но восстанавливается преемственность поколений. Старшим положено ворчать и надеяться на воспитание своих маленьких двойников из нынешних студентов, хоть это, на мой взгляд, и малопродуктивно: любой матери известно, что хорошие дети - это непослушные дети.

До сих пор считается, что тогда же, в 60-е, идеологические штампы были преодолены индивидуальными стилями, и критик в конце концов (уже в 70 - 80-е) стал самостоятельным писателем, даже несколько отягощенным, на взгляд части критиков нового поколения, социальной озабоченностью.

Философ Ю.Н.Давыдов в статье "Зачем критик?" ("Литературное обозрение", 1980 год), открывший масштабную дискуссию, подчеркивал, что критики-шестидесятники (Л.Аннинский, Ст.Рассадин, И.Золотусский), по большому счету, не хотят служить никому - ни художнику, ни обществу. Они соблазнились ролью интеллектуальных романистов.

О том, что для этих критиков подобная исследовательская стратегия (а вовсе не только стилевая манера) стала единственной, позволявшей им хотя бы отчасти сохранять независимость, в том числе и от партийного диктата, автор статьи сказал лишь в подтексте. Намек, брошенный "проницательному читателю", вместо анализа причин и следствий подобных амбиций критики лишний раз свидетельствует о том, что выход в "интеллектуальную романистику" при исчезновении необходимости подтекста гарантировал методологический тупик. От него не спасало объявленное многими советскими паратеоретиками (от Б.Бурсова до М.Эпштейна) тождество критики и литературы, в том числе эссеизма как метода мышления Нового времени.

Однако попытки свести профессиональные критерии к упражнениям на темы нравственности оказались еще более соблазнительны, и традиционная для отечественной литературы и выросшей из нее критики моральная рефлексия в конце концов заменила "классовый подход", оставив на обочине всех, кто искал иные пути преодоления опостылевшей всем зависимости критики от идеологии.

1966 год ознаменовался выходом в свет трех книг. Это книга-манифест В.Демина "Фильм без интриги", где обосновывалось не просто направление, но поэтика целого кинематографа. Далее это критический дневник М.Туровской "Да и нет", где был дан не только пейзаж кино и театра эпохи "оттепели", но и осуществлена методология работы критика как писателя. Наконец, это монография Н.Зоркой "Портреты", где не только представлена формула взаимоотношений классиков и современников на десятки лет вперед, но и продуманы возражения желающим пересматривать историю кино в угоду очередной идеологической доктрине.

Все последующие исследования так или иначе тяготели к одной из вышеупомянутых форм критического высказывания (если не считать многочисленные промежуточные варианты).

Хороши ли наши принципы?

О них как-то не заходила речь, ибо был вопрос поважнее - как распорядиться дарованной сверху свободой? Поэтому сначала остановимся на ее непосредственных результатах.

Прежде всего критике предстояло передоверить ряд своих функций журналистике, оставив себе функцию эксперта. Именно так советовал в середине 90-х непоправимо рано ушедший Сергей Добротворский. Отчасти так он поступил и сам... Но поразительные результаты его работы, пока не осмысленные, остались одиночным опытом симбиоза традиционной (для 80-х) "культурологической" поэтики и новых газетных жанров, открывшихся не благодаря свободе, а вместе с ней.

В блестяще написанных текстах Добротворского торжествует мысль, а не стиль, не манера, не атмосфера и не настроение, то есть все те пароли, помогающие выработать уникальный язык подтекста, утративший актуальность, как только чаемая свобода начала наступление на социальные мифы об искусстве, которым это искусство верно служило несколько десятилетий.

Но свобода обрушилась и на тех, ради кого критика работала в принципе так, как она работала, то есть той аудитории, которая обеспечивала ей успех и повышенное внимание. Через "тексты" (а еще раньше - посредством разговоров) постигалось нечто очень важное, более существенное, чем привычные интеллигентские "послания человечеству".

Между тем журналистика-то как раз (неважно какая - "желтая" или иная) - и в этом еще один симптом нынешнего упадка - бросилась занимать вакантное место. Только вместо рассуждений об общественном лице автора-режиссера просто перешла на личности, расковавшись при этом до последней степени по принципу "что хочу, то и ворочу".

Эта раскованность - совершеннейшая иллюзия. Журналистикой правит не индивидуальный стиль, а закон жанра: читатель любит погорячее. В любых изданиях. Просто откровенность и "желтизна" в таких изданиях взаимно связаны.

А чего нет в таких текстах?

Глубины размышлений, эрудиции, подтекста (пресловутых "аллюзий"), расчета на авторски-читательское сотворчество как особую манеру общения непосредственно в пределах текста, когда читатель - второе "я" автора, только лучшее. Ничего этого нет в нынешней журналистике. А "самовыражение" в данном случае как раз не субъективизм, - о, если бы так! - но чистейший эксгибиционизм. То есть либо журналист "раздевает" режиссера или актера (лучше актрису), о котором пишет, либо "раздевается" сам.

Причем большинство из появившихся в 90-е имен - бастарды партийной прессы, только место ЦК занял некий условный Читатель, замкнутый исключительно на "частную жизнь" звезд.

Кстати, и в этой сфере обслуживания появляются иногда довольно приличные статьи. Но законы существования подобной прессы - это "минус кино". О фильмах (пусть даже в связи с ролями) почти ничего своего не говорится - ни самой "звездой" (а у нас теперь все звезды), ни автором текста - только то, что может помочь "раскрутке" картины.

Оценки, опирающиеся на аргументы, то есть на анализ фильма или роли, тут решительно неуместны. И заповедь такой прессы, в сущности, одна, в Библии, понятное дело, отсутствующая: "Не грузи ближнего своего!"

На фоне стремительного падения интереса к профессиональной кинокритике (вроде бы занявшей экспертную нишу в ожидании потребителя, - боюсь, тщетном) наша молодая журналистика начинает играть традиционную роль "старой" критики - роль Учителя Жизни и Наставника в профессии. Комичность сочетания этих функций с разухабистым или манерным стилем авторами, видимо, даже не осознается. Чтобы продуктивно развивать "персонажную", "масочную" критику, надо было быть Алексеем Ерохиным (и его мы тоже потеряли в 2001 году) или, к примеру, Денисом Гореловым.

Но... свято место и впрямь пусто не бывает. Особенно если учесть, что примерно за то же время, за которое произошли все вышеописанные перемены (с 1996-го по 2002 год), отделы искусств газет "для интеллигенции" съежились до размеров шагреневой кожи. Еще на памяти пример газеты "Сегодня", которую ругали, но об ее авторах и, что гораздо важнее, о конкретных материалах, там напечатанных, говорили. Но дело даже не в газетах.

Рухнула профессиональная среда как единое сообщество пишущих о кино, вне зависимости от того, в каком органе печати человек обретается.

И произошло это почти параллельно титанической работе по восстановлению престижа профессии внутри Гильдии киноведов и кинокритиков России, возглавляемой Мироном Марковичем Черненко (еще одна ужасная потеря!), а также непрекращающимся попыткам воссоздания гамбургского счета в оценке текстов и вообще критической деятельности как таковой, чему я лично очень рад. Но помимо "праздников общей беды", когда вручаются "Слоны" и дипломы, сегодня мы сами себе не очень интересны.

Не читаем, не слышим других, не следим за эволюцией того или иного критика (а как было бы занятно потолковать о новом "известинском" амплуа, скажем, Ю.Богомолова, ушедшего в политические обозреватели, а ныне оттуда выброшенного). Но зато сейчас говорим, да и раньше толковали о том, что надо бы в корпорации навести порядок. Призвать к ответу, вывести на чистую воду, подвергнуть моральному остракизму и очистить славные ряды, наконец. В частности, в связи с многостаночничеством иных перешедших в режиссуру коллег, весьма профессионально организовавших "ПиАр" собственных экранных дебютов (пример М.Брашинского и организованной кампании поддержки его фильма "Гололед" в 2003 году у всех на памяти).

Время хорошо отрепетированных реакций прогрессивной общественности, я надеюсь, все-таки кануло в Лету, а за реальное оскорбление личности, за клевету надо отвечать в суде. Но мудрено ли, что уже сами режиссеры хотят от нас (как с обезоруживающей обидой высказался Алексей Учитель) применения дисциплинарных мер к своим собратьям.

Самое, что называется, время. Так что альтернатива недвусмысленна: либо - "обслуживание", либо - одергивание зарвавшихся коллег. Возможно, что и режиссеров - тоже. Режиссер теперь от критика почти не зависит - прокатную судьбу картины определяют совсем другие люди и организации, ни защитить, ни "потопить" фильм критика не может. Современное кино выходит на видео иной раз параллельно с кинопоказом и сильно опережает его количественно. Отклики "своей" прессы, впрочем, гарантированы - теперь это называется "информационная поддержка". Кому верить? К тому же отрицательная реклама сейчас имеет даже больше шансов привлечь зрителя в залы, чем положительная (пример "Сибирского цирюльника опять-таки еще на памяти), и амплуа киллера от кинокритики по-прежнему в чести. А обещанная социологами стратификация аудитории, которая должна вернуть пишущему ощущение "своего" читателя, сильно запаздывает.

* * *

Может ли нынешняя ситуация стимулировать новый взрыв критической мысли? Может. При определенных условиях. Нужно, мне кажется, сойти с пьедестала, на котором наша критика стоит не первое десятилетие, и новейшая, "рыночная", - в том числе. И пересмотреть не идеологические штампы новой эпохи - их-то как раз отринуть просто, советский дискурс наготове, но - предрассудки любимой мысли, собственные постулаты, которые верно служили людям нашей профессии и в годы общественного упадка, и в годы общественного подъема.

Предрассудок первый.

Не отождествлять процессы, идущие в искусстве, с процессами, идущими в критике, точнее, не устанавливать их прямо пропорциональную зависимость. Зависимость есть, но бывает она разной.

Предрассудок второй.

Отказаться от мнимой объективности (я согласен с культурологом В.Рудневым, считающим эту установку родом авторитарной иллюзии) и взять на себя ответственность не только за сказанные слова, но и предварительно отрефлексировать, где действительно "твое" слово, а где безопасное общее место. Тогда и будет видно, у кого действительно личная позиция, а кому уютней в своем партийном хоре. Тогда же станут видны и тонкие разногласия между принципиальными единомышленниками, что неизбежно приведет к повышению культуры спора.

Предрассудок третий.

Не подменять историю "историцизмами" (по К.Попперу) - беспредпосылочными суждениями, опирающимися на способность пишущего и говорящего внушать лозунги и эмоционально воздействовать на публику, то есть манипулировать чувствами. "Глаголом жечь сердца людей" - это теперь у нас прерогатива не критики, а политической оппозиции и желтой прессы (что есть уже почти одно и то же). Критике же сейчас нужна, по моему глубокому убеждению, не паства, а вменяемая среда собеседников, не разуверившихся в гуманитарных ценностях и в способности отечественной культуры к регенерации ее важнейшего свойства - "всемирной отзывчивости" по Достоевскому. Нынешнее провинциальное шапкозакидательство губительно.

Предрассудок четвертый.

Не стоит выверять происходящее Апокалипсисом. Как сказано в фильме, сделанном по мотивам шварцевского "Дракона" (а мы сейчас переживаем именно такое время неадекватной расплаты не за свои грехи), - "зима будет долгой".

* * *

Возможно, рефлексия принципов своего профессионального существования кому-то покажется непростительным снобизмом, нарциссизмом, квазиинтеллектуализмом и т.п. Но я не собираюсь оправдываться. Надоело.

* * *

Наверное, многим из тех, кто прочтет статью Андрея Шемякина, может показаться, что нечто подобное они уже слышали или читали. Это обманчивое впечатление - за последнее время серьезных выступлений в печати, анализирующих профессиональные принципы и профессиональный же долг, не было.

Ни в кинокритике, ни в любой другой. Просто многое из того, о чем пишет Андрей Шемякин, носится в воздухе, присутствует в атмосфере нашего времени, когда уже только ленивый не говорит о катастрофическом падении нравов, исчезновении нравственных ориентиров и т.п. Профессиональная этика, предназначение

и долг критика - в этом смысле проблема сугубо частная. Но очень показательная, потому что имеет отношение и к искусству, и к обществу: его истории, его идеологии - к тем принципам, по которым оно живет. Мы приглашаем вас к участию в этом разговоре.

    

Отдел "Общество"

ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ

• Праздник общей беды
  Нынешнее печальное положение критики - это расплата за абсолютную власть

ПЕРСОНА

• БОРИС ЕВСЕЕВ: "Литературу убивают жеваная беллетристика и политиканство"

ВНЕ "БУКЕРА"

• Вспомнить все. Но зачем?
  Кукольный мир Валерия Исхакова