Главная | Форум | Партнеры

Культура Портал - Все проходит, культура остается!
АнтиКвар

КиноКартина

ГазетаКультура

МелоМания

МирВеры

МизанСцена

СуперОбложка

Акции

АртеФакт

Газета "Культура"

№ 42 (7655) 30 октября - 12 ноября 2008г.

Рубрики раздела

Архив

2011 год
№1 №2 №3
№4 №5 №6
№7 №8 №9
№10 №11 №12
№13 №14 №15
№16 №17 №18
№19 №20 №21
№22 №23 №24
№25 №26 №27-28
№29-30 №31 №32
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
2000 год
1999 год
1998 год
1997 год

Счётчики

TopList
Rambler's Top100

Под занавес

ЕКАТЕРИНА МАКСИМОВА: Никогда ничего не просила для себя

Елена ФЕДОРЕНКО
Фото Елены ФЕТИСОВОЙ


Е.Максимова

Балетный мир празднует 50-летие неповторимого творческого дуэта Екатерины Максимовой и Владимира Васильева - ярчайшей в мире звездной пары, которая сумела быть вместе полвека: и на сцене, и в жизни. Подобных аналогов в истории балета попросту нет, поэтому закономерно, что Большой театр посвятил легендарным танцовщикам фестиваль, кульминация которого приходится на день сдачи номера "Культуры", что в ваших руках, в печать. Потому о самом фестивале газета расскажет позже. А накануне торжества Екатерина Сергеевна, проводящая в театре дни и ночи напролет, нашла время, чтобы ответить на наши вопросы.

- Вечера в честь вашего полувекового творческого юбилея прошли уже в Воронеже, Перми, теперь - Москва. Можно ли считать эту дату днем рождения вашего с Владимиром Васильевым дуэта ?

- Нет, это просто год поступления в театр.

- Когда вы впервые вместе вышли на сцену ?

- Первоклассниками в опере Делиба "Лакме", потом в "Щелкунчике" перетанцевали много разных партий: и детей, и мышей, долго исполняли вместе па де труа, одно время я была маленькой Машей, Володя - моим братом.

- Потом "доросли" до главных партий в "Щелкунчике". Он был первым вашим спектаклем в Большом ?

- "Щелкунчика" мы станцевали еще в школе, спектакль шел на сцене филиала Большого театра. А в Большом, как и все выпускники, мы попали в кордебалет. Володя прошел весь кордебалетный репертуар в классике, много танцевал в операх.

Моим дебютом была четверка маленьких лебедей в "Лебедином озере", потом - подруги и виллисы в "Жизели". Первый спектакль, в котором мы вместе исполняли главные партии, - "Каменный цветок".

- И тогда дуэт сложился ?

- Это получилось как-то постепенно.

- А роман, что складывался вне сцены, играл какую-то роль ?

- Наверное, играл. Симпатии возникли еще в школе, и нам, конечно, хотелось танцевать вместе. Мы не думали об этом, да и не от нас это зависело. На выпускном экзамене Володя танцевал "Пламя Парижа" не со мной, а у меня была "Жизель" - не с ним. В наше время такие вопросы - буду танцевать "Спартака" только с Васильевым или выйду в "Щелкунчике" только с Максимовой - не возникали. Так что дуэт не сразу получился.

- Не потому ли, что в вашем будущем классической танцовщицы педагоги не сомневались, а в выпускнике Васильеве классика не видели ?

- Да он сам не видел! И об этом мы тоже не задумывались - танцевали то, что нам поручали. Это сейчас случается, что артисты ставят условия: это я буду готовить, а от этого - увольте, с этим партнером - хочу, с этим - нет.

С Володей и по времени появления премьер в репертуаре мы не совпадали: я станцевала "Жизель" намного раньше него, а "Дон Кихота" подготовила годами позже. И партнеры были разные. Володя танцевал со всеми звездами Большого: Улановой и Плисецкой, Лепешинской и Стручковой. Моими партнерами были великолепные танцовщики: Николай Фадеечев, Марис Лиепа, Миша Лавровский. Наверное, хорошо, что мы не всегда на сцене были вместе, с другими партнерами была иная эмоциональная наполненность, и каждый спектакль отличался чем-то новым.

- То, что весь мир до сих пор (и время тут что-либо изменить бессильно) называет вас Катей и Володей, вам приятно ?

- Да, мне это нравится. В театре осталось очень мало людей старшего поколения, но остались, и они до сих пор говорят мне Катя. Не только артисты, но бутафоры, реквизиторы, рабочие сцены.

Екатериной Сергеевной меня стали называть только ученики, да и то поначалу условно. Студенты ГИТИСа, где я начала преподавать, были уже сложившимися артистами, меня называли по имени-отчеству, а потом мы выходили на улицу, и они тут же говорили: "Ну, Кать, пошли..."

- Хорошо, что вы преодолели свою скромность, о которой ходят легенды, и решили провести фестиваль. Как выбирали репертуар ?

- Это была не наша идея. Провести фестиваль предложила дирекция театра, объявив, что будет несколько спектаклей и Гала, на который пригласят иностранных солистов. Гала, кстати, можно назвать и вечером дебютов - во всех номерах танцуют новые исполнители. Я же решила, что балеты, которые вели мы с Володей, должны получить мои ученицы. Не могу же я какой-то из них сказать: "Ты не будешь танцевать спектакль". Аня Никулина готовит "Жизель", Марьяна Рыжкина, и тоже впервые, выступит в "Анюте", Галя Степаненко станцует в "Дон Кихоте". Выбывшую на время Свету Лунькину в "Щелкунчике" заменит Настя Горячева, а партнером станет Артем Овчаренко. Не могу считать Настю своей ученицей, но с ней я репетировала и "Русскую", и "Мазурку" Голейзовского.

- Суламифь Мессерер рассказывала, что когда вас принимали в балетную школу, то педагогов, очарованных вашими данными, насторожил ваш маленький рост. Тогда решили вызвать маму. Вошла очень высокая, строгая женщина, и члены комиссии онемели, - так было ?

- Они испугались, конечно, не маминой строгости, а ее роста. Помню, когда я училась в младших классах, многие советовали забрать меня из балетной школы: "Она вырастет, как мама, и все равно ничего танцевать не сможет". Тем более что у меня для моего возраста и роста была довольно большая нога, а это одна из примет того, что ребенок будет резко расти. Но за все время обучения в школе нога выросла всего на два размера, с 33-го по 35-й. Большая нога, высокая мама - но я не выросла. Даже, наоборот, не доросла.

- У вас богатая родословная: Сергей Рахманинов - дядя вашей бабушки, а русский философ, психолог, теоретик искусства, переводчик Густав Шпет - ваш родной дедушка. Ощущали избранность? Дедушкины гены вы как-то чувствуете ?

- Дедушку я не знала, он был расстрелян в Томском лагере в 1937-м, за два года до моего рождения. Но в доме его почитали и постоянно цитировали. Звучали такие фразы: "Дедушка поступил бы так, дедушка любил это, дедушка это бы понял". И его образ живет во мне до сих пор как высокий идеал.

Мама воспитывала меня достаточно строго, и она как профессиональный редактор, конечно, развивала меня. Когда я еще не умела читать самостоятельно, мама много читала мне вслух. Потом, в школьные годы, не заставляла, но настоятельно рекомендовала внимательно изучать Пушкина, Толстого, Чехова, Тургенева, Бунина.

- Вас награждали разными эпитетами, среди которых "мадам "Нет", "великая молчунья". Они быстро закреплялись. Кто их придумывал ?

- Друзья. Впервые назвал меня "Мадам "Нет" наш французский друг, фотограф Анри Лартиг. На большинство вопросов я отвечала сначала: "Нет, не надо, не справлюсь". Долго я была "бэби Большого театра" - это придумали американские корреспонденты после гастролей Большого. Приехала я туда ребенком в свой первый театральный сезон, танцевала небольшие партии, но обо мне начали говорить.

- Вы лукавите, когда утверждаете, что легко ушли со сцены и вам даже не снится, что вы танцуете ?

- Нет. Так сложилась жизнь, что я ушла со сцены легко. Во-первых, все-таки очень долго танцевала. Во-вторых, уже начала преподавать и репетировать - сначала в институте, потом в Театре "Кремлевский балет", где надо было начинать все с нуля. В годы, когда я еще танцевала, но уже преподавала, поняла, что сочетать эти две профессии невозможно. Ловила себя на том, что, когда у меня назначен спектакль и я вынуждена пропускать репетиции с ученицами, то начинаю думать: "Скорее бы этот спектакль закончился, надо бежать на репетицию".

В балете "Золушка" я танцевала главную героиню, а мои девочки - вариации времен года. После одного из спектаклей Раиса Степановна Стручкова сказала: "Как можно? У тебя впереди вариация, а ты смотришь на своих девочек и думаешь только о том, как они станцуют!" Наступил момент, когда выход на сцену меня стал тяготить. Быть может, просто я натанцевалась?

- Помню, вы не хотели танцевать Золушку ...

- Нет, не хотела и станцевала случайно, так сложились обстоятельства. В "Кремлевском балете" Васильев ставил "Золушку", а я репетировала его хореографию со своими ученицами. Сам он готовил в этом спектакле партию Мачехи, и не потому, что хотел танцевать, а просто никого не мог найти на эту роль. Буквально перед самой премьерой приехали французские импресарио и сказали, что они хотели бы вывезти спектакль в Париж, но при условии, что будет танцевать не только Володя, но и я. Соглашаясь, думала о театре: коллектив еще молодой, гастроли в Париже - отличная реклама, а для ребят - возможность увидеть мир.

- Как вы стали ученицей Улановой? Это связано с тем, что Галина Сергеевна выбрала себе в партнеры начинающего танцовщика Васильева ?

- Нет, с Володей это не связано. Когда я пришла в театр, Галина Сергеевна заканчивала танцевать и, по-моему, не готовила себя к педагогической деятельности. Тогда руководил театром Леонид Михайлович Лавровский, с которым Уланову объединяла долгая творческая жизнь. Он не хотел, чтобы Галина Сергеевна уходила: "Попробуй преподавать". Уланова не кинулась отвечать на это предложение, но Лавровский убеждал: "Всегда можно отказаться. Выбирай, кого хочешь: великую балерину или начинающую". Она выбрала меня. Счастливый случай.

- Елизавету Павловну Гердт мне не довелось знать, а на репетициях Улановой и Стручковой бывать посчастливилось. В работе они были очень разные, но когда репетировали с вами, то эта разница становилась менее заметной .

- Многое зависит от ученика. Мои девочки и в Большом театре, и в Балете Кремля все разные - одна не похожа на другую. И мы были такими же разными у наших педагогов. Галина Сергеевна не пыталась нас, Тимофееву, Адырхаеву, Семеняку, Прокофьеву, меня, причесать под одну гребенку и клонировать еще нескольких Улановых. Совсем наоборот. Педагоги стремились из каждой "достать", "вытянуть" индивидуальность. Эту цель они привили и мне.

- Галя Степаненко, опытная балерина, - из ваших новых учениц. Как она попала к вам ?

- Она сама попросилась после кончины Раисы Степановны, с которой работала последние годы. Ей показалось, что у нас с ее прежним педагогом много общего в отношении к искусству, да и в смысле человеческих ценностей.

- Это, конечно, шло от Гердт, вашей общей наставницы ?

- Безусловно. У Елизаветы Павловны я училась в школе, со Стручковой работала только последние годы своей танцевальной жизни, но нас связывала Гердт. Раиса Степановна ее очень уважала, считала второй мамой, и та относилась к ней как к любимой дочери. В доме Елизаветы Павловны мы часто встречались, и с моих ученических лет Раиса Степановна с повышенным интересом относилась к тому, что со мной происходит. Нас всех, помимо работы в репетиционном зале, объединяло человеческое взаимопонимание.

- Раиса Степановна работала с вами в то время, когда возглавляла журнал "Советский балет", и мы, сотрудники редакции, помним, что все проблемы отходили на второй план, если что-то случалось с вами, Володей или Татьяной Густавовной, вашей мамой. Она относилась к вам как к самым родным людям .

- Близкие отношения были всегда, но родственными они стали после трагической гибели Александра Лапаури - он и Раиса Степановна были совершенно уникальной парой, друг без друга - никуда. Вскоре ушла из жизни и Елизавета Павловна.

- Вы работали с разными хореографами, и одним из первых был Голейзовский .

- То, что он был в нашей жизни, - огромное счастье. Ему не разрешали ничего ставить, тем более в столичных театрах, его ранние спектакли были сняты с репертуара. Потом позволили сочинять номера для учеников балетной школы. Для нас, детей, это было открытие совершенно новой хореографии, неизвестного стиля. С ним было безумно интересно работать и общаться. Он писал стихи, рисовал, лепил. Его эрудиция была безгранична. Мы часто бывали у него дома и завороженно слушали его рассказы. Удивительно, что несмотря на трудную жизнь, гонения, он оставался поразительным жизнелюбом. Не потому, что не видел много несправедливого вокруг. Видел, но считал, что в жизни все равно побеждает красота. Были такие случаи, когда кто-то начинал описывать какую-то женскую внешность: она такая - нос крючком... "Какая? - прерывал Касьян Ярославич. - Посмотри, какая она прекрасная". Красоту он видел во всем, вырезал из каких-то сухих коряг великолепные фигурки.

Бывало, приходим к нему усталые, кислые, он спрашивает: "Почему такое настроение?" "Погода ужасная: дождь, слякоть, холодно", - отвечаем. Он удивляется: "Да посмотрите в окошко, какой прозрачный дождик идет, как сверкают лужицы!" И в природе, и в людях умел находить прекрасное.

- Голейзовский, похоже, оказался хореографом, танцы которого невозможно восстановить, хотя многие исполнители помнят его номера ...

- Дело в том, что его способность найти в каждом человеке что-то прекрасное, обернулась обратной стороной. Когда мы начали с ним работать, то не были звездами, а сколько было таких случаев, когда с посредственными танцовщиками он делал потрясающие номера, которые потом никто не мог повторить! Касьян Ярославич открывал такие глубины в ребятах, из которых танцовщиков, увы, не получилось. Он лепил из человека, какой он есть, из фактуры, которая ему дана.

А его манера работать! Когда он сочинял, то никогда не употреблял балетные термины - встань-де в первый арабеск или в аттитюд. Он говорил образами. В "Мазурке" просил нарисовать солнышко, заглянуть в лужицу, раздвинуть облака. В "Русской" - проплыть лебедушкой, поднять руку и полюбоваться колечками и браслетами. Лепилось из тебя, создавалось на твоих глазах. Как такое повторить?

- Без вашей улыбки, без глубинного чувства озорства, которое скрыто в реальной жизни, не появились бы знаменитые максимовские телебалеты, да и "Гусарская баллада"... Как телевидение вошло в вашу жизнь ?

- "Гусарская баллада" появилась раньше. Спектакль был перенесен из Питера. Фильмы-балеты рождались трудно, в них то ли не верили, то ли считали, что это не нужно. Заявка "Галатеи" пролежала на московском телевидении десять лет. Александру Белинскому это надоело: "Поедем в Питер, там, конечно, не такие технические условия, как в столице, но что делать?"

Нет худа без добра, за эти годы сформировался как хореограф Дмитрий Брянцев, который тогда еще танцевал в труппе "Молодой балет" и только начинал ставить. Белинский попросил меня встретиться с этим неизвестным хореографом, и оказалось, что есть за что цепляться. Совпало.

- А как в вашей жизни появился Бежар ?

- Тоже случайно. Бежар ставил "Петрушку" и пригласил Васильева.

- Васильева выпустили работать к Бежару? В 70-е годы ?

- Его не пускали. Долго удерживали. Пока он не пригрозил: "Если вы меня не отпустите, уйду из театра и найду способ уехать". Возможность поработать с Бежаром - такое выпадает раз в жизни. Я в то время была где-то за границей, и у меня появилась возможность наведаться в Брюссель.

- Вы были знакомы с Бежаром ?

- Первый раз мы с Володей увидели Бежара в 1961 году, когда он только начинал ставить. В Париже мы попали на репетицию "Вальпургиевой ночи" и были совершенно сражены, потом видели много его спектаклей и номеров. На этот раз я поехала из любопытства - посмотреть, как работает Бежар, а он в то время готовился к своему 50-летию.

- А Васильев в это время был у Бежара ?

- Да, и он ставил на него "Петрушку", я сидела на репетициях. В первой части юбилейного концерта должен был идти "Петрушка", во второй - отдельные номера. И вдруг Бежар говорит: "Что ты сидишь просто так? Станцуй что-нибудь в концерте. Например, адажио из "Ромео и Юлии" с Хорхе Донном". Я этот спектакль Бежара не видела. Когда он мне показал запись 18-минутного фрагмента (я не из тех, кто быстро учит текст), то, естественно, я сказала: "Нет". До концерта оставалось три дня, Хорхе Донн успокаивал: "Ничего, ничего, все сделаем". Действительно, он мне очень помог, и мы станцевали. Казалось, на этом все закончилось.

А вскоре труппу Бежара решили пригласить в Москву на гастроли. Бежар приехал на переговоры. В гастрольной программе не хватало одного спектакля. Бежар перечислял все свои 120 постановок, но чиновники опасались: вдруг привезут что-нибудь криминальное, что испортит наш классический балет. Услышав знакомое и неопасное название - "Ромео и Юлия", они встрепенулись и согласились. У Бежара в тот момент спектакль не шел - он все время варьировал свой огромный репертуар: одни спектакли несколько лет "отдыхали", потом всплывали на афише.

После встречи Бежар приехал к нам домой в полном восторге: "Завтра ты летишь репетировать со мной "Ромео и Юлию". А гастроли были объявлены, танцевать надо было дней через десять. Как всегда, я сказала: "Нет, нет, нет. Не успею, не смогу, невозможно".

- Вы ведь "мадам "Нет "...

- Да-да. "И вообще, - тут же добавила: кто мне визу даст?" В те времена не было никаких "шенгенов", и визы запрашивались заранее. Но он, оказывается, обо всем договорился, визу, действительно, сделали, и я уехала вместе с ним. Так что и этот спектакль возник случайно.

- Со студенческой практики в Большом театре помню картину, виданную потом много раз. Идете вы по коридору на сцену - мрачная, замкнутая, закрытая, и вдруг, переступив черту, преображаетесь: лучитесь солнечной энергией, радостью, счастьем. Можно ли сказать, что для вас сцена - бoльшая реальность, чем жизнь ?

- Нет, так сказать я не могу. Не знаю, в силу характера или по иным причинам, но в жизни я себя не расплескивала. Может, из-за этого создавалось впечатление, что я неприступна и замкнута. Эмоции, силы я копила для сцены. В жизни могла эмоционально выплеснуться только с близкими людьми.

Никогда не занималась своей внешностью, никогда сильно не красилась, не делала сложных причесок, была равнодушна к повседневной одежде. Как свитер надену, так в нем и хожу - удобно. Вечером решаю, что утром обязательно продумаю свой наряд, но встаю и... скорее, скорее в театр, едва натяну свитер. Но это не касалось театра. В театр приходила задолго до спектакля, тщательно гримировалась, продумывала все прически, костюмы. Сейчас мне кажется, что в каждом человеке заложены определенная сила и энергия для того, чтобы следить за своей внешностью. Наверное, я истратила их на сцену, а на жизнь не хватило.

- Вода камень точит, а время память сглаживает. Вы пережили тяжелый уход из Большого театра. Что-то сгладилось, какие-то отношения нормализовались ?

- Что-то восстановилось, а какие-то отношения так и остались натянутыми. Со стороны Юрия Николаевича Григоровича - осталось. Считаю, это не самый лучший вариант. Ведь было в общей жизни хорошее: наш приход в театр совпал с приходом Григоровича, и это был для нас очень светлый период. Была когда-то дружба, потом ее не стало, но это не значит, что неприятие надо переносить на всю оставшуюся жизнь и на творческие процессы. Жизнь многое расставляет по своим местам. Зачем культивировать конфликт до конца жизни? Не знаю. Все равно я соприкасаюсь с творчеством Юрия Николаевича, репетирую его спектакли.

- Как вы любите отдыхать ?

- Уезжаю в Рыжевку, неподалеку от Щелыково, близ Кинешмы - в лес, тишину, где никого нет.

- Не переходя на личности и личные отношения - что такое традиции Большого театра для вас? Каким в идеале вы, будучи связанной с театром полвека, видите его путь в будущем ?

- Дело даже не в традициях. Просто не надо терять того, что имеем. Не говорю о том, что театр не должен развиваться. Да от моих слов ничего и не изменится - театр все равно развивается: классические спектакли сегодня не танцуются так, как на премьере, лет сто назад. Техника идет вперед. Но дух спектаклей, то, ради чего они создавались, следует сохранять!

Много говорят о том, что нужно равняться на Запад, но я считаю, что завоеваний репертуарного театра терять нельзя. А что касается новых спектаклей, то их надо создавать, но не в ущерб классике, а классику надо обновлять - с этим не спорю. Технику классических спектаклей развивали все талантливые хореографы и исполнители. Собственно, техника росла на классических спектаклях, а не на современных. Все сложные пируэты, прыжки появлялись сначала в классических спектаклях, а потом уже перекочевывали в современные.

- Вы были из тех танцовщиков, которые открыли конкурсное движение. Сейчас конкурсов много - и у вас есть свой конкурс, на них может приехать любой танцовщик: подготовить программу, купить билет. А как было в ваше время ?

- Были иные времена - с фестивалями молодежи и студентов, внутри которых были какие-то конкурсы. Первый балетный конкурс состоялся в 1964 году, в Варне. Всесильные Министерство культуры, Госконцерт, дирекция театра нас не спрашивали, хотим мы - не хотим, готовы - не готовы. Нам сообщали в приказном порядке: поедете, и все.

- Конкурсы привнесли в искусство балета спортивный элемент, что сейчас привычно. А тогда, вначале, было боязно ?

- Страшно не было. Было интересно, ведь собиралась молодежь со всего мира, мы видели новое. К тому же абсолютно не думали о том, что должны получить

медали, важен был процесс, а не результат.

Сейчас к конкурсам готовятся специально, а мы не готовились. Нас отправили - мы приехали. На конкурс в Варну нас делегировали с Васильевым. Должны были танцевать па де де из "Спящей красавицы" и "Дон Кихота". Но когда приехали, услышали: "Никита Долгушин оказался без партнерши. На втором туре Максимова будет танцевать с ним "Спящую", а Васильев исполнит "Нарцисса". Полдень, жара, открытая площадка. Я привязывала к лицу темные очки, потому что от солнца после пор де бра у меня сразу выступали слезы. Мы с Никитой порепетировали и пошли танцевать. А сейчас идет какое-то натаскивание, и ставится цель - медаль во что бы то ни стало.

- Какие роли можете сейчас, по прошествии времени, назвать самыми дорогими ?

- Не могу.

- Неужели Анюта не дорога особенно ?

- Скажу - Анюта, а куда девать Жизель? Китри? Джульетту? Всех люблю. Единственно, что не нравилось, когда на гастролях приходилось танцевать одно и то же. Мне было интересно менять спектакли, после "Спартака" танцевать "Жизель", потом "Дон Кихота", а следом - "Спящую". Все мои роли как дети, в которых вложены сердце, душа, силы.

- А когда показывают телефильмы с вашим участием, вы их смотрите ?

- Нет.

- То есть Белинский прав, когда о вас рассказывая, дает в эфир вас, смотрящую себя на экране и приговаривающую: "Это ужасно. Не получилось "...

- Нас мало снимали, видео еще не было, но какие-то спектакли записывали. И когда я смотрела, то приходила в ужас - все, надо заканчивать, я на сцену больше не выйду. И сейчас не смотрю, чтобы не расстраиваться.

- В тоталитарном государстве любой крупный художник либо выступает против власти, либо подстраивается, и только немногие идут своим независимым от властей предержащих путем. Такое впечатление, что власть вы не замечали и никогда не шли на поклон, да и в диссидентских настроениях замечены не были. Вы действительно никогда и ничего не просили у сильных мира сего ?

- Никогда не ходила к начальству, ничего не просила и ничего не требовала. Сначала, когда пришла в театр и у меня не было спектаклей, то переживала, сидела и ждала, когда мне дадут роль. О том, что было потеряно какое-то время, быть может, теперь жалею. Потом, когда уже появился опыт общения с людьми театра, вновь настал период, когда мне давали очень мало спектаклей в Большом театре, тогда я перешла улицу и пошла в театр к Наталии Касаткиной и Владимиру Василеву. Станцевала "Натали" (это было чуть раньше), "Сотворение мира", "Ромео и Джульетту", много ездила с ними на гастроли.

Идти и что-то просить - совсем не в моем характере. А потом я считала это ниже своего достоинства, честно говоря.

- А за учеников просите ?

- За учеников - да. Вообще, не за себя я могу и попросить, и потребовать.

Также в рубрике:

Главная АнтиКвар КиноКартина ГазетаКультура МелоМания МирВеры МизанСцена СуперОбложка Акции АртеФакт
© 2001-2010. Газета "Культура" - все права защищены.
Любое использование материалов возможно только с письменного согласия редактора портала.
Свидетельство о регистрации средства массовой информации Министерства Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций Эл № 77-4387 от 22.02.2001

Сайт Юлии Лавряшиной;