Музыка под надзором

"Шум времени". Лондонский театр "Комплисите"

Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Михаила ГУТЕРМАНА

Сцена из спектакля

Этот спектакль, посвященный личности и судьбе Дмитрия Шостаковича и поставленный на основе его музыки, безусловно, стал событием VI Международного театрального фестиваля имени А.П.Чехова. Причем для российского зрителя в нем, очевидно, менее всего ценен идеологический пафос режиссера Саймона Мак-Берни, хотя шумный международный успех "Шума времени", вероятно, от этого пафоса зависит не в последнюю очередь. Тема музыкального гения, живущего под постоянным прессингом советской государственной машины, - одна из доминирующих в спектакле.

По счастью, она - не единственная. Возникает образ страны, в которой великий композитор подвергается травле за "формализм", где он пишет не только оперу "Катерина Измайлова", симфонии и инструментальные квартеты, но и песни об ударном труде ("Нас утро встречает прохладой"), о первом полете человека в космос ("Родина слышит, родина знает..."). Словесная драматургическая основа спектакля напоминает мультимедийное сочинение: здесь и вехи биографии Шостаковича, и запись его голоса, и отрывки из его писем, выступлений, и цитаты из пресловутой статьи "Сумбур вместо музыки". Последние звучат особенно часто, повторяются навязчивым рефреном, и тут, конечно, отечественное ухо чуть было не увядает: для нас этот прием, указующий на мрак тоталитарной России, абсолютно иллюстративен. Родина слышит и знает, каково здесь ее выдающимся сынам, а вот цивилизованный свет пока что находится под сильным впечатлением подобных открытий.

Но, повторяю, к счастью, одной темой спектакль Мак-Берни не исчерпывается. Образная структура, музыкальная драматургия (а именно она - основа действия), ощущение трепетного пиетета по отношению к Шостаковичу - все это оставляет очень сильное впечатление. Невозможно определить жанр постановки. Текст артисты не произносят, он звучит "за кадром", музыка Шостаковича обретает плоть в движениях актеров и предметов, в метаморфозах света и во множестве экранных изображений.

Шум времени, а точнее - времен, прорывается в звуках радио, где это время будто отматывается назад: взрыв торгового центра в Нью-Йорке, падение Берлинской стены, сводки об урожаях, сообщение о полете Гагарина... В темноте мелькают лампы стареньких радиоприемников. Свет выхватывает четыре стула, предназначенные для выступления знаменитого американского струнного "Эмерсон-квартета", но настоящие музыканты выйдут позже, пока же действуют их дублеры, драматические артисты. Лет 10 назад С.Мак-Берни поставил в Лондоне спектакль по произведениям Даниила Хармса, и отзвуки хармсовского мира отчетливо слышны в "Шуме времени". Человечков в безликих серых костюмах носят по пустой сцене невидимые вихри музыки, времени и обстоятельств. Возникают люди-мебель, люди-пиджаки и люди-пальто. Мужчина-виолончель - особо емкий и щемящий образ. Часто используемый в музыке Шостаковича, более всего передающий голос человека, контурами напоминающий человеческую фигуру, этот инструмент вызывает в памяти не только черный юмор Хармса, но и печальные фантазии Шагала. Виолончель с треском разламывают, влекут по сцене с перебитыми "конечностями", и тут уж вольно слышать звуки лопнувших струн, стоны раненой души, видеть сцены разбоя, надругательства, насилия над индивидуумом - метафора необычайно объемна.

Экспрессия движений в сочетании с необычайной энергией музыки Шостаковича создает ярчайшую картину советского мира. С его энтузиазмом массовых шествий и обезличкой отдельно взятого гражданина. С неприметными соглядатаями, стоящими у подъездов. С триумфами огромных концертных залов и серой теснотой коммунальных каморок. В финале у правой кулисы возникает целая башня из сваленных в кучу стульев: то ли здание эпохи конструктивизма, то ли свалка "рабочих мест", освободившихся в результате массовых арестов, то ли склад вещей в концентрационном лагере.

Вот тогда выходят музыканты и в тишине затемненной сцены исполняют последний, 15-й квартет Дмитрия Шостаковича. Эту музыку на пороге ухода, это невозможно глубокое и тягучее "пиано" вечного страдания и мудрого смирения Ф.Сетзер, Ю.Дракер, Л.Даттон и Д.Финкель играют гениально. При этом они играют не концерт, а именно финал драматического спектакля, где возле каждого из музыкантов молчаливо обретается знакомая хармсовская фигура двойника. Кто знает, отчего двойники не уходят? Или музыка их парализовала, или они все еще осуществляют за ней идеологический надзор?

ПЕРВАЯ ПОЛОСА

• Музыка под надзором
  "Шум времени". Лондонский театр "Комплисите"

АКТУАЛЬНОЕ ИНТЕРВЬЮ

• МИХАИЛ ШВЫДКОЙ: ""Русский Юг" начинается с Тамани"

ЮНЕСКО

• Попадание в Список
  Ярославль - объект всемирного наследия

ФЕСТИВАЛИ

• И вновь "Волшебная флейта"

КНИГА РЕКОРДОВ

• Белый дым из Ватиканской трубы
  Феноменальный успех Гарри Поттера