В графе "биография" - прочерк

"Три товарища". Театр "Современник"

Геннадий ДЕМИН

Неужели так должно непременно случиться? Чтобы то, что составляло славу труппы при ее рождении, обернулось своей противоположностью?

Новая премьера "Современника" дает возможность говорить о его нынешнем состоянии спокойно и достаточно уверенно. Поскольку это не сегодняшняя пьеса, где слишком часто приходится удивляться нескладности драматургии, но и не заезженная классика, где неминуемы отсылки к былым и существующим образцам и аллюзии, затуманивающие собственно постановку. Выбор ремарковских "Трех товарищей" указывает и на оригинальность репертуарной политики, и на стремление использовать потенциал труппы. Кроме того, перед нами работа художественного руководителя, определяющего лицо театра, к тому же великолепной актрисы, тонко чувствующей актерскую профессию (жаль, что сама Галина Борисовна Волчек так редко выходит на сцену, на ней одной можно бы выстроить репертуар). Уже поэтому плюсы и недостатки театра особенно рельефны.

Из первых - высокая профессиональная культура. Продуманность до мелочей, начиная от неизменно любезных капельдинеров и гардеробщиц и кончая бесплатным телефоном в фойе. Сюда же - и практика прогонов, на которых и спецприглашенные, и студенты, и знаменитые московские театральные старушки. Разумеется, это часть рекламы театра, но в том-то и прелесть, что жесткие требования недорынка сочетаются здесь с заботой о своей публике.

Но важнее всего, что та же отшлифованная слаженность царит и на сцене: в спектакле, поражающем неимоверным числом эпизодов, некоторые из которых длятся считанные секунды, с почти беспрерывным звукофоном (о, эти расположенные по кругу зала динамики, со всех сторон атакующие публику) и беспрестанной сменой света, точность работы не только множества исполнителей, но и цехов, а прежде всего - постановочной части, потрясает воображение даже профана в театральной технологии.

Оборотная сторона совершенства: сомнение в необходимости такой дробности - очевидном, как мне кажется, следствии ремесленной инсценировки. Подавляющее большинство из шести с лишним десятков занятых в спектакле артистов не успеваешь разглядеть, не то что понять или разгадать их героев. Подозреваешь порой, что их явление чисто служебно - дать время для смены обстановки или обозначить истекший по сценарию промежуток времени. Фона, который бы оттенял основную историю, не получается из-за безостановочного мелькания фигур, силуэтов и теней. Будь это статичная картина, ее не без удовольствия можно было бы разглядывать, узнавая намеки на эстетику немецкого экспрессионизма. Однако основное действие вынуждает постановщика ограничиваться лишь бликами, в лучшем случае дающими какой- то настрой. Принцип, по сути, не театральный, но кинематографический, хотя и пленка требует все же более тщательного отбора.

Непродуманность литературного материала усугубляется сценографической невнятностью, в которой можно различить лишь два мотива: городской суеты и стиснутости - в противовес простору и покою приморских сцен. Поскольку последних немного, они кажутся включением совершенно не органичным, выпадающим из общего образного ряда. Художнику Павлу Пархоменко не удалось создать единую установку, отчего для обозначения очередного места действия приходится прибегать к многочисленным деталям, частям декораций, подчас вывозимым на станках. Героический, без преувеличений, труд бутафоров, костюмеров и декораторов лишь подчеркивает несуразность инсценировки и сценографии. Отсюда и значительная растянутость спектакля, который заканчивается около 11 вечера; досмотреть его до конца - роскошь, которую может позволить себе не всякий зритель (впрочем, очевидцы свидетельствуют, что первоначально он был еще минут на 40 длиннее).

Хуже, конечно, что постоянное мельтешение мало что дает на уровне смысла: если и можно рассмотреть временами появляющиеся фигуры в черном и распознать возрастающее насилие (вначале грубое обращение с проституткой, затем уже выстрелы и т.д.), то все это выглядит слишком иллюстративно, чтобы всерьез говорить об отражении социально-нравственной проблематики романа (а именно это, судя по выступлениям постановщика, входило в планы).

Самое же грустное, что калейдоскоп лиц и предметов лишает актеров шанса что-то сыграть: у них, как правило, недостает времени, чтобы проявить характер своего персонажа, да еще в соотношении с общим звучанием. Неудивительно, что исполнители эпизодических ролей практически неотличимы от массовки, успеваешь зафиксировать лишь чисто внешне - вот девочка, а вот собака, что уж больно обидно. Кажется, единственный, кому удалось создать запомнившийся образ, - Авангард Леонтьев, по счастью, у него есть несколько эпизодов и есть линия поведения, которую он прочерчивает.

Все прочие, в том числе и стоящие в заголовке товарищи, безлики, а как раз для "Современника" эта вещь кажется почти невозможной. И для спектакля тоже, ибо речь идет о людях, чья юность опалена войной. Но никакой биографии у товарищей не чувствуется, как и памяти о фронтовом братстве. Особенно обидна подобная пустота у главного героя. Александр Хованский в роли Роберта лишен даже мужского обаяния, что особенно резко бросается в глаза, поскольку рядом - последнее приобретение труппы Чулпан Хаматова, женственная, обаятельная, трогательная. А ведь это ее первая крупная роль на профессиональной сцене.

Увы, на "Трех товарищах" в атмосфере театра ощутимо повеяло механистичностью, исчезло то, чем он как раз и был славен, человеческий магнетизм актера.

ТЕАТРАЛЬНЫЕ ПРЕМЬЕРЫ

• В графе "биография" - прочерк
  "Три товарища". Театр "Современник"
• Жил-был чудак
  "Дон Кихот". Московский театр "Et cetera"
• Господа присяжные заседатели
  "Живой труп". Московский театр Эрмитаж
• Говорящие фамилии
  "Козленок в молоке". Театр Рубена Симонова

ЗАМЕТКИ НЕТЕАТРАЛА

• Катят бочки

ЗАНАВЕС

• Большая драматургия в маленьком театре