Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 46 (7709) 26 ноября - 2 декабря 2009г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
МузыкаОптимальный минимализм и дырка от бубликаМариинский и Михайловский театры друг за другом обратились к "Русалке" Дворжака Гюляра САДЫХ-ЗАДЕ
В последние годы с оперными театрами случилась настоящая "русаломания": "Русалку" Дворжака напропалую бросились ставить все подряд. В "Opera Bastille" возобновили "Русалку" Роберта Карсена. В прошлом году премьеры прошли в Королевской Опере Дании, в Метрополитен Опера, в Риге и на Зальцбургском фестивале. Последним, кто подоспел к финишу прошлого сезона, оказался Мариинский театр: его semistage-версия "Русалки" на сцене Концертного зала хоть скромна внешне, но музыкально и содержательно оказалась интересна и качественно нова. Что примечательно: отечественная "Русалка" Даргомыжского не идет в Петербурге уже много лет. Вот бы и поставить ее в Михайловском театре, чтобы не создавать искусственной конкуренции с Мариинкой - все бы только спасибо сказали. Но нет: не было чешской версии "Русалки" на питерских сценах - теперь получайте сразу две. Кстати, насчет сюжета: образ девы с рыбьим хвостом, сказочного существа, балансирующего на грани миров - водного и земного, человечьего и фантастического, - стал сильно занимать воображение художников в последние годы. Что это - ностальгия по романтизму с его "Ундинами"? Есть ли в этом интересе некие социологические, философские корни? И, в частности, чем объяснить шумный успех отечественного фильма "Русалка", только ли удачной режиссерской работой Анны Меликян? В фильме история зеленоволосой девушки-подростка тотально переинтонирована и вписана в контекст нашего времени. Похоже, нездешняя хрупкость, жертвенность водяницы, ищущей, но так и не обретшей человеческого естества, теплой крови и души, особенно рельефно выступает на фоне жестокого, агрессивно-прагматичного века, растерявшего остатки гуманизма. В общем-то все статусные постановки "Русалки" последних лет об этом - об утрате
толерантности и потере человечности. Скажем, Роберт Карсен в спектакле Бастий строит холодный, зеркальный, опрокинутый мир, в котором каждому предмету находится соответствие в мире по ту сторону зеркала. Симметричные до последнего жеста миры пристально всматриваются друг в друга, не замечая, что в щели между ними навсегда застряла несчастная Русалка. В спектакле Ричарда Джонса на сцене Оперы Копенгагена Ежи-Баба смачно кромсает рыбий хвост Русалки мясницким ножом, разделяя его надвое, выстругивая по форме две ноги. В финальной сцене Русалка, в числе прочих морских дев, имевших несчастье влюбиться в смертных, пополняет ряды портовых проституток. И покорно сидит в прибрежном баре под присмотром бандерши - Ежи-Бабы. Дожидается очередной жертвы, чтобы сразить ее смертельным "русалочьим" поцелуем - такова ее кара за несбывшуюся любовь. В зальцбургской интерпретации оперы Дворжака, предложенной Йосси Вилером и Серджо Морабито, педалируется тема отторжения Русалки обществом честных христиан, закосневших в чванливом самолюбовании собственной добродетелью. Темы телесного низа занимают постановщиков больше, чем это предполагал автор: по их версии, главная проблема Русалки - не в отсутствии души или ног, но того, что между ногами... В ряду европейских "Русалок" мариинская постановка заняла скромное, но достойное место. На сцене - почти пусто: лишь натянута поперек пара-тройка канатов. В одном углу - шатер из рыболовной сети, с корягой внутри. В другом - густые плети плюща образуют навес, скрывающий дверь за кулисы (художник-постановщик - Сергей Грачев). Три плюшевых кресла "из подбора", пара подсвечников с воткнутыми в них розами - вот и весь антураж. Пространство сцены видно насквозь, и поэтому все внимание фокусируется на солистах. На премьере заглавную партию премило спела Гелена Гаскарова. На одном из последних спектаклей ноября состав поменяли полностью. Дебютанка Фариза Кацоева с партией, в принципе, справилась, но вот с пластикой, естественностью сценического поведения были проблемы. Молодая певица явно чувствовала себя скованно в текучем, скрывающем стан сине-зеленом парике, в туфлях на высоких каблуках. Лишь когда сбросила туфли - символ принадлежности к миру теплокровных - и зашлепала по сцене босиком, вот тогда и осанка стала уверенней, и даже голос звонче. Фактурный красавец Карлос Д'Онофрио, статный и высокий, как настоящий Принц, смотрелся классно, как кинозвезда. Но вот голос звучал не слишком стабильно, а когда взбирался на верхний регистр, и вовсе страшно становилось: как бы не дал "петуха". Из певческого ансамбля - в целом приличного, вполне окультуренного - отметим замечательно глубокий, зычный бас и уверенную повадку Андрея Серова - Водяного. А выступление доселе никому не ведомой Елены Карпеш - Княжны - стало радостным открытием нового таланта: полнозвучное, блистающее, исключительно яркое по тембру сопрано. За пультом стоял Михаил Татарников и вел оркестр с невероятной для юного дирижера чуткостью к интонации и строю музыки Дворжака: в целом звуковая картина складывалась вполне благоприятная. Скучно не было ни секунды: сидишь - и наслаждаешься мягким, деликатным звучанием оркестра, искристыми молодыми голосами. И режиссура Александра Маскалина - минимальная, но оптимальная - не раздражала нисколько: удивительно гармоничный получился спектакль. Простой, без затей, без сногсшибательных вложений, но очень стильный. Как посмотришь поначалу на вихлястые плиссированные юбки, блестки, парики, воздушные шарики - ну утренник утренником. А поди ж ты: удовольствие получаешь всерьез, по-настоящему. В этом смысле "Русалка", поставленная вдогон в Михайловском театре, выпустившем первую за последние два с половиной года самостоятельную продукцию, - полная противоположность мариинскому спектаклю. Денег вбухано немерено, если судить по тяжеловесной, кричащей сценографии и сложному видео, сопровождающему зрелище. Кадры мелькают, балет суетится, лоскуты сине-зеленые развеваются - а на душе тоскливо. И непонятно: что это тут нам пыжатся-представляют? Что это за квадрат с дырой посередине - пруд? омут? окно в нездешний мир? дырка от крышки унитаза? И почему эта конструкция так загромоздила сцену, что многофигурному балету развернуться негде? Топчутся на авансцене, либо принуждены запрыгивать вовнутрь - это когда рама с дыркой плашмя лежит. Нет, воображение, конечно, поражено избыточной визуальностью наповал, с первой же сцены. А уж когда дело доходит до второго акта, так и хочется воскликнуть: "Ущипните меня! Я, наверное, сплю!" Километры алого атласа; сладострастно изогнутые станы полуголых красоток с рогатыми прическами слиты в экстазе с тонконогими юношами. Римская оргия в бане, почему-то с "египетским" колоритом, заимствованным из старого фильма-оперы "Аида" (художники - Петр Окунев и Ольга Шаишмелашвили). Княжна чужеземная - ни дать ни взять Амнерис (Мария Литке). Князь, облаченный в длинный негнущийся камзол, - вылитый Радамес. Так что в классическом любовном треугольнике бедной Русалке (ее не без потерь спела прима театра Анна Нечаева) оставалась лишь роль обиженной Аиды. Видеоряд обнаруживает отчетливую мутацию от нордической эстетики "Золота Рейна" в сторону пышного ориентализма "Аиды". Сущая вампука, квинтэссенция пошлых сценических штампов, помноженная на вымученный вокал. Особенно огорчал хилый тенор Принца - Дмитрия Карнова. Впрочем, Мария Литке (Княжна) продемонстрировала силу и стальную гибкость голоса. Сцена оргии обрамлялась столпами-евнухами, вознесенными на четыре колонны и помахивающими золотыми черпаками. Сладострастные извивы пар, распростершихся на алом подиуме с дыркой-бассейном в центре, оттенялись метаниями Русалки в закрытом наглухо свадебном платье. В довершение всего в круглый бассейн запрыгнули дети: голенький малыш с золотыми кудрями, сущий Купидон, и черноволосая девочка гонялись друг за дружкой с золотыми парусниками в руках: похоже, игра называлась "Гонки по Нилу". Абсурд происходящего, ощутимо задевший темным крылом еще в первом акте, во втором накрыл с головой. После увиденного из зала выходишь, не вполне осознавая, на каком ты, собственно, свете. Очень скоро настигает ощущение нестерпимой скуки - так что даже сосет под ложечкой. И не только от того, что режиссеру, Игорю Коняеву, по существу, нечего сказать по поводу "Русалки" - "приращения смыслов" так и не происходит, а его слова о торжестве любви и воссоединении на том свете звучат, как общее место, не находя чувственного выражения в плоти спектакля. Но главным образом потому, что музыка Дворжака, обольстительно красивая, нежная, наивная и пылкая, под руками бесстрастного Петера Феранца, главного дирижера и музыкального руководителя театра, угасает, никнет и выцветает, будто на нее дунула Снежная Королева. И ведь Феранец, работавший в Большом театре в 90-х, точно такую же операцию проделывал и с "Богемой" Пуччини, и с "Аидой", и с "Травиатой". Это его органическое свойство: делать все аккуратно, неспешно, правильно - и до ужаса безжизненно. Вот и оркестр Михайловского театра вроде бы стал звучать чище, корректнее - но счастья это не прибавило. Потому что музыка возникает не тогда, когда партитура сыграна точно и корректно, а когда за сыгранными нотами пламенеют страсть и чувство. Также в рубрике:
|