Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 46 (7607) 22 - 28 ноября 2007г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
МузыкаДрамбалетный романтизмВ Михайловском театре показали "Жизель" в редакции Никиты Долгушина Ирина ГУБСКАЯ
"Жизель" - спектакль влюбленных: хореограф Жюль Перро и либреттист Теофиль Готье сочиняли его для Карлотты Гризи, "дамы с фиалковыми очами". Сюжет о танцующих призраках нашли в славянских преданиях, пересказанных Гейне. Первая половина XIX века - время моды среди романтических писателей на работу в балете, благодаря которой жанр балетного либретто если и не вошел в большую литературу, то вышел за рамки просто сценарной схемы. Жюль Перро сочинял танцы главной героини, и к его заслугам относятся сцены действенного танца, например сцена безумия Жизели. Жан Коралли поставил пантомимные и массовые сцены, более всего несущие сиюминутность, и постепенно ужатые в редактировании. А позже Мариус Петипа на протяжении полутора десятков лет редактировал "Жизель", прорабатывая контраст танцев, контраст характеров, быта и мира призраков. Кордебалет вилис с самого начала стремился избавиться от "интернационала". Здесь либреттист Готье оказался не столь прозорлив, как хореографы: унифицированный, космополитичный кордебалет несравненно выразительнее, чем "восточный базар". В работе Долгушина больше не увлечения, а расчета. Потому нет доверия ни Перро, ни Коралли, ни Петипа. Выразительность собственно танцевальных форм и действенный танец Перро дополнены типично драмбалетной суетой. Вместо праздника урожая обычные деревенские гулянки после трудового дня. В крестьянском па де де балерине не встать в препарасьон - она до последнего момента болтает с подружкой. Долгушин вообще любит обходить балетный этикет, который жестко диктует мизансцены танцев и антуража (например, во время вариации балерины статистам не полагается перед ней мельтешить), и вносить свои добавления вроде замены движений или танцевальных кусочков. Мимические сцены тоже переделаны. Но - крестьянки прислушиваются к охотничьему рогу, как вилисы к колоколу. Сценка выхода свиты герцога один в один из здешнего "Лебединого": охотник рассказывает другим, что видел, как полетела птица, - копия рассказа Гурна в "Сильфиде". А главный мимический персонаж Ганс какой-то бестолковый деревенский инвалид с неуклюжей походкой. Еще Долгушин увлекся перестановкой музыкальных акцентов в танцах, даже у кордебалета вилис, отмеченного маркой Петипа. Но танцы так сжились с музыкой Адольфа Адана, что те же вилисы (кстати, наконец, в полном комплекте) все равно съезжают в привычный музыкальный расклад. Михайловская "Жизель" прошла под знаком жертв и компромиссов. На главные партии были приглашены звезды. Но обещанные в первых спектаклях московские гастролеры не появились. А премьеру с Дианой Вишневой выручал Игорь Колб. Мариинские звезды принесли свои жертвы: за неделю до "Жизели" у Вишневой должен был состояться долгожданный дебют в "Легенде о любви" - его отменили. А у Колба на следующий день был афишный спектакль. Новая постановка не выглядит настолько взвешенной, чтобы гастролеры не могли позволить себе собственные варианты исполнения. Даже либретто, "пересказанное" в программке, отличается от того, что поставлено на сцене. Поэтому гастролеры танцевали свой спектакль с привычной хореографией, почти не вписывая его в нововведения. Дуэт Вишневой и Колба к танцевальному совершенству добавляет совершенство драматического спектакля. Жизель не обрывает, а считает лепестки, словно оставляя Альберту возможность пересчитать: "Ах, обмануть меня нетрудно..." И в элегантности танца эта Жизель не уступает Альберту. Раскрывшийся обман ломает героиню наглядно: превращая в сломанную куклу, которая бессознательно, но целенаправленно утанцевалась до смерти. Во втором акте Альберт и Жизель в переходах бесплотной невесомости и взвихренности движений и темпов создали ощущение пограничности потустороннего и реальности. Заодно сыграли все за Мирту, как если бы она была воображаемым предметом. Виктория Кутепова в роли Мирты - профессиональная ошибка кастинга. Скрюченные стопы, торчащие узлами локти, движения, похожие на нервный тик. Когда появилась Жизель, Мирта просто испугалась и потом растерянно хлопала глазами. И у себя, а тем более в Мариинке могли найти более адекватную исполнительницу. Мирта второго спектакля, Ольга Степанова, при некотором недостатке кантилены танцует уверенно и не оставляет сомнений в том, кто повелительница вилис. У нее выразительный жест: руки, отказывающие Гансу в пощаде, взметнулись почти убийственно. А после звука колокола властность вмиг исчезает. Со второй Жизелью не повезло. Елене Евсеевой катастрофически недостает изящества, получается громоздкая бутафорская кукла в кокошнике, которая любит хлопать ртом и задирать ноги. При разнарядке на любовь к танцу у этой прозаичной Жизели плохие стопы и соответственно неряшливый танец. Рисунок роли есть, но приблизительный, а эмоций и вовсе нет. Умершая Жизель даже забыла опустить на пол ногу, она так и висела в воздухе параллельно полу, положенная на другую, пока ее не повернула Берта. Во втором акте Жизель осталась такой же, как в первом. Там, где положено было спасать Альберта от вилис, даже не посмотрела на него, вышла сама покрасоваться. А бросая букет, раскидала его на полсцены, не заботясь о танце партнера. Адажио Альберта и Жизели выглядело как упражнение по переноске тяжести. При этом Альберт у Михаила Сивакова получился вполне достойным юношей: не убегал к законной невесте, старательно танцевал и, невзирая на отсутствие отзывчивости партнерши, играл очень прилично. В остальном артистическом ансамбле смогли проявить себя немногие. Кордебалет второго акта танцевал слаженнее, чем в первом. В сольных партиях интересной показалась Анастасия Ломаченкова - в па де де первого акта и "двойке" вилис второго (до смены руководства артистка танцевала и Жизель). У некоторых солистов заметна работа репетитора - но почти всей труппе не помешала бы шлифовка основ. Оркестр подтянулся намного ощутимей. Зато освещения сцены, даже обновленного, по-прежнему недостаточно. Сам Никита Долгушин, выйдя на премьере в роли князя, впечатлил не больше, чем в роли постановщика. Пообещав было спектакль 1841 года, назад к первоисточнику не двинулись: возродить аутентичный спектакль - дело долгое, хлопотное и негарантированное. Обошлись драмбалетным переложением. С тем же успехом можно было обойтись возобновлением прежде шедшего здесь, тоже долгушинского, спектакля в заново сделанном оформлении - взамен изношенного. Оно как раз почти не вызывало вопросов: осенняя гамма первого акта, ветки и туман (правда, в переизбытке) - второго. Настоящие борзые в свите охотников сорвали аплодисменты. А во втором акте рассмешили бенгальские новогодние огни на кладбище. Также в рубрике:
|