Нас выбирают роли?

"Продолжение души" Веры Васильевой

Публикацию подготовила Елена ТОЛКАЧЕВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

В.Васильева

В издательстве "Вагриус" к 60-летию творческой деятельности выходит книга воспоминаний народной артистки СССР Веры Васильевой "Продолжение души". Свою книгу Вера Кузьминична адресовала неведомому другу, которому смогла доверить и свои мысли, и свою растерянность перед новой жизнью в XXI веке, и свои наблюдения над возрастом. Ее звезда взошла стремительно.

Еще студенткой театрального училища она снялась в роли Настеньки в фильме Ивана Пырьева "Сказание о земле Сибирской" и в одночасье стала знаменитой. Ее пригласили в Театр сатиры, где, сыграв в спектакле "Свадьба с приданым", она закрепила свой успех. Казалось бы, перед молодой актрисой открыты все дороги. Но... в родном театре ей почти не давали ролей. Хотя зрители до сих пор помнят и ее графиню Альмавиву, и Анну Андреевну в легендарных спектаклях "Безумный день, или Женитьба Фигаро" и "Ревизор". И все же актрисе удалось сыграть тех героинь, о которых она всегда мечтала: Раневскую, Кручинину, Филумену Мартурано - правда, на сценах других театров. А образы, созданные ею в кино ("Свадьба с приданым", "Чук и Гек", "Похождения зубного врача", "Звезда экрана" и др.), укрепили всенародную славу.

Оценивая сегодня пройденный путь, ей есть за что поблагодарить судьбу. Роли, что удалось сыграть, артисты и режиссеры, с которыми выпало счастье работать, а среди них Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Георгий Менглет, Ольга Аросева, Нина Архипова, Александр Ширвиндт, Иван Пырьев, Борис Равенских, Валентин Плучек и другие, а также любовь зрителей - все это чудо. "Пока жив человек, судьба может послать ему все, пусть только душа будет жива, чтобы и радость, и горе принять достойно и прожить со всей полнотой чувств свою жизнь, а она прекрасна..."

Самое удивительное, что после 75 лет, когда я смирилась с финалом, моя жизнь продолжала мчаться, насыщенная счастьем новых ролей и даже новых для меня жизненных событий. В начале 2000-х годов вдруг раздался телефонный звонок, незнакомый нежный голос ласково попросил меня о встрече-интервью. Это была Рената Литвинова.

Я о ней тогда немного уже знала. Ни о чем не расспрашивая, конечно, согласилась и в назначенный день приехала в дом на Котельническую набережную, где живут многие знаменитые актеры.

Одета я была в легкое летнее платье, чувствовала себя достаточно молодо и комфортно, даже взяла мобильный телефон. В общем, современная, моложавая дама. Почему я это описываю? Потому что я не знала замысла ее фильма "Нет смерти для меня". Сам замысел, на мой взгляд, великолепен. Это я поняла потом, когда увидела готовый фильм по телевизору и мне стало ясно, что вся моя нарядность и благополучность противоречили идее этого фильма.

Рената пригласила пять звезд времен 50 - 70-х годов прошлого века: Татьяну Самойлову, Татьяну Окуневскую, Лидию Смирнову, Нонну Мордюкову и меня. Компания в высшей степени для меня лестная, каждое из этих имен - целая эпоха в кино и в жизни страны, но, конечно, я в нее никак не вписывалась.

Все эти актрисы в разговоре с Литвиновой замечательно раскрылись в трагизме своей судьбы, я же была совсем неинтересна, так как моя жизнь меньше всего связана с кинематографом, который подарил мне две картины и, в общем, забыл обо мне. Но я от этого не страдала, потому что своим призванием всегда считала театральную сцену. А Рената, вероятно, о театре в моей жизни не знала, и ей была нужна судьба актрисы, сверкнувшей на кинематографическом небосклоне в самом начале своей актерской карьеры и затем практически исчезнувшей с него. Она ждала от меня трагического рассказа о выброшенности из жизни, об одиночестве, а я внутренне этому не поддавалась, так как находила свою судьбу на сцене состоявшейся...

* * *

Из всего нашего разговора самым дорогим для меня было воспоминание о трагической жизни Валентины Караваевой - знаменитой Машеньке Райзмана. Я рассказала, как получила от нее записку, когда она уже не снималась и была очень несчастна и одинока, с предложением сделать монологи Раневской из "Вишневого сада".

И в тот момент, когда я коснулась ее трагической кончины, среди ясного неба раздался немыслимо сильный гром, мощный порыв ветра распахнул окна, занавески, развеваясь, смахнули все со стола, что-то разбилось, что-то упало... Я не знаю, успели это снять или нет, только, помню, попросила: "Оставьте это в кадре, сама мятежная душа Караваевой влетела к нам и напомнила о себе..."

Но в фильм тот фрагмент не попал, а, на мой взгляд, он очень точно отражал переживания моей души в этой передаче. Так что я была достаточно пустым местом в этой удивительно прекрасной картине.

Ренату Литвинову я больше не видела, правда, она меня всегда интересовала. Я даже как-то пошла во МХАТ посмотреть "Вишневый сад" с ней в роли Раневской. Мой муж, Владимир Ушаков, с большой нежностью и вниманием тоже относился к этой актрисе. Мы шли на спектакль во МХАТ как на праздник. С первых же слов, произнесенных Ренатой Литвиновой, он, как человек нетерпеливый, сказал мне: "Она не актриса, я не могу слушать ее. Как она говорит!!!" Я же, более терпеливая, прошептала ему: "Подожди, она, наверное, очень волнуется, потерпи... дальше будет лучше..." Но минут через двадцать он ушел, пораженный, что с такой Раневской идет спектакль на сцене МХАТа.

Я, конечно, осталась и, как ни странно, привыкла к ее голосу и пластике, успела полюбить ее загадочную красоту, выразительную статуарность, трогательное молчание в самых драматических местах. И в общем я приняла такую Раневскую. Мне казалось, она тоже может быть... А потом я увидела ее в кинокартине "Мне не больно" и снова была покорена ею. В фильме она раскрылась как прекрасная актриса - властная, спокойная, опять же умеющая поражать своим внутренним миром необычной и прекрасной женщины...

В театральном мире у меня очень мало знакомых, мало друзей. Я живу той самой девочкой с Чистых прудов, которая влюбленно взирает снизу вверх на тех, кто вызывает во мне чувство восторга перед талантом или перед силой обаяния. К счастью, не только Рената Литвинова коснулась трагических судеб бывших звезд кинематографа - на телевидении была прекрасная передача "Чтобы помнили...", которую вел замечательный актер Леонид Филатов.

Ее выпуски не давали зрителям забывать тех, кто ушел из жизни, оставив яркий след в советском кино, кто был кумиром для многих поколений, кто воспитывал наши вкусы и идеалы. Мы хорошо вспоминаем ушедших, но, к сожалению, очень многим, живущим в забвении и бедности, при жизни не хватает ни нашего внимания, ни нашей помощи. Ведь зарплата у актеров мизерная, правда, сейчас появились сериалы, которые обогащают часто не самых талантливых людей, но дают возможность быть замеченными молодым актерам, они порой годами ждут своей звездной роли или счастливого случая.

У меня были две скромные попытки сняться в сериалах, шла я на это неохотно, потому что с искусством это почти несовместимо. Но роли показались мне подходящими, и я рискнула, хотя радости не испытала. Там все так мчится, не останавливаясь ни на каких душевных тонкостях. Оплата за это участие была равна моему годовому заработку в театре. И все-таки, несмотря на материальную выгоду, я чаще отказываюсь от участия в сериалах, да и роли, которые мне предлагают, вызовут печальное недоумение у тех зрителей, которые знают и уважают меня. А я этим очень дорожу...

* * *

В трудные минуты печали хочется пойти в театр, испытать потрясение, глубокие чувства, как-то примерить себя с действительностью.

Я из тех актрис, кто все-таки ходит в театр и смотрит работы других актеров. Чаще же артисты бывают на чужих спектаклях лишь в тех случаях, когда вокруг постановок возникают разговоры, споры, острота мнений. Я обычно хожу, когда меня кто-то интересует - или актер, или режиссер, или автор пьесы. Но последнее время, несмотря на огромный выбор, все труднее становится захотеть что-то посмотреть. Некого любить на сцене, некому верить, много агрессии в утверждении своего видения, слишком все волевые, сильные, а я хочу сама стараться понять, почувствовать.

Однажды увидела на афише МХАТа имени М.Горького название спектакля, поставленного еще лет 15 назад Виктюком по пьесе Радзинского "Старая актриса на роль жены Достоевского", и захотелось увидеть великую актрису, такую теперь одинокую, не вливающуюся в театральную Москву, абсолютно отдельную, часто осуждаемую за свой характер, за репертуарную линию возглавляемого ею театра, не по ее вине распавшегося МХАТа. Купила билеты вместе с моими юными друзьями, которые не видели Доронину в ее лучших ролях у Товстоногова, но помнят ее по фильмам. Купили цветы. Я почувствовала себя снова той девочкой, которая идет в театр за чудом. Смешно, она - Доронина - младше меня, а я чувствую себя девчонкой-поклонницей и надеюсь, что задрожит мое сердце, как в детстве.

Пришли в последнюю минуту - доехать в Москве зимой стало очень трудно. В театре почти аншлаг, спектакль идет редко. Зрители явно пришли на любимую актрису, народ интеллигентный, в большинстве достаточно взрослый, некоторые с цветами. Открывается занавес... И - о чудо! Огромная глубина сцены, и от авансцены вглубь с одной стороны - фасад старого, истинного МХАТа, с другой стороны - закрытый занавес сцены со знаменитой чайкой. Зазвучала музыка - прощальный марш уходящего полка из тех "Трех сестер", поставленных Немировичем-Данченко, который я видела не один раз вместе с моей подругой Катей Розовской, - мы тогда, сидя на галерке, плакали, а потом счастливые шли домой к своим Чистым прудам и молчали, очарованные и притихшие. Услышав эту музыку, увидев на сцене старый МХАТ, сердце мое задрожало, я отдалась спектаклю...

В глубине сцены появилась фигура старой женщины в непонятной одежде, в нелепой шляпке, с седыми прядями волос, обрамляющими женственное немолодое лицо. На ногах старые некрасивые туфли. Тихо и ласково произнося странный текст, она словно магнитом притягивает к себе. Да, это она - Доронина! Как хорошо, что она так неузнаваема. Ведь она - такая сильная, царственная, властная, а здесь, играя роль, говорит так робко, еле слышно, будто боится собою раздражить. Это очень верно: ее героиня стара, никому не нужна. Значит, надо собой никого не раздражать, быть незаметной, но в то же время она не может врать, и поэтому она - индивидуальность, ее хочется разгадать, понять.

Роль разработана филигранно, и, хотя пьеса достаточно сложна для исполнителей, режиссер Виктюк и актеры Татьяна Доронина и Аристарх Ливанов сумели провести зрителя через сложный лабиринт глубоких чувств. Здесь и личное одиночество Дорониной, и ощущение выброшенности из жизни, и все тот же любимый, божественный Театр - будь то прежний МХАТ, будь то театр Товстоногова, где она так замечательно играла.

Мгновениями то откроется занавес с чайкой и зазвучат в записи сцены из "Вишневого сада" или из "Анны Карениной", то их сменит музыка из тех спектаклей, и зачарованная старая актриса, а вместе с ней и мы - зрители - уносимся в далекое прошлое, когда можно было испытать потрясения от театра, когда все в тебе переворачивалось от той энергетики, которая шла со сцены.

Во втором акте Доронина играет жену Достоевского, теперь ее героиня молодеет и хорошеет, но для моего восприятия Дорониной это не важно, настолько ее лицо освещается изнутри, когда светлые добрые чувства, а главное - Любовь изменяют ее облик. Она словно сошла с иконы, она прекрасна.

Есть в спектакле моменты, когда ее голос звучит как крик подстреленной птицы, и не просто птицы, а орлицы: она летит ввысь, а в нее стреляют - раздается предсмертный крик, но в нем нет жалобы, это победный крик!

Мой дорогой друг, я вам не кажусь наивной со своими восторгами? Ведь я с этой актрисой даже не знакома и не стремлюсь быть знакомой. Иногда впечатления от артиста в жизни обманчивы и отодвигают его духовную сущность за какие-то детали поведения.

Я никогда не забуду финала спектакля. Одинокая фигура Дорониной на очень большой, почти пустой сцене, по одну сторону которой декорации фасада МХАТа, а по другую - занавес с чайкой. Подняты ее руки, как в храме, она спиной к зрителю, с поднятой к небу головой.

И слышится ее крик отчаяния, победы и клятвы о том, что любовь, которую она пронесла, благодаря Достоевскому спасает ее от пустоты и бездушия сегодняшней действительности.

* * *

Зрители долго аплодировали, дарили цветы и все стояли и не уходили, пока она, не торопясь, клала свои букеты к портретам тех актрис, перед которыми преклонялась всю свою жизнь. Этот спектакль - гимн искусству!

Прошло около месяца, как я посмотрела этот спектакль, и неожиданно наталкиваюсь на интервью Аристарха Ливанова в связи с его 60-летием в журнале "Элита России" и радуюсь тому совпадению моего восприятия его как актера и его высказываний как человека и гражданина по многим вопросам.

Вот небольшие фрагменты его размышлений, которые я вполне разделяю:

"Репертуарный театр еще не погиб, но все делается для того, чтобы лишить его государственной поддержки, и потому вынуждают строить репертуар на потребу публике...

С одной стороны, этот вал халтуры набивает душу зрителя мякиной, с другой - на его фоне контрастнее выделяется подлинное искусство. Чтобы сыграть примитив, не нужно иметь талант, не нужно работать и набираться по крупицам опыта в театре. Но чтобы для зрителя исчезло все - сцена, приезжие артисты, проблемы дома и на работе, артисту мало таланта и профессионального опыта. Он должен мобилизовать все свои душевные и физические силы и прожить эти минуты как последний день в жизни - все в них вкладывая, что в тебе есть, и даже то, чего нет, что не пережил, не дочувствовал, не додумал, о чем не догадался. Ведь для артиста каждый спектакль - открытие самого себя!"

Когда я прочитала это интервью, то порадовалась, что не одинока, что, сидя в зрительном зале, почувствовала этого артиста и не разочаровалась в нем, прочитав его интервью, а, наоборот, нашла так много общего в нашем понимании искусства, в нашей тревоге за театр, за культуру, за души людей, которые сейчас растеряны, потеряли веру и не приобрели пока еще тот жизненный идеал, тот свет души, который помогает жить. Самое интересное, что я ведь не знакома с Аристархом Ливановым, только как зритель и как коллега по театру поверила ему.

Вообще, как ни странно, я не вписалась в актерскую жизнь Москвы. Да, я со многими радостно здороваюсь, перекидываюсь двумя-тремя фразами - и все, а спроси меня о них поподробнее - я ведь ничего ни о ком не знаю, сужу только как зритель или иногда как читатель их мемуаров или интервью. То ли Москва такая суетливая, но всем некогда, почти никто не ходит на чужие спектакли. Так и в моем театре, наверное, почти никто не видел мои лучшие роли: Кручининой, Раневской, Сарытовой, Филумены Мартурано и сегодняшнюю странную миссис Сэвидж. Какие роли! О них можно только мечтать!

О последней я хочу рассказать подробнее.

Однажды в моей квартире раздался телефонный звонок. Звонил молодой артист, режиссер Театра Образцова Андрей Денников. До этого я видела на одном из фестивалей его спектакль "Исповедь хулигана" - о Есенине, которого он играл замечательно, я уж не говорю о редком внешнем сходстве с нашим великим поэтом. Увидев этот спектакль, я была поражена талантом самого юного артиста, тогда ему было 25 лет, и, как это со мной бывает, вышла на сцену, чтобы поблагодарить за чудесную постановку и замечательную игру. Заинтересовавшись его талантом, я посмотрела и другие поставленные им спектакли, а также сыгранные им роли, такие всегда неожиданные, и снова удивилась и его умению перевоплощаться, и его пению: он одинаково хорошо поет арии Джильды и Риголетто, Кармен и Хозе, Папагено и Царицы Ночи. Меня поразила слаженность его спектаклей, это как он их ставил и как сам играл. Я даже рассказала о Денникове Александру Анатольевичу Ширвиндту, и он пошел посмотреть один из его спектаклей. В результате он пригласил молодого режиссера в наш театр на постановку "Левши", который и сейчас достаточно успешно идет на сцене нашего театра по воскресеньям для семейного просмотра.

Я никогда не делилась никакими конкретными мечтами с Андреем и была счастливо удивлена, когда он обратился ко мне с предложением роли странной миссис Сэвидж в Театре Образцова.

Роль миссис Сэвидж! Какая актриса не затрепетала бы, услышав о таком предложении. Я, конечно, сказала, что была бы рада! В то время я даже не думала, как это вообще может быть: я и куклы? Но Андрей так талантлив, и я ему так доверяю, что рассуждать просто не стала. Конечно, я согласна! И вновь счастлива! Вновь на крыльях! Я снова живу!

Начались репетиции весной в маленькой душной репетиционной комнате. Наша команда отправилась в неизведанное. Андрей не говорил, как он представляет себе спектакль, только по ходу нашей работы делал легкие подсказки, которые помогали актерам. Он как будто вслушивался в текст, и в это время, наверное, в его воображении рождался спектакль. Мы интуитивно выстраивали свои роли. Потом он снял на пленку все, что мы сделали, и мы ушли в отпуск и встретились уже только осенью, в октябре. За это лето весь спектакль родился в его воображении и стал совсем другим по сравнению с весенним прогоном.

Для меня он превратился в рождественскую сказку, хотя вся серьезность взаимоотношений с детьми, с больными сохранилась, но через мою роль весь спектакль пронизали доброта, естественность, человечность, одиночество и свет. Это не значит, что я хвалю себя в этой роли, хотя, мне кажется, ни одна роль не выражала так мою душу, мою веру, как эта...

Я долго мучилась с костюмом, и совсем не потому, что стремилась подобрать что-то красивое. Это, конечно, нужно, но нельзя забывать, что внешний вид дает представление о человеке. Сначала мы думали, что моя героиня должна быть одной из тех, кого мы можем встретить на улице, - просто хорошо, со вкусом одетая женщина. Но ведь она странная миссис Сэвидж. Появился эскиз костюма, в котором на меня бы все обратили внимание как на ненормальную, хотя и красиво, но странно одетую. Это мне и режиссеру тоже показалось неверным, и тогда я вспомнила про свою шляпу из спектакля "Вишневый сад", с дивной вуалью и, надев свое личное черное скромное платье, белые перчатки и белый меховой воротничок, решила показаться режиссеру и художнику по костюмам...

И мы сразу поняли: да, это она - миссис Сэвидж, скромная, элегантная, чуть-чуть загадочная... Мне стало легко на сцене. Я уже успокаивалась и не думала о том, как я одета, как выгляжу, - я становилась ею.

Я очень люблю свой первый выход на сцену в этой роли. Перед зрителями появляется элегантная, хорошо одетая женщина в удивительной черной шляпке с черной вуалью, облачно скрывающей ее лицо. Три смешных петушиных пера на этой романтической шляпке кажутся странными и немного смешными, к груди прижат, как ребенок, уютный медвежонок. Я полна покоя и гордой отрешенности, звучит чудесная ностальгическая музыка. В душе я смертельно оскорблена своими приемными детьми, которые безжалостно привезли меня под самое Рождество в клинику для душевнобольных. Я не хочу ни за что выдать свое отчаяние, свой страх, все люди для меня чужие и, возможно, враждебные.

Сначала я неправильно репетировала, потому что, как это часто бывает, хотела быть доброй, открытой перед пациентами этой клиники, а потом, после замечания Андрея, поняла, что не могу их сразу любить и жалеть. Я их не принимаю, боюсь, стараясь скрыть свой страх. И только потом, постепенно, пускаю в свою душу, теряю перед ними страх, раскрываюсь, как ребенок, потому что я оказалась так же беззащитна перед жизнью, как и они.

По-моему, замечательно придумано режиссером, что после рассказа о любви к своему мужу и о желании в его память помогать людям меня насильно уводят и за занавесом раздевают и мое роскошное платье, которое было на мне, когда я пришла в эту страшную клинику для душевнобольных, меняется на серую робу, в которую одеты все больные. Уже только этот костюм говорит о том, что каждого из нас жизнь может превратить в беззащитного человека, у которого в одно мгновение может быть отнято все, что составляет его сущность.

А потом я расцветаю среди этих больных, но таких трогательных людей со своими исковерканными жизнями.

Меня поразили артисты, играющие кукол, своим умением спрятать себя, но выразить все через куклу.

Пока мы репетировали за столом, читали текст, все было как в любом драматическом театре. Что-то получалось, что-то нащупывалось, что-то казалось не совсем верным. Но когда эти же артисты стали работать с куклами, их роли точно одухотворились, что-то детское, беззащитное было в каждом из них, и это все больше и больше рождало мое сострадание к ним.

Милая Фэрри - Ирина Осинцова, с ее острым носиком и смешными, как морковка, завязанными узлом белыми волосами, решительно требовала, чтобы ее все любили. Тихая, точно прибитая своей неведомой виной перед маленьким ребенком Флоренс - Ольга Гольцова нежно оберегает своего кукольного малыша. Толстый Ганнибал обстоятельно рассказывает о своей прежней работе государственного чиновника, уволенного потом за ненадобностью, потому что его заменили компьютером, от боли и обиды он вернулся к своей детской мечте и теперь играет на скрипке, не замечая, что делает это плохо, - артист Максим Мишаев очень по-детски серьезен и обстоятелен в этой роли.

Необычайно яркая, смешная, неожиданная в своих интонациях Миссис Пэдди - Ирина Яковлева. Актриса очень талантлива и в других спектаклях Денникова, она играет чудесно, например, Русь, мчащуюся неизвестно куда в спектакле по "Мертвым душам" Гоголя.

Но особенно хорош сам Андрей Денников в роли пианиста Джеффри, попавшего в авиакатастрофу. Он появляется под музыку Моцарта и сразу приковывает внимание зрителя своей нежностью, нервом, незащищенностью. То, как он подает мне свою нежную тонкую ручку, как для него все непросто, его душа изранена, и это чувствуется во всем его поведении, он как артист сразу ведет за собой весь зал. Он может молчать, говорить тихо - зал все равно подчинен ему. И на прощание, поцеловав мою руку, он долго смотрит на меня, едва сдерживая слезы, и говорит мне, точно благодарит, точно благословляет на жизнь ради людей, ради борьбы за их души, ради любви и радости: "Вы хорошо держитесь в седле". Его слова звучат как заключительный аккорд в прекрасной музыке.

И зритель все понимает про нас и горячо аплодирует, а ведь ничего внешнего нет. Есть только то, что люди понимают друг друга, поддерживают друг друга, жалеют и любят, они счастливы...

Я полюбила их, мне с ними хорошо, мое сердце открыто, по роли я говорю им о театре, а сама вспоминаю свое детство, как я когда-то в нашем дворе создавала свой наивный театр "Волшебной сказки". Какое замечательное совпадение с моим далеким детством, когда мы с подружками ставили и играли любимые сказки!

Мне так было хорошо на этих репетициях, в этой душной и совсем некрасивой комнате, но полной таких тонких и нежных чувств к каждому исполнителю, что однажды, репетируя с ними сцену прощания, я села на табуретку и, сдерживая слезы, которые душили меня, тихо сказала: "Я не хочу отсюда уходить..." Это слова миссис Сэвидж, но это говорила не только моя героиня, но и я сама.

Андрей Денников, человек с чуткой душой, неожиданно спросил меня: "Что с вами? Как вы себя чувствуете?" Как будто его что-то испугало во мне, и я, взяв себя в руки, ответила, спрятав свое смятение: "В каком смысле как я себя чувствую? Все нормально..." Он больше меня не спрашивал, но я почему-то запомнила свое ощущение того, что он почувствовал через мою роль мой отчаянный крик, хотя я говорила тихо: "Я не хочу отсюда уходить!"

Друг мой, позволю себе процитировать фрагмент из рецензии на этот спектакль: "Представьте себе, стихия сказки, самой настоящей (дело происходит под Рождество), с ожиданием чуда и очаровательной волшебницей - самой Этель Сэвидж. В черной шляпке с вуалью и в чем-то "неземном", серебристо-сиреневом, что так идет к ее молодой, задорной седине. "Ничего себе сказочка, - скажет кто-то, - среди психов". А вот нашу героиню это не пугает. От нее вообще исходит удивительная энергия добра. Это тот случай, когда уже трудно различить, где "кончается" миссис Сэвидж и где "начинается" Вера Васильева. Вместе с ней, с ее знаменитыми ямочками, неповторимым, грудным голосом, лучезарной и в самом деле улыбкой на сцену приходит забытое в наше время ощущение уюта, гармонии и незамутненной душевной ясности. Наивно? Сентиментально? Наверное. Но на душе стало хорошо".

Спектакль получился очень светлый и очень добрый. Зрители долго аплодируют, дарят цветы, игрушки, и я получаю такой заряд энергии и счастья, что снова и снова благодарю свою судьбу, свою профессию и свою счастливо прожитую жизнь за эту данную мне возможность сказать со сцены в свои восемьдесят с лишним слова этой странной миссис Сэвидж, странность которой не только в ее доброте, детской доверчивости, но и в желании сделать людей счастливыми...

ПУБЛИКАЦИЯ

• Нас выбирают роли?
  "Продолжение души" Веры Васильевой