Вам и не снилось

Пришествие "Кармен" в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко

Лариса ДОЛГАЧЕВА

Жизнь нашего брата ныне - сахар. Редкая премьера обходится без пресс-аннотации или пресс-конференции, где излагаются режиссерская, музыкальная и сценографическая концепции выпускаемой новинки. Освобожденному от трудов по их угадыванию и толкованию критику остается немного - сидеть и ревизовать: заявлено то-то, в наличии то-то. Следуя правилам этой приторной игры (предложенной в преддверии "Кармен" и Музыкальным театром), надо с удовлетворением отметить: в главном у постановочной команды все сошлось. Сказал капитан Александр Титель: "Хотим, чтобы оперу Бизе услышали и увидели будто впервые", - так оно и вышло.

Прощай, буйство Севильи, - на сцене ленивый, изнывающий от жары Прованс. Вместо цыганки-вамп - дива с темпераментом и шармом от Катрин Денев. В музыке та же упрятанная внутрь страсть, жара и море piano. Махровый цвет роковой мелодрамы рвали с корнем, но и почву под ним заново обновили, предпочтя общепринятой редакции Гиро позабытую авторскую. Шаг концептуальный, хотя и не революционный. Вальтер Фельзенштейн, осуществлявший в 1969 году предыдущую постановку "Кармен" на здешней сцене, тоже отверг Гиро, "обозвав" его труд подделкой. В 99-м в Музыкальном выразились мягче: Гиро сгладил драматическую остроту, и эта подретушированная "Кармен" отжила свое. Ретушь - "итальянские" речитативы, в которые милый Гиро, дабы вернуть на сцену освистанное творение друга Бизе, превратил разговорные диалоги.

В какой ад ввергли себя и других реаниматоры диалогов из Музыкального театра, нетрудно догадаться. Поскольку говорить на нашей оперной сцене умеют еще меньше, чем разливаться в речитативах и вокализировать с отличной дикцией. Но не сделать этого виртуозно - значило поколебать идефикс Александра Тителя ("в "Кармен" важны подробности, и они должны быть услышаны"), а заодно обесценить труды тех, кто бился над максимальным приближением старого русского перевода к оригиналу, дабы все мы насладились разницей между, скажем, фразой "Ты в сердце воцарилась, образ твой передо мной" и фразой "Как только я тебя увидел, я стал твоей вещью"... Виртуозов слова в премьерном спектакле нашлось немного. Следовательно, и подробностей, которые удалось бы расслышать, тоже. Зато там, где ход спектакля максимально брал в свои руки мастер зримой подробности Титель, скучать было недосуг. Спроси, например, меломан: а почему это мужчины, как мухи, слетаются поглядеть на работниц табачной фабрики, что они, женщин не видели? А они - по Тителю - летят в эротический театр, где сочные, разморенные зноем девахи и пальцем не пошевелят, чтобы прикрыть свое неглиже даже платочком. Это сцена из первого акта, отмеченного такой цельностью, свежестью и образностью, что впору было кричать "гениально!". Режиссеру, художнику (Владимиру Арефьеву), дирижеру (Вольфу Горелику), показавшим классную командную игру. И - героине, которая здесь, в первом акте, вызвала нечто вроде шока.

Тем, что сопрано - хотя этот тип голосов как вариант для партии узаконил еще Бизе. Тем, что невероятно красивое сопрано, но - с чуть плавающим, как на старой пластинке, звуком и несколько парализованное (страхом перед великой партией? непривычной установкой на максимум piano и mezza-voce?). Сгубил, правда, Кармен, не этот вокал, несмотря ни на что притягательный, а ее "разговоры", картинно-искусственные до такой степени, что невольно пожалеешь о заброшенном Гиро. Этой Кармен была Виктория Сафронова, которую меломаны могли слышать в "Новой опере", на Первом Конкурсе имени Зимина и на последнем имени Чайковского, где она "слетела" с первого тура. Этой потери тогда было жаль - певица казалась интересной. Теперь она представила доказательства своей интересности, сыграв не Золушку, не проститутку, а кое-что потруднее - магнетическую женщину. Другое дело, что шарм Сафроновой еще не набрал полной силы. Другое дело, что, не будучи вхож в контрабандистские круги и даже на фабричный двор, Титель набрал красок для своего идеала из сфер, куда более близких его душе, - актерской, ученой. Как результат - явление институтки с повадками леди и наклонностями авантюристки. Занятная особа. Плохо лишь, что эта на новый манер романтизированная Кармен пришла к финалу почти без перемены в тонусе и температуре, постепенно упуская лидирующее положение. Ни в чью пользу, только временами - в пользу Микаэлы - Гуряковой. Тут, наконец, надо задаться вопросом, что выращивали на месте вырванного махрового кустка постановщики. Интимную драму - было не секрет еще до поднятия занавеса. Тогда несравненная по накалу чувств, роскошной красоте голоса (и, увы, ужасающей дикции) Ольга Гурякова... из другой оперы, где страсти масштабны, открыты, красивы. А здесь все кутают в полушепот, полувзгляд и - в печаль (вопреки утверждениям Тителя, что история, вычитанная им в "Кармен", проста и весела).

В нее не вписалась Гурякова, не вписался папочка-Эскамильо, поминутно напоминавший о том, что недаром к этой партии так тянулся бас-баритон, а "просто" баритон для нее жидковат (Евгений Поликанин). Но здесь оказался на месте Роман Муравицкий - Хозе. Отчаянно хромая на вокальную ногу (говорят, пел с температурой, но задавленные верхи и piano - у него "заболевание" хроническое), он тем не менее проделал такой славный актерский путь от простака к затравленному зверю, что один и удержал бы капитель финала. Если бы не прощальный привет от режиссера - эффектно свесившаяся в пролет моста ножка умирающей Кармен. Таких "эффектных ножек" и во втором, и в третьем актах найдешь не одну (как хороши, к примеру, в этой "роли" шкафы-телохранители Тореадора из нашего сегодня). Но убери их, почисть оркестр, хор, отточи слово - и будет спектакль, который вам и не снился.

МУЗЫКА

• Вам и не снилось
  Пришествие "Кармен" в Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко
• Громкие скандалы и тихие интриги
  Третий конкурс имени Прокофьева
• Импровизация на юбилейную тему
  Георгий Гаранян уже 40 лет как в джазе
• Оркестр в рублевом интерьере
  К вопросу о "Неопознанных летающих объектах"
• Кто откроет новый век?