Непростая дорога к Тургеневу

К 190-летию со дня рождения автора "Отцов и детей"

КЛАССИКИ

Елена ГАРЕВСКАЯ
Наталия КАМИНСКАЯ
Алена СЕМЕНОВА

И.Тургенев. 1859 г. Фотография А.Деньера

Иван Сергеевич Тургенев - самый нерусский из русских классических писателей. Красавец, щеголь, много времени проводивший во Франции, кроме прочего, прославившийся мучительным романом со знаменитой французской певицей. Его недостаточная "русскость" подвигла Достоевского к созданию шаржа на Тургенева. Раздражал он многих. Что понятно: он создавал картонных персонажей, закручивал натужные интриги, его герои зачастую выясняли выморочные отношения. Тем не менее его невозможно запросто вывести на обочину классической русской литературы. Во-первых, очень немалое количество людей Тургенев по-настоящему тронул рассказом "Муму". Во-вторых, до наступления новейшего времени понятие "тургеневская девушка" не было совсем уж пустяковым. В-третьих, в попытке осмысления русского нигилизма после Тургенева существенных подвижек не наблюдалось. И наконец - его язык: временами раздражающий своей искусственностью, временами - прозрачный

и душистый, как воздух в Спасском-Лутовинове.

Юбилей, тем более такой внушительный, естественно становится поводом для разговора о сегодняшнем восприятии классика, о том,

что из его творчества кануло в Лету, а что до сих пор прочитывается как актуальное.

Андрей БИТОВ, писатель

- С Тургеневым у меня отношения личные, как и положено их иметь с русской литературой, где с каждым писателем своя разборка. К нему у меня детская любовь, которую я больше никогда не проверял. Поскольку первой книжкой русской классической литературы, прочитанной самостоятельно, наверное, лет в девять, оказались "Записки охотника" - в издании дореволюционном, в "Золотой библиотеке", со всеми правильными буквами, с ятями и ижицами. И мне удивительно понравилась эта книга.

Я думаю, что писатель происходит из читателя. Я не собирался в девять лет быть писателем, но русскую прозаическую речь впервые воспринял из тургеневских "Записок охотника". Потом, в школе, с помощью преподавания литературы очень не хотелось читать его романы. Хорошо, что некоторые я прочитал раньше, до того, как их проходили на уроках. Они мне тоже нравились, но меньше - я увлекся уже чем-то другим, золотым веком русской литературы.

Но того, что было вначале, я никогда не уцениваю. Если мне хватит сроку жизни, то, может быть, когда-нибудь, почувствовав, что все уже сделал, я сяду, раскрою ту книгу, которую берегу до сих пор, и перечитаю Тургенева.

Хотя теперь, взглядом назад, я думаю, что, находясь так много во Франции, он пытался написать и сконструировать именно русский роман, но западного типа: компактный, пригодный к переводу, в чем опережал по усилиям русских писателей, которые пошли все враздрыг в линии развития романа.

"Отцы и дети" у меня фигурируют в "Пушкинском доме". Позже выходили мои "Записки неохотника" - такие устные эссе - отголоски былого, которые я наговорил на диктофон. Они публиковались в "Огоньке".

Вспоминаю, как однажды, где-то в середине 70-х, я ехал из Крыма на автомобиле и вдруг вижу, как задышала природа и как стало красиво вокруг. Оказалось, что я приблизился к Спасскому-Лутовинову. Ну, думаю, дай-ка зайду к старику Тургеневу, когда еще сюда попаду... А благодарная мысль русским классикам за то, что они при разорении советским режимом сохранили русскую усадьбу, вызрела у меня давно. Эта природоохранная, как я ее называю, функция поэта, сохранила клочки и острова исчезающей России, образцы, которые очень важны как память. И то, что природа в Спасском не была искорежена и искалечена, говорило очень в пользу Ивана Сергеевича. Еду, думаю, может, про меня там и знают (это были годы, когда я еще не был в запрете и меня еще не забыли), но членский билет Союза писателей не помешает. Вот, думаю, подойду к сотрудникам, они тоже, наверное, скучают без общения. Лезу в карман и в этот момент обнаруживаю, что у меня нет бумажника: вместе с деньгами, удостоверением и правами на машину он остался на предыдущей бензозаправке... Так что непростая дорога к Тургеневу...

Константин БОГОМОЛОВ, режиссер

- Тургенев - великолепный стилист, обладающий тонким чувством формы, создавший свою неповторимую манеру письма. Школьная банальность, оттого не ставшая неправдой. Но для театра Тургенев интересен в первую очередь как блистательный психолог. Театр вообще требует от любой литературы именно этого свойства - способности быть созвучной времени. В теме, в языке, в интонации, в конфликтах... Иначе театр становится музеем. Человек театра, обращаясь к классической литературе, не реконструкцией заниматься должен, не "дух автора" передавать (жутковатое выражение, особенно в контексте того, что автор давно мертв), а искать дух современности в старом тексте. То есть ровно обратное. Так вот Тургенев современен, как мне кажется, именно трезвым и глубоким взглядом на человека, на его силу и слабость. Взглядом, лишенным как высокомерия, так и романтики. Его любовь к человеку, впрочем, как и к стране, не сусальна. Он нежен без сиропа, мудр без снобизма и деликатен без ханжества. Его "Месяц в деревне" (мечтаю поставить эту пьесу) - одна из самых жестких и беспощадных пьес русского театра. В нем нет ни толстовского мессианства, ни "достоевской" бульварности. Он не лицедействует и не юродствует - занятия, столь любимые русским писательством. Его дар - не в самокопании и не в проповеди. В нем есть пушкинская простота и элегичность, и пушкинская же лукавость. И ирония. Его ирония не мизантропична, как у Чехова. Но столь же точна и выверена, как у Пушкина. Я заведу свою "старую песню". Тургенев, как и вся русская литература XIX века, стал жертвой русской революции. Прежняя Россия ушла в небытие. Возник ад советской действительности, торжество хама. Возникла и потребность в мифе прекрасной эпохи, когда солнце было ярче, а людские души - тоньше и чище. И этим мифом стал XIX век. А Тургенев начал восприниматься как один из певцов той "пасторали". Жесткий, сложный, ироничный автор превратился в интеллигентском сознании, жаждавшем противопоставить унылому настоящему прекрасное прошлое, в поэта усадебной России - края белых платьев и благородных порывов. Куда как приятней думать, что русское общество рухнуло в пропасть не по причине собственной гнилости, а потому что оказалось слишком хрупким и возвышенным. Что раньше не доносы кропали, а на дуэлях стрелялись. Наивный взгляд всегда так греет душу. И так облегчает миропонимание. И когда мы, делая спектакль "Отцы и дети" в "Табакерке", попытались заглянуть глубже стилистических изысков и пасторальных банальностей, поднялся крик: а где благородство, а где тонкость чувств, зачем столько иронии?! Мы активизируем конфликты, нам говорят - а где же тургеневский стиль? Мы трактуем персонажей, а нам - насилие над автором! Мы говорим: посмотрите в роман, господа, перечитайте! Все, что есть в спектакле, - это из романа! Надо быть слепым, чтобы не видеть, что Павел Петрович влюблен в Фенечку и дерется с Базаровым из ревности. Что Фенечка не любит Николая Петровича, что Тургенев живописует нищую страну, пьющий народ и неспособных действовать бар. А в ответ - дамские слезы над поруганными идеалами студенческой юности. Мы делали спектакль не о единстве и борьбе поколений. Не о всепрощающей любви родственников друг к другу и величии духа уездных дворян. Мы делали спектакль о противоречиях и конфликтах. А это не вписывается в общепринятый миф о тургеневском творчестве. Увы, до сих пор в России критик приходит в театр, как правило, чтобы подтвердить свое ожидание. И если он видит что-то иное, чем представлял, он скучнеет, теряется или просто впадает в немотивированную агрессию. Но бог с ним, с критиком. Лучше о зрителе. А он, зритель, приходящий на спектакль, бесконечно благодарен получить не унылую хрестоматию, а новую версию романа. И поверьте, это зритель очень разный. Но в одном он един - ему хочется живого диалога с классикой. Не проповеди, но именно диалога. Он хочет видеть не восковые фигуры на сцене, а живых людей из плоти и крови. Потому что сегодня он точно знает - Человек не меняется с течением времени. Нет Человека Возрождения, Человека XIX века, Нового Человека эпохи коммунизма и современного Человека. Есть просто Человек. И Человек, о котором писал Тургенев, и Человек, пришедший в зал, - они так похожи. Хоть и разделяет их почти два столетия.

Дана КУРСКАЯ, студентка Литературного института имени М.Горького

- Тургенев - конечно, современный писатель. Любой писатель современный, если он исхитрился написать так, чтобы остаться в интеллектуальном багаже как минимум до XXI века. И темы его актуальны, хотя это уже попахивает школьным сочинением, но действительно, куда ни глянь - пресловутый конфликт отцов и детей терзал и будет терзать людей даже больше квартирного вопроса. Если словосочетание "тургеневская барышня" не вызывает вопросов и понятно собеседнику - значит, Тургенев остается в современности. Если человек понимает анекдот про Муму и не спрашивает, "над чем тут смеяться", значит, тексты этого автора все равно актуальны, хотим мы этого или нет. Честно говоря, в рамках школьной программы Тургенев не поражает. Возможно, его темы и тезисы проигрывают Островскому или Чехову. Это не значит, что Тургенев ниже уровнем как писатель. Просто его конфликты - менее надрывные, нежели конфликты других программно-школьных писателей. А те, кто эту программу постигает за партами, вовсю страдают юношеским максимализмом, поэтому им ближе прыжки в Волгу и убийства старух.

В школе Тургенева начинают проходить с "Бежина луга", а ведь это, на самом деле, чудесные рассказы-страшилки. Когда я в детстве читала "Муму", то мне не было жалко ни собаку, ни Герасима. По-моему, Герасим всегда мог жестами объяснить барыне, куда ей следует идти... И вообще, говоря о жалости в творчестве Тургенева, я могу вспомнить только стариков Базаровых. Их искренне жаль. Как жаль любых родителей, не сумевших спасти своего ребенка и самих осиротевших.

Не могу сказать, что мне близки персонажи, рисуемые Тургеневым. Нет, скорее, наоборот. Меня пугает базаровская категоричность, я не могу понять кирсановской всепрощаемости, и уж, конечно, мне нелегко постичь сам образ "тургеневской девушки" - все эти умницы явно противоположны моему внутреннему полудостоевскому миру. Зато, приближая именно женские образы Тургенева к себе самой, могу одобрительно похлопать по плечу Анну Одинцову. Меня восхищает то, что стакан воды умирающему человеку, "угасающей лампаде", она подает, глядя с "нежностью глубочайшей", но не снимая при этом перчаток. Если бы мне пришлось кому-то объяснить одной фразой, о чем именно писал этот автор, то получилось бы так: Тургенев писал про то, как человек постигает мир. Умело, неумело, надрывно, спокойно, вяло, грудью к амбразуре, насмешливо, доверчиво - в силу своих возможностей и способностей. Человек впитывает в себя, как губка, и былинки у костра, и предсмертный крик утопающего щенка, и боль первой любви, и последний вздох раскаявшегося нигилиста.

Ольга НОВИКОВА, Владимир НОВИКОВ, литераторы

- "Вчера читала я, - Тургенев/Меня опять зачаровал./Закатный запад был сиренев/И, все в грядущем обесценив,/Меня к былому призывал".

Так писал Игорь Северянин в 1910 году. Хорошие строки, и рифмы нетривиальные. Но - словно

напророчена здесь печальная участь Ивана Сергеевича в ХХ веке: неизменное клеймо "ретро", хрестоматийный глянец, школьные штампы: "отразил", "выразил", "ненавидел крепостное право", "описания природы", "прекрасный русский язык"... С такой рекомендацией прорваться к современному читателю просто невозможно.

Как вернуть Тургенева народу? Тут не обойтись без перехода на личность, на неоднозначные подробности биографии. Как струхнул девятнадцатилетний Ваня во время пожара на пароходе "Николай I" (было чего страшиться: погиб бы юноша - и не читать нам ни "Первой любви", ни "Дворянского гнезда"!) Как родил внебрачную дочь от белошвейки. Как круто ссорился со Львом Толстым. Да и "истуар д'амур" с Полиной Виардо нуждается в новом прочтении, без сиропа. Уверены: живой Тургенев со всеми его ошибками, страстями и заблуждениями интереснее его вальяжных портретов и бюстов.

То же и с текстами. Как ни странно, тургеневским произведениям не хватило полемических "наездов". Даже зоил Писарев одобрил "Отцов и детей", а какого-нибудь злопыхателя Антоновича помнят только специалисты. Кармазинов в "Бесах" Достоевского - слишком самодостаточная фигура, карикатуру на Тургенева в нем опять-таки видят только эксперты. Нужны, нужны "Прогулки с Тургеневым" - в прозе ли, в театре или в кино. Для этого, впрочем, есть еще целых десять лет - до настоящего, "полного" юбилея.

Евгений ПОПОВ, писатель

- У меня взаимоотношения с Тургеневым давние и сложные. В школе Тургенева преподавали так, что читать его не хотелось. Но однажды, когда я работал геологом и жил в маленькой сибирской деревне, где были только сочинения Ленина и Тургенева, я взялся его читать, и он мне страшно понравился. Я даже придумал такую игру, что мы с барином сидим в тюрьме, и он мне рассказывает про свою счастливую жизнь в России, которую мы потеряли.

Если же говорить серьезно, то это, конечно, очень крупный русский писатель, занимающий почетное место и в нашей литературе, и в мировой. Тургенев оказал влияние на Хемингуэя и на Фолкнера, а те в свою очередь повлияли на русских писателей середины прошлого века.

Что касается лично меня, то в один прекрасный день мне в голову пришла совершенно, казалось бы, дикая мысль - переписать на новый лад роман Тургенева "Накануне". Что я и сделал, назвав его "Накануне накануне". Там ровно такое же количество глав и персонажей, как у Тургенева, но действие я перенес из Подмосковья в Мюнхен и из XIX века на конец века двадцатого, а вместо тургеневских реальных героев у меня возникли "продукты реинкарнации": один похож на Ленина, другой на Горбачева. И если у Тургенева Инсаров умирал по дороге в Болгарию, то мой герой, который тоже хотел бороться за свободу России, по дороге все время уменьшался в росте и въезжал сюда уже в виде зародыша... Вроде бы шутливый сюжет, но за ним немало совсем нешуточного. И подвиг меня на такое сочинение Тургенев. Потому что главный полученный мною от него урок - в его умении замечательно описывать интеллигентных российских людей, которые очень много говорят, исповедуют великолепные идеи, но ровным счетом ничего не делают. Не знаю, хорошо ли это или плохо, но это так. Это одна из ярких черт русского характера, которую Тургенев выявляет и показывает очень мастерски. Вот почему он для меня стоит в одном ряду с Достоевским, Толстым и Лесковым.

Захар ПРИЛЕПИН, писатель

- Тургенев - очень европейский писатель. Он успел много написать и во многих жанрах: от семейного и социально-политического романа до мистических повестей. Из Тургенева (через Бунина) произросла и наша "деревенская проза". У меня такое завидное разнообразие вызывает чистейшую зависть. При этом Тургенев еще толком не прочитан, не перечитан, и не изучен. Восхитительны его поэмы и стихотворения в прозе, которые в детстве я очень любил: в них столько света, прозрачности и нежности. В то же время это писатель, глубоко понимавший все социальные дисбалансы и кризисы, которые повторяются у нас из века в век: поэтому, при всей тургеневской неровности, его стоит перечитывать постоянно.

Я зачитывался Тургеневым в юном возрасте, лет в 16 - 18. У него очень своеобразное чувство юмора, и мой незрелый юношеский ум часто веселили его мысли. Помню у него фразу, что, если мужчина ошибается, он скажет, что дважды два - это пять, если же ошибается женщина, она скажет: дважды два - это стеариновая свечка. У Тургенева много чего любопытного на любой вкус: как для феминисток, так и для истинных женщин, как для рефлексирующих, так и для целеустремленных и волевых мужчин. Это, собственно, и есть признак большого русского писателя - когда все, в том числе и почвенники, и либералы, находят в последовательной и внятной прозе подтверждения своей позиции. Пушкин нам это завещал. Если честно, я давно, наверное, лет восемь не обращался к его книгам. А вот по следам фильма "Отцы и дети", показанного недавно по ТВ, захотелось вновь его перечитать. Поскольку Тургенев, безусловно, обладает некими потайными смыслами, которые при желании в его текстах обнаруживаются. Что, кстати, замечательно увидела, судя по экранизации, Авдотья Смирнова, представившая Базарова крайне жестким, мужественным и с легко угадываемыми чертами, не побоюсь этого слова, "нацбола" - в противовес шестидесятнику Павлу Петровичу Кирсанову, которого играет Андрей Смирнов. "Рудин", "Дворянское гнездо", "Отцы и дети" - более чем актуальны в наши дни. Как и во всей русской классике, там будут открываться все новые и новые тайники и тропы, по которым раз за разом ты любовно и с трепетным сердцем бродишь, прислушиваясь, всматриваясь, обнаруживая незамеченные ранее узоры.

Станислав РАССАДИН, литературный критик

- У Ивана Александровича Гончарова есть позднее сочинение под названием "Необыкновенная история" (не путать с ранней повестью "Обыкновенная история"). Читать его мучительно и страшновато, поскольку - это картина чистейшей патологии и безумия. Он помешался на Тургеневе, решив, что тот занимается плагиатом и обкрадывает его. И якобы и из "Обломова" украл, и из "Обрыва", причем не только сам рассовывает придумки и персонажей Гончарова по своим книгам, но даже делится ими со своими зарубежными друзьями, с Флобером, например. Это довольно тягостное чтение по-своему проливает свет на некоторую уникальность Ивана Сергевича Тургенева и высвечивает кое-что в его своеобразии.

Гончаров долгими годами вынашивал свои произведения, вырубая типы, подобные Обломову. А тут легкий, летучий, невероятно чуткий к современности и злободневности Тургенев. Писатель, который, сам того не осознавая, готовил появление последующей литературы, не то чтобы набрасывал ее черновик, но что-то вроде этого. Например, когда читаешь "Дворянское гнездо", трудно отделаться от мысли, что в Лаврецком, в этом слабовольном, добром человеке уже действительно сидит зерно Обломова, а, может, еще в большей степени Пьера Безухова. Или Чертопханов из "Записок охотника" - просто почти готовый герой Лескова. Кукшина и Ситников из "Отцов и детей" - это уже наброски персонажей "Бесов" Достоевского и т.д. И вот именно это свойство, из-за которого ряд слишком умных и слишком ученых людей относится к Тургеневу как к писателю слегка легковесному, эта его своеобразная легкость и чуткость, опережающая законченное и завершенное сознание, позволила ему создать, безусловно, гениальное произведение "Отцы и дети" и Базарова. Когда Базаров рождался, Тургенев не знал, как себя вести, он не мог понять своего отношения к герою. Говорил прямо, что я не знаю, люблю его или ненавижу. А когда "Отцы и дети" появлялись в печати журнальными кусками, то споры вокруг них были запредельными: одни превозносили Базарова, как нового человека и спасителя общества, другие считали, что это дьявол во плоти. Дело дошло до того, что Тургенев собирался прекратить публикацию, настолько он был растерян. А образ вышел поистине гениальный и очень пародоксальный - "смесь Ноздрева" с Байроном, как определил не самый положительный из героев Достоевского, то есть весьма взрывоопасная смесь. Вот вам и милый, кажущийся легковесным Тургенев. Он поразительно прорицал будущее России. Не в меньшей степени, чем тот же Гончаров. Набоков сказал когда-то, что Россию погубили два Ильича. Один, понятно, экстремист Ленин, а второй - Илья Ильич, пролежавший на боку и профукавший жизнь, а ему подобные профукали свою страну. Дальнейший путь России был предначертан именно таким сочетанием. И катастрофизм фигуры Базарова - это предвидение, предсказание того трагического пути, по которому пошла Россия. Потому можно смело говорить, что Тургенев один из самых гениальных, самых мудрых русских писателей при всей своей подвижности и падкости на злободневное, что в литературе редко кончается хорошо. А Тургенев и эту схватку с жизнью и собственным даром достойно выиграл.

Мария ТОКМАШЕВА, студентка Российского социального университета

- Тургенев в потоке изучаемой нами великой русской литературы стоит особняком. И размах по объемам значительно отличается от гения Толстого, да и по морально-нравственным проповедям Иван Сергеевич огромной доле писателей русских уступает. Для меня в тургеневских романах особенно важным является противопоставление людей, которые готовы к обычной жизни, особо ничем не примечательной и особо ничем не отягощенной, и людей, которые действуют под очень глубоким чувством неудовлетворенности этой простой жизнью и страхом за то, что в конце концов все яростные порывы приведут именно к такому серому, будничному существованию. Внешние критерии разграничения этих двух "людских" категорий в романах Тургенева, как правило, хорошо очерчены, но давать оценку, делать выводы, представители какой из этих категорий достойнее, интереснее, умнее, писатель не рискует. И это, по-моему, самая правильная и адекватная писательская позиция. А главное, хорошо подкрепленная практически. Особенно сейчас и особенно для людей моего поколения. В двадцать лет как раз большинство из нас решают, какая жизнь им нужна. Причем тут только

два варианта: "простая, нормальная" или "не такая, как у всех". Погоня за последней - вечный бег с препятствиями, который непонятно к чему приведет; открытый юношеский антагонизм, в большинстве случаев, даже нездоровый цинизм. И вроде есть описанный Иваном Сергеевичем пример Базарова, но проецирование литературных образов XIX века кажется молодежи несколько глупым действом.

КЛАССИКИ

• Непростая дорога к Тургеневу
  К 190-летию со дня рождения автора "Отцов и детей"

ПОКОЛЕНИЕ

• Школа взросления Завершил работу VIII Форум молодых писателей России

ДЕБЮТ

• После того, как мечты сбылись
  Известный критик и телеведущий издал роман

ПРЕМИЯ

• "Парфюмер" и другие

НОВИНКИ

• Катарсис