АЛЕКСАНДР КАБАКОВ: Я никогда не жду революции. Но всегда ее боюсь

ПЕРСОНА

Дмитрий САВОСИН

А.Кабаков

Новый роман Александра КАБАКОВА "Беглецъ" вошел в длинный список "Русского Букера", а на только что завершившейся ММКВЯ признан лучшей "Прозой года". Построен роман необычно: в нем несколько временных пластов. Дневник банковского служащего 1916 - 1917 годов обрамляют записи человека современного, вспоминающего годы 70-е, когда эта тетрадка попала к нему в руки. А кончается книга и вовсе 2013 годом!.. О новом романе, его героях, российской истории и "малых исключениях" писатель рассказал в интервью газете "Культура".

- Есть довольно распространенное среди литераторов мнение, что в литературе уже все написано. Все сюжетные повороты отыграны, проблемы поставлены, и сегодняшний писатель занимается просто игрой: скрытые цитаты, переосмысление классиков ...

- ...То есть все, что называется словом "постмодернизм".

- Вы согласны ?

- Согласен или нет - не знаю. Но открещиваться от постмодерна довольно странно: постмодерн - это ведь не литературная школа, а просто состояние умов. Мы живем в постмодерне, как мы живем в земной атмосфере, даже не замечая сами. И ничего с этим не сделаешь. Дело не в том, что все отыграно, - просто наступило время, когда придумано так много, что этого вторичного сырья вполне достаточно для создания новых объектов культуры. Но в этой методике важно, для чего она используется. У Сорокина, допустим, и у Евгения Попова методика одна и та же, а вот цели совершенно разные.

- Возможен ли сегодня реалистический роман, когда писатель просто пишет, что видит ?

- Возможен. Но и он будет прочитан как объект посмодернизма. Потому что все будут считать, что это тоже игра. И отчасти будут правы: сегодня невозможно представить себе девственно необразованного писателя, не понимающего, что все классические романы самовыражения, романы воспитания уже написаны. И то, что делает он, никак не может считаться новым типом литературы.

- Можно ли сказать, что в романе вы переосмысливаете Горького, Леонида Андреева, которых читает ваш герой ?

- Не только читает - он их ненавидит. Но это среда того времени, это модные авторы, которые были у всех на устах. Впрочем, "Беглец" - роман не прямого постмодернистского цитирования, но он очень связан и с "Жизнью Клима Самгина", и с Чеховым. В сущности, мой Л-ов - это чеховский герой, которому довелось дожить до революции.

- В русской литературе есть понятие "сумерек", безвременья. Но герой Чехова спасается от него чтением, например, Тацита. А ваш - люто ненавидит Горького, Андреева... А не всю ли культуру вообще ?

- Отчего же? Все эти проклятья, адресованные декадентству, исходят от человека вполне культурного. Он ведь университетский. Человек некультурный не додумался бы до такого: ведь он ругает декаданс с позиций старой, классической культуры. Да ведь и характер у него не сахарный: раздраженный, брюзгливый, страдающий от обстоятельств жизни... То, что он всем недоволен, - это, скорее всего, черта характера, а не позиция.

- Согласны ли с определением романа как "футурологической антиутопии "?

- Спорить с какой бы то ни было критикой для писателя - последнее дело. Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, и никогда не получается сказать то, что хотел. Вот проводят параллель с "Невозвращенцем" - и всего-то из-за последних четырех строчек! А ведь "Невозвращенец" для меня был прежде всего противостоянием КГБ. Он был для этого написан. А прочли его - как антиутопию! "Беглец" же - роман о страхе старости, беспомощности, о том, до чего такой страх может довести человека, что он может пойти на то, на что до того никогда бы не пошел. Страх жизни, страх враждебного окружения. Это мир революции, естественно враждебный ему. Но если даже не было бы революции, мир все равно враждебен стареющему...

- Только ли стареющему? А не ощутил ли себя герой изгоем в мире Истории ?

- Да, конечно. Потому что его старость приходится на историческое время, а он - образованный обыватель. И как обывателю ему хочется выключиться из исторического времени. Этот человек враждебен истории. Его идеал - остановить историю, прекратить, по крайней мере, затормозить, чтобы она двигалась с приемлемой для него скоростью. А ничего не получается. История оборачивается к нему своим страшным, античеловеческим ликом. И вот тут он вступает с ней в посильную борьбу.

- В борьбу? А разве сперва не в сделку ?

- Объективно - это сделка. Субъективно - жест отчаяния человека, почувствовавшего себя обманутым. Это потом он понимает, что сделал, и впадает в безумное, истерическое состояние.

- Принято считать, что консервативное большинство как раз и есть опора истории и спокойного прогресса ...

- Истории и спокойного прогресса! Но история, увы, очень недолго развивается в ритме спокойного прогресса. Как правило, она развивается рывками, кризисами и разрешением кризисов. Революциями. Это, собственно, и есть движение любой истории - увы, как социальной, так и истории культуры. Увы, увы... И когда Булгаков писал о "благословенной эволюции", он мечтал о несбыточном: она длится недолго...

- Но ведь и постмодернизм - тоже своего рода результат революции ...

- Увы - потому что я боюсь и ненавижу революции. И если ненавистная современность или революция наступает на тебя, достойная позиция только одна: сказать, как ответила наполеоновская гвардия на предложение сдаться: "Merde! Гвардия умирает, но не сдается!" Стоять на своем. Все равно стопчут! Но - стоять на своем.

- В этом есть героизм - стоять на своем против Молоха Истории ?

- Ничего в этом нет героического. Все равно стопчут. Пассивное сопротивление. Вообще героика и герои мне чужды. Я на стороне маленького человека. Героев я боюсь. Чего бы субъективно они ни хотели, они всегда несут много горя.

- Насколько ваш герой типичен, и почему вы выбрали именно этот тип для романа, который все-таки читается как антиутопия ?

- Это тип человека, больше всего претерпевающего от истории. Я не говорю о бездарном обывателе, органически чуждом истории. Мой все-таки другой. Любой кризис больше всего корежит именно такой человеческий тип - во все времена. Тип "не совсем постороннего", который хочет быть посторонним. Вмешиваться - не хочет, а не размышлять, не чувствовать - не может.

- Давайте поговорим о втором герое, обмолвившемся, что "это мог быть и мой дневник ..."

- Это мне уже ближе. Понятно, что это не человек денег. У него совсем другой склад. Он, так сказать, человек без якорей. Старый Л-ов долго не решается уехать, причем из моральных соображений: натворил делов - оставайся. А современный уезжает, как только становится невыносимо. Но они, конечно же, похожи. Это воспроизведение того же типа в других условиях через семьдесят лет. Это тоже культурный обыватель. Вот у нас есть слово, которое очень любили в советское время, - интеллигенция. Александр Исаевич Солженицын заменил его "образованщиной". Звучит довольно обидно. И не совсем точно: ведь не в одном образовании дело, есть еще социально-психологический склад. Я предлагаю другое определение: культурный обыватель. Как правило, недеятельный, человек тихого, скрытого протеста; обычно культурный, но не активный протестант.

Ведь интеллигенция, которая была - культурная, образованная и протестующая часть общества, - во многом подготовила революцию. Но была еще и культурная, образованная и не протестующая часть общества. Вот о ней и речь. Это и есть культурные обыватели - как оба героя романа.

- И что же, История выдавливает такой тип из России ?

- Да. Может выдавить. Может уничтожить. Либо - герой, либо - толпа. А это не толпа, но и никак не герой. Такие типы не нужны истории, их история выбрасывает. Собственно, это то же самое, о чем написан "Клим Самгин".

- Вы ждете революции ?

- Я никогда не жду революции. Но всегда ее боюсь. Революция может произойти почти всегда. Более кровавая, менее кровавая... Что сейчас пугает - это наличие мирового кризиса. Он может проявляться как мировая война или просто как мировой серьезный экономический кризис - с перераспределением центров силы. Кончиться может чем угодно. А поскольку трудно не согласиться с Лениным в том, что революции происходят там, где самое слабое место, - не опасаться нельзя. Россия ведь все еще - бедная страна, и опасность в том, что она сознает свою бедность.

- Могли бы вы прокомментировать знаменитое высказывание Пушкина: "Я хочу для России другую историю, нежели та, какую она имела "?

- Да, я бы тоже хотел для России другую историю. С более последовательными реформами Петра. С более продуманным освобождением крестьян. Естественно, с другими действиями власти начиная с 1914 года... Ну и много еще чего. То, что происходило в России после февральской революции 1917 года, - ужас, и этого вполне могло не быть.

- Что бы вы ответили критику Андрею Немзеру, упрекнувшему роман в несоответствии историческим деталям ?

- Я уже говорил, что считаю неприличным публичный спор с критиками. Скажу коротко. У Андрея Семеновича большое преимущество. Он высказал ряд замечаний. И любой человек, который прочтет, будет считать, что так все и было. Между тем у меня есть почти по каждому его возражению серьезные контраргументы. Притом что я не могу пожаловаться на дурное отношение Андрея Немзера, что-то его задело. Полагаю, просто предмет изображения. Но я не замахивался на то, на что по праву претендовал Солженицын с "Красным колесом". Я написал маленький авантюрно-психологический роман на материале 1916 - 1917 годов, причем больше психологический, чем авантюрный. Не более того.

- Я обратил внимание на то, что ваши герои совсем не говорят о войне, а ведь Россия - воюющая страна, причем не колонию усмиряет на юге, а воюет в Европе! Как так ?

- Я сознательно строил ощущение, что война очень далеко. Так оно и было. Во время встречи нового 1917 года - война-то была фактически проиграна - москвичи потратили в ресторанах на "закуски, вина и водки" более миллиона рублей. Это по нынешним временам - миллиарды! И потом, не стоит забывать, что действие происходит не в Петербурге, где сосредоточена вся власть, центральные газеты, - тогдашняя Москва - это тихое место...

Но при этом напомню вам: Л-ов в дневнике все время ругает войну, пишет о трагедии на Стоходе...

- Вот убежали ваши беглецы. Что ждет одного и второго после того, как вся наша история, по выражению Немзера, "сгорела в мусорном баке "?

- Ну это легко представить. Таких, как Л-ов, было очень много. Уехали со средствами, хотя и небольшими. Поселились. Занимались чем могли, ходили на эмигрантские собрания и мирно дожили. Я знал таких людей.

А герой современный... сейчас времена другие. Ведь к 2013 году,

когда кончается действие романа, ему должно быть за семьдесят. Отсюда он просто бежал: голод, продовольственная милиция ходит. А там расчет только на социальные пособия - что ж еще? А если представить, что 2013-й - это массовое бегство из России, то пособия очень вероятны: там, на Западе, все начинают нас любить, когда нам становится тут совсем плохо. А ведь мы сами убрали Берлинскую стену, сами убрали угрозу ядерной войны. И никто даже не похвалил нас за это!..

ПЕРСОНА

• АЛЕКСАНДР КАБАКОВ: Я никогда не жду революции. Но всегда ее боюсь

ФОРУМ

• Долой налог на чтение!
  Гости и экспоненты самого крупного книжного форума России

НОВИНКИ

• Маршал российской журналистики