МИХАИЛ РОЩИН: Свободу и раскованность нещадно путают с развязностью

ПЕРСОНА

Татьяна КОВАЛЕВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

М.Рощин

Проза и драматургия Михаила РОЩИНА отличаются тонкими наблюдениями, достоверностью и лиризмом. Первый сборник его рассказов вышел 55 лет назад. Потом было много книг, которые мгновенно раскупались. В их числе "24 дня в раю", "Южная ветка", "На сером в яблоках коне", "Сад непрерывного цветения", "Чертово колесо в Кобулети" и другие. Он работал в "Новом мире" Александра Твардовского, в театре счастливо сотрудничал с Анатолием Эфросом, Георгием Товстоноговым, Галиной Волчек, Валерием Фокиным, дружил с Александром Солженицыным, Олегом Ефремовым, Владимиром Высоцким. Исполнявшиеся на лучших сценах рощинские пьесы "Эшелон", "Валентин и Валентина", "Ремонт", "Спешите делать добро", "Радуга зимой", "Старый Новый год" неизменно имели широкого зрителя и живы по сей день.

- Михаил Михайлович, вы продолжаете писать ?

- К сожалению, сейчас пишу мало, больше думаю. Меня замучили болезни. После двух тяжелейших операций я будто с войны вернулся - столько пришлось пережить страха, страданий и боли. Тридцать лет назад знаменитый хирург Дебейки сделал мне операцию на сердце, поставил клапан, который, слава богу, работает. Тогда я уже через десять дней смог сесть за руль. Теперь же тружусь по мере сил, которых, к сожалению, не так много. На днях, правда, сочинил небольшой рассказ о любви, записан он пока только от руки, поскольку компьютером так и не овладел, а моя верная старинная машинка испортилась. Не прерываю дневниковые записи - по привычке веду дневник со школьных лет. В этих тетрадках и блокнотах много чепухи, но немало и любопытного, отражающего эпоху. Уже много-много лет сочиняется большая книга о моей жизни и о людях, которые через нее прошли и особо мне дороги. Все это непрерывно крутится в голове, ищет форму. Одновременно изучаю один библейский сюжет. Меня весьма занимают деяния одного из апостолов. Хотя когда-то, в студенческие годы, много раньше, чем появился булгаковский роман, я замышлял повесть под названием "Христос в пустыне", навеянную известной картиной Крамского. Я всегда был большим бродягой по музеям и в Третьяковке подолгу засматривался на это полотно, желая досочинить про Иисуса многое в дополнение к тому, что узнал из Евангелия. Его судьба и все связанное с ним очень волновало. Но, написав значительный кусок, после прочтения "Мастера и Маргариты" я оставил этот замысел. Булгаков меня потряс, я был в восторге от его книги и продолжать свою уже не смог. Что же до Библии, то впервые я увидел ее мальчиком лет десяти. Но, как и все мое поколение, был обделен верой в Бога и знанием Закона Божьего. Тем не менее, поступив в Литинститут, часто брал Библию в библиотеке и от руки переписывал. Очевидно, она давала мне в ту пору какое-то верное направление. По отношению к моей партийности это было "греховно", и если бы кто-то из руководства узнал, мне бы шею, конечно, намылили. Кстати, на партбюро меня и без этого не раз песочили, вплоть до выговоров с занесением в карточку. Но интереса к Нагорной проповеди, заповедям, которые безусловны и должны человеком соблюдаться, это не отбивало. О них я не забывал ни при каких обстоятельствах, и это поддерживало меня на плаву в самые непредсказуемые минуты. И сейчас не только Библия, но и тома разъяснений к ней рядом со мной.

- А собственный пятитомник, который не так давно вышел, листаете ?

- Это была большая радость. И благодаря художнику Валерию Дмитрюку и редактору Елене Устиновой книги эти приятно держать в руках, за это издание не стыдно. Задача осложнялась еще тем, что надо было удачно скомпоновать написанное за все годы. Хотел вначале складывать все хронологически и так, чтобы пьесы стояли отдельно от прозы и публицистики и т.д. Но издатели возражали, потому что считается, что драматургию никто не читает, и том пьес продать сейчас крайне трудно. В итоге пришлось соединять и перемешивать разные жанры, но, как ни странно, получилось весьма прилично. Вошли туда и новые пьесы "Серебряный век" и "Анеля". Тираж небольшой, но я остался доволен, потому что долгое время мечтал издать нечто подобное.

- В чем для вас преимущества возраста ?

- Накапливается опыт, собирается багаж знаний, хотя я продолжаю учиться. Не расстаюсь с Чеховым, Буниным - это мои любимые учителя. А вот обратившись недавно к Ромену Роллану, в которого был влюблен с детства настолько, что строил свою юность по его знаменитому "Жану Кристофу", увидел, что книжка эта недостаточно хорошо написана. Писалась она в другом веке, а теперь ведь иначе все воспринимается. Стиль жизни, манера письма и общения кардинально поменялись. Правда, это никоим образом не относится к Чехову или Бунину, слова которых как стояли на своем месте, так и стоят. Поколебать, пошатнуть или перекрыть их никому не удается. Это та классика, которая есть и будет всегда. Я - патриот русской литературы. Слава богу, у нас всегда недурно писали.

- Но выше Шекспира, если говорить о драматургии, никто не прыгнул ?

- Боюсь, что-то определенное сказать по этому поводу. Шекспир, - конечно, замечательный писатель и большой выдумщик, но есть на свете много-много драматургов и в прошлом, и в настоящем, которые совсем не хуже Шекспира. Тот же все время соревновавшийся с ним Бернард Шоу, к примеру. Каждый выдающийся писатель хорош по-своему, и любые неизвестные вещи и детали мы узнаем, в сущности, через них, через писателей.

- И через кого, на ваш взгляд, будут узнавать потомки о том, как жилось в начале ХХI века? Вы следите за нынешней литературой ?

- Стараюсь не отстать, наблюдаю за всеми, кто сегодня пишет, но ни одного имени, чтобы ткнуть пальцем и сказать: "Вот тот, кто мне безоговорочно нравится", - назвать не могу. Нынешняя ситуация в литературе, на мой взгляд, очень неважная. Хороших писателей ну совсем нет. Какую книжку ни возьми, после 10 - 20 страниц читать дальше не хочется. А драматургов - тем более. Вообще, во всей культуре положение какое-то плачевное, и чем помогать бесконечно бизнесу, лучше помогали бы наши руководители взращиванию культурного слоя общества, не экономической, а духовной элиты. Надеюсь, у нас еще достаточно умных, образованных людей, которые хотят делать что-то по-настоящему полезное для России. Но впечатление такое, что они сидят в каком-то уголке и наблюдают оттуда, куда же мы идем, и как на них отовсюду надвигается хам, "хамло", которое творит что угодно вокруг. И ничего против этого не делают. Так можно досидеться, что и чистого места не останется. Мне вспоминаются в этой связи золотые слова Олега Николаевича Ефремова, которые он произнес напоследок: "Раньше мы боролись за свободу культуры, а теперь должны бороться за культуру свободы". Абсолютно согласен, потому что этой культуры свободы сегодня, увы, вовсе нет. Так что те, кто это понимает, не должны сидеть в уголке, а обязаны действовать, биться. Если мы не хотим, чтобы наступающее по всем фронтам хамство нас раздавило, надо вести с ним борьбу.

- А кто будет бороться? Голоса интеллигенции не слышно .

- Как говорил еще один мой приятель, поэт Гриша Поженян, если ты хочешь, чтобы у тебя была помощь, сфотографируй свое плечо и опирайся на него. Армия, если она собирается наступать, должна быть вооружена. По крайней мере, прессой и молодыми бесстрашными силами. К сожалению, молодежь пока никак не организуется. Я только что вернулся из "Липок", где мы с женой Татьяной Бутровой на Форуме молодых писателей вели мастер-класс по драматургии. Там были способные, думающие ребята. Они нас порадовали. Но зачастую начинаешь копать: внутри - пустота и фанаберия. Перенимают друг у друга темы, стилистику. Не зная жизни, перепевают, как правило, то, что видят по телевизору. ТВ же, занимаясь исключительно "развлекаловкой", превращая людей в безобразную хохочущую массу, очень влияет и на сегодняшних авторов, которым оно щедро дает заработать на однодневках. Под этот же стиль подлаживаются и театры, которые опасаются не заманить к себе зрителя. Вот и лезут отовсюду все эти "стрелялки" и "ужастики". По моим наблюдениям, свободу и раскованность нещадно путают с развязностью, апофеозом которой стал все заменяющий "стеб". А серьезно разобраться в том, что происходит в стране и обществе, мало кто пробует. Ничего значимого в литературе об этом нет.

- Почему ?

- Наверное, появление такого произведения зависит от общей атмосферы в стране. Значит, она не способствует его рождению. Нет сил, которые поддержат писателя, и у них не хватает духа. Кроме того, художнику необходимо многое в жизни испытать на собственной шкуре. Я не вижу пока достойных драматургов и режиссеров нового поколения, но верю, что они у нас все-таки появятся. Вырастет, вырастет где-то крепкий дубок.

- А вас что поддерживало, когда вы писали "Седьмой подвиг Геракла" - пьесу, много лет запрещавшуюся и актуальную по сей день ?

- Она ровно 25 лет пролежала в столе. А писалась еще при живом и работающем Олеге Ефремове в 1963 году. Первым прочитал ее Александр Исаевич Солженицын, который меня благословил всякими хорошими словами, что, конечно же, послужило великой поддержкой. "Геракл" мне по-прежнему дороже всего и так и остался для меня самого неким эталоном.

- Что заставило вас написать такую смелую вещь ?

- Время, государство, эпоха. Мне было тогда 30 лет, я много ездил по стране, много видел и хорошо знал жизнь, свой народ. Сочинял я ее по античным мотивам, но это лишь прием. Пьеса и смелая, и печальная. Начинается действие с того, что разочаровавшийся в людях Геракл сидит, задумавшись, не желая совершать больше своих подвигов, поскольку от них ничего вокруг не меняется. Вторая героиня - богиня лжи и обмана Ата, которая и вершит всеми делами и, когда кто-то говорит правду, тут же все переиначивает по-своему. Про вранье - вот о чем была пьеса. И большой сцены, кроме "Современника-2", она никогда не имела. Почему бы это?

- Зато другие ваши пьесы ставили прекрасные режиссеры и играли замечательные актеры .

- Да, было много счастья. Пока лежал "Геракл", я написал еще пять пьес и оказался неожиданно счастливым драматургом. Самый громкий успех выпал на "Валентина и Валентину". Потом Галя Волчек поставила в "Современнике" и в Хьюстоне "Эшелон" - вещь, тоже мне очень дорогую. Там 15 женских ролей, и каждый образ имеет своего прототипа из моего детства. Все это очень живо в моей памяти. Во время войны мы пережили две тяжелейшие эвакуации с мытарствами и голодом, которые никогда не забудутся.

- Каким вспоминается вам СССР ?

- Это была наша страна, где всех, худо ли бедно, воспитывали патриотами, в которой были идеалы, пусть и спорные. А сегодня никаких идеалов нет, вперед вырвались деньги - по-моему, самая отвратительная идея для России. Потому что у нас богач никогда не был героем. Наш герой - бедняк. Иванушка-дурачок. Богатство же на этой земле всегда осуждалось, презиралось, высмеивалось. Прежде я всюду

бывал: в колхозе, армии, на флоте, на заводе. Первый мой очерк был про Братскую ГЭС. А теперь больше пишут про "газпромовский небоскреб". Столько негодований на этот счет, а Васька слушает, да ест, и реально выходит - мы против Газпрома, который стал чуть ли не главным органом государства, бессильны. И мне сегодняшняя действительность не нравится. Слово обесценилось, идеи, которая вела бы за собой и объединяла людей, нет. Когда я думаю об этом, возникает ассоциация с погодой: как с ней мы бороться не в состоянии, так и с тем, что творится вокруг, ничего поделать не можем.

ПЕРСОНА

• МИХАИЛ РОЩИН: Свободу и раскованность нещадно путают с развязностью

ПРЕМИЯ

• "Династия" покушается на искусство
  Объявлены лауреаты "Просветителя"-2009

ПРОЧИТАНО

• Как тяжело быть генералом
  Написана первая основательная биография Багратиона

НОВИНКИ

• Люди и народы

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ХРОНИКИ

• Патриаршая премия
• "Деревянная книга" Сергея Прокофьева
• В Петербурге отметили юбилей Литфонда
• Белое пятно
• Биеннале молодых