Не одинокий голос человека

"Липсинк" Робера Лепажа

Светлана ХОХРЯКОВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

Сцена из спектакля

Еще совсем недавно имя Робера Лепажа ни о чем не говорило московской публике, хотя это один из известнейших в мире канадских режиссеров. Несколько лет назад он приезжал на Московский международный кинофестиваль, где была представлена ретроспектива его фильмов, и это событие прошло весьма скромно, никакого ажиотажа и повышенного интереса ни у публики, ни у киноманов не наблюдалось. Стараниями Чеховского международного фестиваля, познакомившего Москву с театральными работами Лепажа, имя его встало в первый ряд зрительских и критических предпочтений.

"Липсинк" поставлен усилиями двух коллективов: "Ex machina" (Квебек, Канада) и "Театра без границ" (Ньюкасл, Великобритания). Продолжительность спектакля - 8 часов 25 минут, но в Москве он шел дольше. Зрители пришли в "Мастерскую Петра Фоменко", где показывали спектакль, к 13 часам, а покинули зал после 22-х. Овации продолжались минут 10, зал аплодировал стоя и не спешил разбегаться по домам после изнурительного театрального марафона. Действо разбито на 9 частей, понятия "Действие I" или "Действие II" тут совершенно неуместны. Это скорее эпизоды, как в кино. Названы они именами действующих лиц - "Ада", "Джереми" или сразу двумя - "Томас" и "Мари" (в таких случаях появлялась бегущая строка, сообщавшая: "Пауза, пожалуйста, оставайтесь на местах"), и тогда их играли без антракта. Хронометраж эпизодов составлял от 25 до 55 минут. Четыре антракта - по 20 минут, и один в 45. Таким было это масштабное представление, к каковому неискушенный зритель не привык. Можно было последовательно в три вечера посмотреть "Липсинк", хотя совершенно не представляю, как все это расчленить без ущерба для восприятия, а можно было провести субботний или воскресный день целиком в стенах театра. Люди подтягивались к "Мастерской Петра Фоменко" с рюкзачками, многие принесли с собой воду, судки и контейнеры с едой, боясь очередей в театральный буфет. Но никаких верениц к буфетной стойке не наблюдалось. Из спецпитания по случаю столь длительного действа - только "салат в ассортименте" по цене 500 рублей.

Год назад на Каннском кинофестивале показали долгоиграющий фильм "Че" Стивена Содерберга о легендарном Че Геваре. Продюсеры позаботились о зрителе: сделали перерыв, бесплатно выдавали воду с сэндвичами. А длилась картина всего-то четыре с половиной часа. Театральная Москва выдержала когда-то почти семичасовое действо Някрошюса "Вишневый сад", потом спектакль существенно сократили. Были "Бесы" у Додина, которые мы смотрели с утра до вечера. У Алексея Бородина на "Береге утопии" тоже можно провести день. Ариана Мнушкин играет свои спектакли иной раз целый день. Коллеги рассказывали, что во время такого показа в Авиньоне развернули полевую кухню, артисты сами приготовили обед (в это вкладывался особый смысл) и за умеренную цену кормили публику. Но мы живем больше пищей духовной.

У Лепажа, несомненно, кинематографическое мышление. В сущности, так в театре не работают. Я почему-то все время вспоминала картину Алехандро Гонсалеса Иньярриту "Вавилон". Собственно, и "Липсинк" сделан так и о том же, когда то или иное событие, нечаянная фраза, прозвучавшая на одном конце земли, словно рикошетом отзывается совсем в другом месте. Герои говорят на разных языках, у каждого из них своя культура и свой мир, но все они словно связаны одной цепью. И за поступок одного ответит, а то и расплатится другой, неважно, что кто-то живет в Токио, а кто-то в Марокко. Сейчас такого рода фильмы появляются постоянно, когда события, происходящие с разными людьми, идут почти синхронно. Не столь давний оскаровский лауреат - фильм "Столкновение" был поставлен по этому же принципу, который, кстати, исконно коренится в театре еще средневековой поры, с его симультанным представлением, когда выставлялись все декорации, необходимые для зрелища, и можно было наблюдать в одно и то же время за жизнью разных героев.

У Лепажа тоже настоящий Вавилон. Герои говорят на английском, французском, испанском и немецком языках. Зрителю помогает разобраться во всем этом многоголосии бегущая строка перевода, прыгающая с одной поверхности на другую в зависимости от декорации, сопровождающей тот или иной эпизод. А декорация тут сложнейшая. Может быть, даже Лепаж чуть "забытовил" среду. Он воспроизвел слишком много деталей, существеных для кино, но без которых театр мог спокойно обойтись.

Само название "Липсинк" можно расчленить по словам - губы и синхрон. Возникают по ходу дела ассоциации чисто кинематографические - "Читая по губам" Жака Одиара, а одна из героинь приглашена сниматься у знаменитого британского кинорежиссера Стивена Фрирза. Герои занимаются озвучанием и дубляжом, работают во всех смыслах синхронно. Так что наполнять само название спектакля можно разными смыслами. Сам Лепаж, объясняя название, говорит о голосе и языке. Они заключают и несут в себе многое. Но многоголосие все же достигается в спектакле не за счет крика ребенка, вокального пения или прочих звуков, возникающих на сцене. Оно в многообразии разных человеческих судеб, которые кричат наперебой, а потом сходятся в коде. Оперная дива Ада Вебер берет на руки маленькую женщину - кровную мать своего приемного сына, а потом передает ее тело их "сыну на двоих". Сопровождает это действо пение Ады, которое в данном случае подобно хоралу и выводит происходящее на вселенский масштаб. И это своего рода раскаяние цивилизованного мира перед несчастным и обездоленным народом третьих стран. Тоже, кстати, исхоженный европейским кинематографом прием мирового покаяния и взятия на себя вины.

Текст, звучащий со сцены, создан коллективными усилиями самого режиссера и его актеров - Фредерик Бедар, Карлоса Белды, Ребекки Бланкеншип, Лиз Кастонги и других. Все они уже не в первый раз работают с Лепажем. Если изучить их биографии, то все эти люди, ставшие единомышленниками, тоже своего рода многоголосый Вавилон, все они из разных стран и с самым разнообразным художественным опытом.

У Лепажа космический замах. Его спектакль "Обратная сторона Луны", покоривший российскую публику на одном из прежних Чеховских фестивалей, его фильм на ту же тему, а теперь и открывающие "Липсинк" громады облаков, плывущих за бортом самолета, в салоне которого мы находимся вместе с героями спектакля, наводят на мысли о том, что в нем умер космонавт. Он все время вырывается в какие-то далекие миры, углубляется в плотные слои атмосферы и в "Тектонические пласты", не зря же ставил спектакль с таким названием. Даже человеческий мозг и фрагменты Сикстинской капеллы, воспроизведенные на экране в виде проекции, выглядят как далекие галактики.

В самолете, следующем по маршруту Франкфурт - Монреаль, умирает никарагуанская иммигрантка-проститутка, оставив младенца. Усыновит его потом находившаяся на этом же борту певица Ада Вебер. Ребенок вырастет на наших глазах в течение нескольких минут. И это один из самых незабываемых и по-настоящему театральных моментов спектакля. Вот младенец на руках, стоило его только положить на сиденье вагона, он тут же вскочил подростком, а потом обернулся молодым человеком, который все больше утрачивает взаимопонимание с матерью.

Все эпизоды постановочно разнообразны. Второй, к примеру, сопровождает "крупный план" экрана, синхронно воспроизводящий все то, что происходит на сцене. На смену салону самолета, воссозданному почти буквально, приходит операционная, где другой певице удаляют опухоль мозга. Позднее мы окажемся в вагоне лондонского метро, за окнами промелькнут пассажиры, стоящие на перронах, названия станций. Мы попадем на съемочную площадку, где выросший сын снимает кино. Как всякий дебютант, он застревает в дебрях автобиографии и на роль своей настоящей матери приглашает похожую на нее актрису. Начинается кино про кино со съемками, романчиком актрисы и режиссера - тоже сполна отработанный кинематографом сюжет (только что аналогичную историю в юмористическом ключе показали в Карловых Варах - "Виски и водка"). Выглядит это забавно, зрители смеются над тем, как актеры повторяют дубль за дублем, словно в дурной опере. Джереми скажет, что снимает фильм о том, как музыка становится средством коммуникации, когда люди говорят на разных языках, не понимая друг друга. Лепаж пародирует, ему это удается, но в какие-то моменты уходит от заданных правил игры, и все происходящее становится серьезным и лишенным толики иронии. Мы пройдем все этапы фильмопроизводства. Нам продемонстрируют, как проходит тонировочный период, как воспроизводят в кино "шепоты и крики", как гремят для этого ключами, шуршат бумагой, хлопают створками шкафов. Старые семейные киноархивы одна из героинь попытается расшифровать, считывая слова с губ давно ушедших людей.

В эфире ВВС - проститутка и молодой человек, оказывающий услуги экскорта богатым дамам. Другая случайная встреча станет закономерной для брата и сестры, приведет к трагическому финалу. Вскроется страшная история взаимоотношений с отчимом каждого из них. Лепаж словно бы вскрывает все раны мира. Недаром же слово "lip" можно еще перевести и как край раны.

Есть у Лепажа еще один мощный эпизод, пожалуй, самый театральный из того, что мы видели, и при этом напоминающий кино многообещающего мексиканского гения Карлоса Рейгадаса. Только его трагичность разбивается о приемы ситкома, сопровождающего все происходящее дружным смехом якобы находящегося за экраном зрителя. Звукорежиссер Себастьян едет хоронить отца. Покойник издает живые звуки - из него выходят газы. Он даже восстает из гроба, а потом запоет за спинами мнимоскорбящих родственников. Его тело будут переворачивать в гробу, чтобы не лежал вверх ногами. Покойнику вставят челюсть самым варварским способом под смех "оплакивающих" потерю. А потом зал, где все мы сидим, станет бездной крематория, его топкой, куда будут запихивать гроб. И это был эмоциональный и энергетический пик спектакля, возбудивший публику после многочасового смотрения. Но дальше пошли один за другим эпизоды, ничего существенного не прибавляющие к высказыванию.

Пожалуй, даже слишком много разъяснений. О том, как никарагуанская пятнадцатилетняя девушка оказалась в витрине гамбургской улицы наслаждений, как ее заманили в Германию нехорошие дядя и тетя, а потом обманули. Можно было и не рассказывать об этом. Финальное покаяние прозвучало бы перед всем миром и за весь мир все равно мощно. Хотя оно получилось несколько наивным, слишком политкорректным. Сильное впечатление производит не столько спектакль, сколько сам Лепаж - абсолютный театральный безумец, работающий вопреки скоростям времени, вопреки его упрощенности и стремлению сделать все по-быстрому, особенно не затрачиваясь. После гигантской волны бездарных и усредненных театральных поделок и вообще всего того брака, который штампует современная культура, можно просто прослезиться от такого отчаянного противостояния общепринятому. Однако одиноким голосом человека крик Робера Лепажа не назовешь. Он не один в поле воин. Есть и другие безумцы.

ТЕАТР

• Не одинокий голос человека
  "Липсинк" Робера Лепажа
• Виртуозы из Поднебесной
  Национальная Китайская Опера на Тайване Гуо Гуанг