ЮЛИАН ПАНИЧ: "Мир прекрасно един"

Беседу вела Светлана МАЗУРОВА
Санкт-Петербург

Ю.Панич

Вот проблема: как же его представить? Для молодых Юлиан ПАНИЧ - незнакомое имя. Для людей старшего поколения - живая легенда. Красивый актер, которого когда-то называли "нашим Жаном Марэ", снявшийся в советских фильмах "Педагогическая поэма", "О моем друге", "Кочубей", "Осторожно, бабушка!", "Триста лет тому...", "Зеленая карета"... Заслуженный деятель искусств России. Диктор, редактор, журналист "вражеской", как говорили в советские времена, радиостанции "Свобода". Когда он уехал из Советского Союза на ПМЖ за границу, его имя вырезали из титров всех фильмов... Режиссер, поставивший на "Ленфильме" вместе с Людмилой Панич, своей неизменной спутницей по жизни и работе, картины "Проводы белых ночей", "Дорога домой". В Петербурге пять лет идет в Комиссаржевке их спектакль "Шут Балакирев". Только что супруги выпустили новый спектакль в любимом городе на Неве. Здесь они отметили золотую свадьбу. Здесь же случилось еще два юбилея: исполнилось 50 лет фильму Леонида Лукова "Разные судьбы", в котором Панич сыграл одну из центральных ролей - симпатичного парня Федю Морозова (этому событию посвятили вечера в Домах кино Москвы и Петербурга), стукнуло 75 лет и самому Юлиану Александровичу. "Неужели 75?! - не могут поверить его поклонницы. - О, как красив был Юлечка в молодости, как его любили женщины!" - вспоминают они. А он и сегодня красив, очарователен, галантен...

- Как меня представить? Старый человек. Русский интеллигент, который умудрился все свои средние способности пустить в дело. Наверное, дилетант, а как иначе? Я не учился на факультете журналистики, но журналистскую работу любил, брал интервью. Написал много сценариев. Был редактором программ. В каждой ситуации пытался приложить свои способности и развить их. Где-то это удавалось мне больше, где-то - меньше. Мои актерские достижения, между нами говоря, скромные. Я не был звездой. Просто был трудягой. Был бы у меня шанс попасть в правильные роли, хорошие режиссерские руки, наверное, пошел бы по актерской дорожке. Но мне не на чем было расти. Увлекся режиссурой. Режиссерскую работу я очень люблю. Считаю, что в какой-то мере владею этим ремеслом. Хотя я режиссер традиционный, то есть выученный, как говорится, в хороших домах. Я поставил немного: всего 8 спектаклей,

5 фильмов. А вот то, что меня по радио слушали, - это, считаю, самое главное, что мне удалось сделать в жизни. Вот там я проявил массу энергии. Всем, кто слушал меня, низкий поклон, привет, хэллоу!

    

- Юлиан Александрович, вы живете во Франции, а все свои юбилеи отмечаете в Петербурге. На 70-летие поставили "Шута Балакирева", в 2004 году здесь был праздничный вечер по случаю 50-летия вашей творческой деятельности. Теперь три красивые даты сразу... Ностальгия по Родине?

- Эмиграция закончилась для нас с Людмилой в 1990 году. Мы давно уже вернулись, давно не чувствуем себя эмигрантами. Проживаем не в Малаховке, а под Парижем. Но это вопрос, как говорится, технический. И в Москве живем, у нас там квартира. С годами понимаешь, что мы ценны только тогда, когда нас помнят. Слава богу, что есть Ленинград.

Конечно, 75 лет - красивая дата. Но гораздо более важный юбилей - наша с Людмилой Ивановной золотая свадьба.

    

- Все-таки почему вы приняли решение уехать из родной страны? Проблемы начались еще в Ленинграде?

- В Ленинграде мы сняли двухсерийный фильм "Дорога домой", получили за него первую премию на Всесоюзном кинофестивале и массу неприятностей, поскольку это была политическая картина. А когда Людмила выпустила документальный фильм "На смерть поэтов" (о Лермонтове и Шандоре Петефи), которую сразу запретили, мы уехали в Москву. В 1969 году меня пригласили в "Останкино". Казалось бы, о чем еще мечтать? Мы с Людмилой сделали первый советский телевизионный цветной фильм "В час эстрады". Но мне стало противно работать на Центральном телевидении, в объединении "Экран", в этой коррумпированной компании людей, и я не только добровольно уволился в 40 лет, а вообще эмигрировал из страны.

    

- Как вы попали в Мюнхен на "Свободу"? Ведь уезжали в Израиль...

- В 1972 году Израиль был единственным вариантом. Мы прожили там три недели, замечательная страна, пальмы, апельсиновые деревья на улицах. Но работы - никакой и шансов тоже. Мне предложили дать интервью радиостанции "Свобода". Какое, к черту, интервью? О чем? О том, что я безработный, живу на улице? Нет, сказали мне, это возможность получить работу. Мы приехали в Мюнхен. В это время арабские террористы убили израильских спортсменов, участвовавших в Олимпиаде в Мюнхене. Мы с Людмилой хотели снять фильм о них. На "Свободе" я выступил по этому поводу. На меня обратили внимание. Так господь Бог дал нам шанс.

    

- Что скажете сегодня, спустя многие годы, о своей эмиграции?

- Был колоссальный психический стресс, связанный с эмиграцией. Теперь уже это дело прошлое, и я скажу, что ни секунды не жалею о том, что эмигрировал, иначе я бы всю жизнь чувствовал себя недополучившим эмоций, информации, знаний. Я не копил деньги на дорогие автомобили, а тратил их на поездки, объехал почти весь мир, был на всех континентах. И вынес ощущение, что мир, как сказал Солженицын, опасно един и прекрасно един. Вынес для себя ощущение, что мы не самые последние в искусстве (у нас с техникой хуже). Мы самые последние, к сожалению, в театральном и в киношном деле - в ответственности за то, что делаем. Я не большой поклонник американского серийного кинематографа, меня он раздражает, но у них там всегда есть место для настоящего кино. А что меня больше всего поражает - и в Нью-Йорке, и в Париже, и в Берлине я всегда вижу очереди около кинотеатров, и это вызывает ощущение восторга.

Я уехал из Советского Союза в 40 лет (теперь-то понимаю, как был тогда молод). Уехал в никуда. Волею судьбы и случая, никак иначе, жизнь повернула меня к радиостанции "Свобода". Волею судьбы и случая я оказался там в нужный момент, когда по каналам самиздата пришли листочки (папиросная бумага!) "Нобелевской лекции" Солженицына, и американское начальство сказало, что мой голос очень хорошо ложится на текст писателя. Волею случая я оказался свободным диктором, которого поставили на чтение "Архипелага ГУЛАГ". И уже не волею случая, а волею крови моей, понимания того, что делаю, узнал, что Солженицын сказал, будто бы Александр Виноградов (у меня был такой псевдоним) читает лучше других и пускай, дескать, дальше его произведения читает только он. Для меня это стало большой наградой. И Георгий Владимов написал мне: "В вашем чтении я услышал больше, чем написал". На радиостанции не было особой конкуренции, нас, читающих, было немного, и я как-то хорошо сидел в седле несколько лет, поэтому вся неподцензурная русская литература прошла через меня. Я прочитал все лучшее, что есть в мировой литературе на русском языке. Первым прочел и "Чонкина" Владимира Войновича, открыл "Москву - Петушки", читал Василия Гроссмана. Работал с Виктором Некрасовым, Сергеем Довлатовым. Александр Галич был в то время главным редактором культурной секции, я - режиссером, Людмила - сотрудником. В этом плане господь Бог дал мне колоссальный шанс, и я им воспользовался. Не прозевал. Никого не толкая, не подличая, просто старался работать как можно лучше. За 25 лет эмиграции сделано 1196 программ. Это совершенно точно. Я успел сняться на Западе в 11 картинах, поставил пару спектаклей в Германии, Америке.

Если вспомнить количество событий на одну мою жизнь... Наше поколение было удивительно обласкано историей. Мы получили шанс прожить на "осколках" прошлой жизни Российской империи. Бабушки рассказывали нам о том, как было раньше. Школьные учителя были учителями старых гимназий. Отец мой закончил классическую гимназию и царский университет. Мы захватили часть культуры, когда Чехов был частью быта. Потом пришла другая культура. Все бегали на "Чапаева". Пережили страх сталинского террора. До сих пор помню ужас, который однажды испытали с другом. Ночью мы, студенты, шли с капустника по улице Качалова. Навстречу - трое мужчин. "Дяденька, дай прикурить!" - подошли мы к ним. И обомлели: живой Берия! Он нам не дал прикурить, но мы бежали так! Только у Маяковки пришли в себя. Этот страх сидел в нас.

Величайшее счастье моего поколения: противостояние власти, какие-то люди (их называли диссидентами) перестали бояться. Вчера еще они умирали днем от страха при слове "партком", а ночью дома на кухнях слушали мою радиостанцию и мыслили по-другому. На моей памяти, в моей судьбе произошло крушение империи зла. Какого же рожна мне еще надо, если я утром 19 августа 1991 года на коротких волнах по радио "Свобода" на весь мир провозгласил образование независимой России (повторил речь Ельцина)?! Я не хвастаюсь. Так сложилось у меня. Но 75-летие я встречаю на сцене премьерой! Вместе со мной ведет репетиции моя жена Людмила, с которой я прожил 50 лет. Что за счастье, черт возьми!

    

- Почему вы поселились во Франции?

- Я успел купить на скопленные деньги маленький домик на западе Парижа, в замечательных лесах Рамбуйе. Наша деревушка Кондесюрвегр существует уже больше двух тысяч лет, это одна улица, с двух сторон лес. Людмила, родившаяся в Ленинграде, пережившая здесь блокаду, оказалась, по сути, крестьянкой: она с удовольствием копает, боронует, орудует граблями. Почему осели там, а не под Москвой? Во-первых, это в три раза, а то и в пять дешевле. Во-вторых, у меня достаточно гордости, чтобы не мозолить людям глаза и ждать приглашения на работу. Мне было 64, к тому времени мы поставили в Москве 38 радиоспектаклей для "Театрального зала "Свободы". С нами работали самые знаменитые артисты - Смоктуновский, Борисов, Чурикова, Табаков... И в 64 года, когда по западным меркам я еще мог работать (американцы выходят на пенсию в 70 лет), подал заявление об уходе. Мы приехали в Москву, купили квартиру и решили, что до конца своих дней будем там работать. Нам обоим предлагали работу в Щукинском училище, которое мы когда-то окончили, и в кино, и на радио. Просидели мы год. И поняли, что перспективы никакой. Телефон молчал... Мы были такими тусовщиками! Еще бы. Приехали из-за границы, холеные, хорошо одетые (в Москве люди тогда плохо одевались), нас всюду хотели видеть, водили по тусовкам. И однажды мне сказали: "Здесь сидят звезды, а ваше место за столом с ветеранами кино". Это меня убило. "Это же правда!" - подумал я. И сказал: "Люда, давай уедем. Лучше умереть где-то в тиши, скромности". Была бы деревня где-нибудь в Псковской губернии, где были корни, туда бы уехали. Но "побеги" наши оказались во Франции, не спросив нас. И вот живем там уже 10 лет. Книжку недавно написали - "Четыре жизни Юлиана Панича, или Колесо счастья". Собираемся издать ее в Москве. Как я пишу там, ну кто сказал, какой человек получил от Бога индульгенцию, что это твоя земля, кто сказал, что я не могу возделывать землю Франции? Лучше было бы на русской земле. Сложнее. Стар я. Недостаточно патриот, наверное. Понимаю это.

    

- Говорят, что по соседству с вами живет Ален Делон. Это шутка?

- Почему шутка? Правильно. В "лесах" у нас еще более знаменитые соседи. Есть квартира в центре Парижа, на пятом этаже, которую снимали мы, теперь снимает наш сын, и там всегда есть комната для нас. А на третьем этаже живет Ален Делон, сосед, с которым мы не пьем чай, у нас нет отношений "вась-вась". По этой улице ходят и другие замечательные артисты: Филипп Нуаре, Депардье, до последнего времени Бельмондо (сейчас он болен, но не сдается, его вывозят на улицу в коляске). Они ходят по городу, никаких эскортов, никаких охранников у них нет. И это считается нормальным.

    

- Как сложилась жизнь вашего сына за границей?

- Игорь в 13 лет уехал с нами из Советского Союза. Он окончил в Англии школу, университет, а потом театральную школу Ли Страсберга в Нью-Йорке. Работал актером, режиссером, продюсером. Выпустил книгу, его окрестили "русским Гришамом" (Джон Гришам - популярный американский писатель), а о книге сказали: первый триллер, написанный русским о русской мафии, но западными мозгами. Наша невестка Маша Романова, москвичка, когда-то выиграла в России конкурс, работала в Париже моделью, потом вышла замуж за нашего сына, окончила Сорбонну, поступила в аспирантуру.

Растут внуки. Анастасия, наша принцесса, у нас специалистка по языкам. Ей 10 лет, она знает русский язык, английский, французский, а еще изучает китайский. Нашему Максимилиану Паничу 2,5 года. Естественно, что он самый красивый, самый рыжий и самый лучший. Слов знает мало, но первой его фразой была "люблю дом".

    

- Юлиан Александрович, что происходит в вашей жизни сегодня?

- Мы с Людмилой сделали новую постановку в Санкт-Петербургском театре "Русская антреприза" имени Андрея Миронова. Конечно, раз в пять лет ставить спектакли, остальное время жить где-то в другом месте и только благодаря телевидению знать, что происходит в русском театре, - дело рискованное. Если бы не человеческая дружба, не ностальгия по Петербургу, если бы не желание сказать себе: "Еще не все!"... Согласитесь, в 75 лет заявить: "Все, я отработал" - нормально, большинство людей так и делают. И вот все это толкнуло нас на авантюру, которая называется премьерой. Волею судеб этот театр оказался нам близким. С его художественным руководителем Рудольфом Фурмановым мы знаем друг друга так давно, что комплименты тут неуместны. Мы приверженцы старого театра, театра потрясения через актеров - Николая Симонова, Николая Черкасова, Михаила Ульянова, Олега Табакова, Татьяну Доронину... Когда я сегодня прихожу в театр и вижу потрясающие декорации, то понимаю: здесь - богатые спонсоры. Я вижу глянцевый театр, на сцене выстроены города, подобие кинематографических декораций, и меня все это смешит, поскольку я работал в кино. Настоящие театральные декорации должны быть органичны и практически незаметны. Нечего выпендриваться, скажу грубо.

Наш выбор пьесы и выбор исполнителей - это дань театру с большой буквы. Бродвейская комедия "Сыч и Кошечка" Билла Манноффа в Америке буквально заиграна до дыр, экранизирована с Барброй Стрейзанд в главной роли, в России ее переводили, начинали репетировать, но спектакли почему-то не выходили. Пьеса, написанная 40 лет назад, кажется, потеряла свою актуальность. Подумаешь, покажем проститутку на сцене! Сегодня в театре можно увидеть не такое - голых мужчин, и это мало кого удивляет. Но есть темы вечные: мечты человека о лучшем, неудовлетворенность жизнью, миром, в котором он живет. И хотя есть замечательные стихи о том, что "времена не выбирают, в них живут и умирают", мы захотели на примере американской истории рассказать о том, как люди могут сами завести себя в тупик. "Американского" в ней, собственно, немного, разве что имена. В принципе, люди носят те же джинсы, едят ту же еду, курят те же сигареты. Мы ставили бурлескную комедию, без объяснений, морализаторства, оглядываясь на Чарли Чаплина, Феллини, "почти смешную историю" о рождении любви двух людей. Надеемся, что это будет смешно. Не надеемся, что будет критика. К сожалению, критика сегодня - это в основном стеб, болтовня, а не серьезный разбор, помощи от нее нет.

О чем я грущу сегодня? Грустить надо обязательно! О том, что мои праздники не разделят многие близкие мне люди. Роберт Рождественский, с которым нас связывала глубокая дружба, посвятивший нам два стихотворения. Одно из них - "Отъезд" - стало для меня почти что оправданием многого запутанного, оправданием всей моей судьбы, поскольку свою судьбу я все-таки строил сам. У меня нет ощущения, что я не сделал свои пробы. Конечно, я грущу по Грише Горину, писателю, одарившему нас пьесой "Шут Балакирев", человеку, с которым мы многие годы дружили и работали, поставили на московском радио спектакль "Реинкарнация" с Колей Караченцовым и Всеволодом Ларионовым. Грущу по всем тем, кому не успел сказать "прости". Сколько друзей ушло! Женя Лебедев, Вадик Медведев, Владик Стржельчик, Миша Щеглов, Слава Кузнецов, Инночка Зубковская... А совсем недавно - Андрей Петров. И я грущу потому, что не могу все сделать еще раз начисто. Но это все "литература", все нереально. Реально же грустить не о чем, поскольку, как верно сказал Рождественский, "никого не спросив, мы приходим на землю и уходим с нее, никого не спросив".

Конечно, безумно жалко, что время ушло, что нет возможности ввязаться в работу. Но, видя, чем занимаются многие мои коллеги, которые намного младше меня, я думаю: а может быть, и хорошо, что я не участвую в творчестве постоянно ради куска хлеба. И потом все эти отношения с продюсерами!.. Мне недавно предложили сняться в фильме. И роль вроде бы годится. Актер там должен говорить на двух языках - русском и немецком, для меня это не проблема. "Мы даже не будем делать проб, - говорят мне. - Главное, чтобы продюсер посмотрел фотографии и сказал, что согласен". Продюсер! Тот, кто держит деньги. Я сказал: "Ну ладно. Если мои морщины понравятся продюсеру - ура! А если не понравятся..."

ПОД ЗАНАВЕС

• ЮЛИАН ПАНИЧ: "Мир прекрасно един"
• Загляните в Книгу судеб
  Гороскоп с 10 по 16 августа
• Человек родился