Одной тарарабумбией больше

"Три сестры" в постановке Деклана Доннеллана

ЧЕХОВСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ

Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

Е.Дмитриева - Ольга, И.Гринева - Маша, Н.Уварова - Ирина в сцене из спектакля

Спектакль "Три сестры" - копродукция Чеховского фестиваля, французских театров "Ле Жемо" и "Ла Филатюр", а также лондонского "Чик бай Джаул", откуда "родом" режиссер Доннеллан. Чехова Доннеллан до сего времени не ставил, из русских авторов - только Пушкина ("Борис Годунов"), а остальные спектакли с нашими актерами были им поставлены по Шекспиру ("Зимняя сказка", "Двенадцатая ночь" и балет "Ромео и Джульетта"). Доннеллана у нас любят и за Шекспира, и за Пушкина, которого английский режиссер прочел как историческую хронику европейского масштаба, без всякого а-ля рюс, зато с ясным видением и социального, и сугубо человеческого масштаба трагедии. Режиссуре Доннеллана, несмотря на огромное количество поставленных им шекспировских пьес, несвойствен большой накал страстей. Зато ему удаются людские взаимоотношения, ноюансы характеров и оттенки атмосфер. Казалось бы, Чехов так и просился к нему на постановку.

Спектакль же оставил впечатление, которое лучше всего сформулировано самим Антоном Павловичем. В пьесе "Чайка" Треплев говорит об игре Нины Заречной: "Бывали моменты, когда она талантливо вскрикивала, талантливо умирала, но это были только моменты". На почти пустой сцене много воздуха и немного традиционной "чеховской" мебели. Художник Ник Ормерод, как всегда, лаконичен, и раньше это казалось уместным, а в "Трех сестрах" смотрится безлично, индифферентно и как-то уж совсем банально. Казалось бы, радоваться надо, что сестры и офицеры не напоминают нам обитателей современной российской подворотни, что Андрей Прозоров не совокупляется на сцене с Наташей, а Соленый не лезет Ирине под юбку. Вроде бы даже есть в спектакле отношение к чеховским героям как людям тонким, красивым и беспомощным перед жизнью. Но при этом совершенно не ощущается в их адрес авторской иронии. Нет эгоизма, комплексов и рефлексий, без которых пьеса стремительно теряет объем и нерв, а спектакль превращается в глянцевый альбом фотографических сцен из прошлой жизни.

Чего только не вытаскивали режиссеры из чеховских пьес, исключительно популярных в мировом театре! И экзистенциальное начало. И ростки абсурда. И даже приметы "театра жестокости". Самое интересное, что все это в них действительно можно найти. Когда доктор Чебутыкин говорит, что сам не знает, существует ли он на самом деле, это ведь не просто монолог неудачника. Когда барон Тузенбах, уходя на дуэль, просит Ирину сказать хоть что-нибудь, а она не знает, что сказать, - тут не просто коллизия "любит - не любит". А Соленый со своей манией Лермонтова? А пожар, обостривший все те весьма непростые процессы, что созревали в душах сестер Прозоровых?

Странное дело, надо бы сказать Доннеллану спасибо за то, что не шагнул в мейнстрим и оставил Чехову его время и его, хоть и беспощадное, но вместе с тем и деликатное, интеллигентное мироощущение. Но какое уж тут спасибо, когда действие напоминает докучливое дежавю и временами кажется: вот он, хрестоматийный взгляд иностранца на чеховский мир, где непременно будут женственные прически, изящные, скромные платья, офицерские погоны и плавное попивание чаев. Правда, некоторые кричат. Например, Наташа - Е.Сибирякова так орет на няньку Анфису, что хоть святых выноси. Наташа - конечно, хамка, но, как сказано в пьесе Н.В.Гоголя "Ревизор", зачем же стулья ломать? Под стать ей и Маша - И.Гринева в сцене прощания с Вершининым - А.Феклистовым. Ее сухой, надсадный крик должен бы означать отчаяние, но на деле выходит всего лишь шумное поведение, которое явно не к лицу хорошо воспитанной даме. Впрочем, есть в спектакле моменты, и даже немало моментов. Свежо выглядит Соленый - А.Мерзликин, деревянный, занудный и закомплексованный мальчишка. Есть глубина и щемящая правда в игре Н.Уваровой (Ирина). Местами хорош (во всяком случае, своим искренним темпераментом) И.Ясулович (Чебутыкин). Очень убедителен В.Егоров, играющий Кулыгина человеком любящим, но посредственным до оскомины. Так вот начнешь копаться, насчитаешь немало удачных деталей и деталек и таким путем дойдешь до вывода, что все вроде бы ничего. Но именно что ничего, потому что сцены не имеют опорного смыслового стержня. Доннеллан силен в понимании мотивов поведения героев, в угадывании человеческих типов. Ему свойственна безупречная логика джентльмена. А вот все, что этой логике недоступно: смена настроений от лета к осени, чувство единения с миром во время пожара, нелепость словоизвержений военного Вершинина, одиночество инородца Тузенбаха, эфемерность прозоровских надежд и плотская осязаемость Наташиных преобразований - все это осталось за пределами спектакля. Если оценивать "Три сестры" Доннеллана как художественное целое, то его доминантой приходится назвать унылую "чеховщину", не осененную подлинным сочувствием. Получилась вполне культурная "тарарабумбия" - результат, согласитесь, мизерный для столь многообещающего международного проекта.

ЧЕХОВСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ

• Одной тарарабумбией больше
  "Три сестры" в постановке Деклана Доннеллана
• Танец белых медведей
  В Москве выступил "Ballet Biarritz" Тьерри Маландена

КИНО

• Гагарин в плацкартном вагоне
  "Космос как предчувствие" Алексея Учителя

ВЫСТАВКА

• Дирижер видений
  "Феллини!" плюс "Феллини?"

ПЕРСПЕКТИВЫ

• Место встречи изменил пожар
  Музыкальный театр объявил планы на будущий сезон