АЛЕКСАНДР ПРОШКИН: "В Меньшикове есть тайна, и это уже - Живаго"

Беседу вела Елена СМОЛИНА
Фото ИТАР-ТАСС

А.Прошкин и Ч.Хаматова на съемочной площадке

Кинокомпания "Централ Партнершип" работает сразу над двумя громкими экранизациями классики - "Золотой теленок" и "Доктор Живаго". Главные роли в обеих картинах исполнит Олег Меньшиков, но, пожалуй, сходство на этом и заканчивается. Два взгляда на переломный, русско-советский период нашей истории - ироничный у Ильфа и Петрова, трагический у Пастернака. Режиссеру "Доктора Живаго" Александру Прошкину явно близок философский, поэтический взгляд Пастернака: достаточно вспомнить лишь некоторые из работ режиссера, например "Холодное лето пятьдесят третьего..." или "Русский бунт". И хотя съемки двенадцатисерийного телефильма "Доктор Живаго" в самом разгаре, Александр ПРОШКИН любезно согласился поговорить о своей будущей картине, романе Пастернака и своем понимании России.

    

- Александр Анатольевич, ваш "Доктор Живаго" - проект телевизионный, а будет ли киноверсия?

- Нет, к сожалению, потому что у нас нет прав. Правами, по-моему, до сих пор владеют американцы, студия "Парамаунт".

    

- Вам приходилось ориентироваться на телевизионную эстетику?

- В данном смысле телевизионная эстетика не имеет для меня никакого значения. Это нормальное кино, просто большой протяженности. Если делать по этому роману односерийную картину, все равно получится дайджест, адаптация. Так что это совершенно естественная романная форма, которая, к сожалению, сейчас позволительна только на телевидении. Даже если б у нас и были киноправа, кино сейчас не выдерживает больше двухчасового формата. Раньше были фильмы в двух сериях, сейчас это нереально.

    

- После экранизации "Идиота" выяснилось, что многие зрители романа в жизни не читали и стали сметать с книжных прилавков Достоевского. Процент людей, читавших "Доктора Живаго", наверное, еще меньше. Думали ли вы о том, что для многих это будет первым знакомством с романом?

- Ну, во-первых, это не будет первым знакомством, потому что показывали фильм Дэвида Лина на "Первом канале". Так что многие сюжет знают. Мое поколение прочло роман в самиздате, в списках, когда это было связано с Нобелевской премией, последовавшим скандалом, смертью Пастернака. Этот роман в мире больше известен, чем в России. Но если поставить вопрос, чем отличается экранизация от романа, то это ведь совершенно разные пласты - проза, к тому же специфическая, написанная поэтом, и область драматургии, в которой мы работаем. А самое главное - что это экранизация 2005 года, а не 69-го, 80-го или 90-го. И заказана она не просто профессионалу, ее написал Юрий Арабов, в первую очередь поэт и один из ведущих сценаристов, так что в его тексте сочетается и тот и другой опыт. Отчасти это будет спор с романом. За эти годы роман уже отложился в сознании людей, и у меня, и у Юры Арабова с ним уже прожита целая жизнь. Любая попытка экранизации такого рода произведений, считающихся классикой литературы XX века, - это прежде всего возможность рассказать о сегодняшнем мироощущении, своем понимании России. Где-то оно совпадает с Пастернаком, где-то интуитивно продолжает его. О многих вещах в то время он не мог говорить, тем не менее эта экранизация лишена того прямого политического подтекста, который есть в западных вариантах. Мы пытаемся в большей степени передать чувственное ощущение России.

    

- А как сегодня звучит тема русской интеллигенции?

- Первоначальное название романа - "Мальчики и девочки", он о молодых, входящих в новый XX век в период революционных изменений. Сегодня ваше поколение вступает в век XXI, почти в аналогичной ситуации. Конечно, выбран определенный угол зрения, потому что герой - интеллигент и его круг - круг московской интеллигенции. Но дело в том, что само понятие "Живаго" - немного миф. Он соединяет в себе черты и Пастернака, и Маяковского, в какой-то степени Есенина, и в то же время он лишен литературного успеха этих людей. Борис Леонидович считал, что "быть знаменитым некрасиво", поэтому все, что касалось бы удачи, славы, успеха, он у этого персонажа изъял, оставив ему биографию человека, прошедшего через все отпущенные тому поколению интеллигенции мытарства.

Это история в большей степени психологически-ментальная, чем политическая, поэтому прикручивать здесь в очередной раз страшилку про КГБ не имело никакого смысла. Я понимаю "западников": когда роман был запрещен, надо было делать такое политическое произведение с красавцем арабского происхождения в центре. А сейчас этой необходимости нет, есть необходимость заглянуть в себя. Времена меняются, но внешние изменения абсолютно не меняют внутреннего содержания. Мы, какими были, такими и остались. Даже некая сегодняшняя разболтанность, погоня за внешним эффектом, деньгами, за дешевкой - и это тоже было. Все эти внешние наслоения поверхностно, косметически меняют людей, но внутренне, по сути дела, нет.

    

- А культура действительно уходит или это тоже только внешнее впечатление?

- Все зависит от взгляда. С точки зрения последних десяти лет, да, она катастрофически уходит, она деформируется из-за невероятного наплыва поп-культуры, экспансии чужой культуры. Но, я думаю, есть явления, которых мы сейчас совершенно не видим. Москва ведь абсолютно не определяет жизни страны. В России в целом, может быть, идут совсем другие процессы. Допустим, поражает, что в Саратове на телевидении есть игра, где молодые люди, студенты, угадывают по одной строчке целое стихотворение. И это стихи не Сергея Михалкова, а поэзия Серебряного века, например. Молодые люди живут этим в провинции, в Саратове, в нищете, но живут они этой культурой. Или, к примеру, я приезжаю с картиной в Оренбургскую область, и где-то на границе с Казахстаном меня два с половиной часа не отпускают, и какой-то парень - казах - спрашивает: "Как вы относитесь к творчеству Ларса фон Триера?" Поэтому не все "Ночной Дозор" в этой стране. Конечно, колоссальный урон культуре наносится и, в первую очередь, самими деятелями культуры. Сейчас все упирается в деньги, коммерцию, дешевку и попсу, и это опасная тенденция, особенно при "комиксолизации" классики. Наша профессия ведь при всех сложностях доставляет еще и огромное наслаждение, и иногда, задумываясь и моделируя результат, вы сразу себя этого удовольствия лишаете. Работать, чтобы понравиться потребителю попсы, мне совершенно не интересно. Я думаю, что в самом романе "Доктор Живаго" достаточно крепкий сюжет, поэтому разные слои его читают по-разному. Одни смотрят мелодраматическую историю про любовь, другие узнают себя, свои мысли. Большая литература обращается к живущему в каждом из нас чувству Родины.

    

- А реально найти баланс между коммерческим кино и кино "для себя"?

- Кино не бывает для себя, это всегда диалог. "Для себя" бывает либо от невероятного самодовольства, либо от ущербности. Естественно, что любое кино рассчитано на зрителя, но можно моделировать зрителя в виде эдакого законченного идиота, которому нужен целый набор щекотаний, а можно рассчитывать на человека равного тебе или умнее тебя. При этом совершенно не сбрасывая со счетов тех, кого кормят хорошо разрекламированным "педигрипалом". Да, люди это едят, но с ненавистью. Им хочется картошки, морковки, но они действительно уже посажены на "педигрипал". Меня в общем-то не очень интересует проблема сегодняшнего телевидения, потому что оно уже сформировалось абсолютно коммерческим, продажным, спекулятивным. Но функция телевидения всегда была такой, было и идеологизированное телевидение, обслуживавшее начальство, хотя, как ни странно, с точки зрения культуры оно было гораздо свободнее и шире, чем сейчас. А вот с кино дело обстоит гораздо хуже. Потому что телевидение функционально не менялось, а кино в России занимало совершенно другое место. Оно все-таки было неким духовным оазисом. Сейчас эта функция абсолютно уничтожена, сейчас кино - тоже разновидность попсы. Телевидению совершенно наплевать, что показывать, лишь бы впихнуть рекламу, в кино же все гораздо сложнее, поскольку нужно вернуть деньги. А вернуть деньги можно только этим самым щекотанием. Процент человеческого кино стал очень небольшим.

    

- Именно из-за коммерциализации?

- Из-за коммерциализации, из-за того, что сами художники в достаточной степени этому не сопротивляются. И в этом смысле у меня гораздо больше надежд на молодое поколение. Оно, конечно, разное. Есть люди уже вылупившиеся из коммерческого яйца, и с этим ничего поделать нельзя, они будут это развивать, продолжать, зарабатывать большие деньги и диктовать условия. Потому что они молодые, энергичные, со связями, а деньги дают банкиры их возраста, их бывшие одноклассники. Но приходят и другие, которые что-то чувствуют, чем-то болеют, стараются говорить правду. Это кино сейчас не в фокусе зрительского внимания, не в фокусе критики, потому что критика мимикрирует и также существует в жестких коммерческих рамках (она уже построила целую эстетику в оправдание коммерциализации), и она сегодня не замечает это направление. Но оно существует. И это направление не разоблачает человека, оно верит в него.

    

- Меня на днях таксист поставил в тупик вопросом, какое у нас сейчас в кино направление.

- Оно разное. Взять, к примеру, картину моего сына "Игры мотыльков", в Англии существует такое направление "про рабочий класс", про социальные проблемы.

    

- Причем очень модное там. Но у нас считается, что люди, наоборот, хотят смотреть про красивую легкую жизнь в белых особняках.

- Нет, это дикое вранье и фальшивка. Те, кто командует парадом, строят свое благополучие на этом принципе, им невыгодно, чтобы люди задумывались. Но вообще-то это не мое дело, пафос борьбы, особенно на газетных страницах, не для меня и не для моего возраста. Мне нужно успеть сделать свое дело. Я пятнадцать лет не работал на телевидении и не хотел там работать. Но я хотел сделать "Доктора Живаго", потому что считаю странным, что русский роман, с которым связана трагическая история и трагическая жизнь одного из величайших поэтов XX века, экранизируется везде, кроме России. Путь этот изначально проигрышный, потому что, даже если "Доктора Живаго" сделали в Китае, нам все равно это больше понравится, чем то, что будет сделано в России. У нас такая атмосфера - все, что рождено здесь, заранее проходит с неким клеймом ущербности. Вот когда в Голливуде, там...

    

- Но когда там делают про нас, все ведь смеются.

- Смеются, но тем не менее "хавают". Ведь картина Дэвида Лина сделана с абсолютным непониманием России. Она сделана мастером, обладает массой "Оскаров" и считается одним из известнейших фильмов XX века (по крайней мере, английский парламент признал ее лучшей картиной века), но, с нашей точки зрения, дом в Варыкино с семью куполами - это полная абракадабра. Все человеческие отношения - не пастернаковские, просто Лин, как человек талантливый, угадал какую-то одну интонацию. И замечательный Морис Жарр написал незабвенный вальс, засевший в мозгах уже нескольких поколений. Отсюда и родился фантом "Доктора Живаго". Не потому что его читали многие, а потому что было фигурное катание под музыку Мориса Жарра. Перешибить это довольно сложно, да это и не главная задача. А главная задача - это все-таки попытаться рассказать правду про Россию, про нас, которую удивительно чувствовал Пастернак. Есть какая-то особая магия Пастернака, и актеры погружаются в нее. Некоторые из них играют просто изумительно, и я не вижу каких-то скачков, несоответствий между очень знаменитыми актерами и совсем молодыми, есть какое-то всеобщее заболевание миром романа "Доктор Живаго".

    

- В одном из интервью вы, объясняя, почему выбрали на главные роли в картине "Русский бунт" польских актеров, говорили, что не смогли найти в России таких лиц, одухотворенных, благородных... Сегодня у вас интеллигент Олег Меньшиков играет интеллигента Юрия Живаго. Вы считаете, должно быть совпадение актера и персонажа?

- Вопрос неоднозначный. Должны быть актеры, которые несут в себе некую тайну времени, печать этого времени. Просто функция актера у нас сейчас немного изменилась. В 70 - 80-е было поколение актеров, которые чувствовали, что так или иначе они что-то меняют в этом мире, они никогда это не формулировали, но тем не менее. Люди приходили в эту профессию с некой мессианской задачей, это звучит очень прямолинейно, но и Смоктуновский, и Даль, и Кайдановский, и Приемыхов чувствовали именно это. Сейчас актеры работают на успех. Меньшиков, мне кажется, в этом смысле один из последних осколков. Он очень серьезно относится к самому себе в профессии. И он не столько озабочен попсовым успехом, сколько озабочен тем, чтобы это было не зря, чтобы кто-то на это по-настоящему отозвался. Что общего между фантомом Живаго и фантомом Меньшикова? Меньшиков - человек закрытый, не разменивающийся, очень щепетильный. В нем есть какая-то тайна, и это уже - Живаго. Он очень достойно ведет себя в жизни, в том числе с прессой: он просто ее избегает и правильно делает. Это тоже легкий "живагизм". Он довольно щепетилен в чувственных вещах, не открывает их, что порождает массу легенд. В этом смысле, да, есть какое-то совпадение.

Тень Пастернака свела вместе Меньшикова и Янковского, актера, на мой взгляд, выдающегося, Чулпан Хаматову, которая сегодня не только в расцвете своего актерского дарования, она зрелая цельная личность. Любимый мною Володя Ильин, Сергей Гармаш, удивительный Сергей Горобченко, тонкий, нервный Кирилл Пирогов... Я всех люблю и всем бесконечно благодарен за радость от совместной работы. А вот получится или не получится кино? Не знаю до конца, молюсь, надеюсь вместе с замечательным оператором Геннадием Карюком. Опять же все это не гарантирует успеха, успех - вещь таинственная, к тому же не самоцель.

КИНО

• АЛЕКСАНДР ПРОШКИН: "В Меньшикове есть тайна, и это уже - Живаго"
• Прощальные песни о главном
  "Лики любви": ставка на море
• "Свои" медали из Питера

НА СЪЕМОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ

• Международная элита в красивых интерьерах
  "Persona non grata". Новый проект Кшиштофа Занусси