ЛЕВ ЗАКС: Мы утратили ген современности

Наталья ПОДКОРЫТОВА
при поддержке Фонда Форда
Фото Федора ТЕЛКОВА
Екатеринбург

В Свердловской области, кажется, есть все – полный жанровый набор театров, огромное количество библиотек и музеев, здесь плотная концентрация искусства профессионального и народного. Нам есть что показать гостям и на чем воспитывать новые поколения. Но у всякой медали, даже самой золотой, есть обратная сторона, которая не всегда приглядна. “Сдувшийся шарик надежды”, – пожалуй, первая глобальная попытка осмыслить прошедшее десятилетие через призму культуры. Свердловская областная библиотека – пример умения вписаться в современное информационное пространство, причем так, чтобы быть очень заметной на разных уровнях. Тагильский поднос – заслуживающая уважения попытка, несмотря ни на что, сохранить традиционный промысел – одно из знаковых явлений самоидентификации территории. Все вместе – культурная среда промышленного региона.

Сцена из спектакля "Мертвые души" в Театре музкомедии

Канун нового века был многообещающим для художественной культуры Екатеринбурга. Кипение и бурление постперестроечных лет обещало переплавиться в новые интересные формы и проекты. Завершилось первое десятилетие ХХI века. С чем мы к нему подошли, какие надежды оправдались? Об этом мы разговариваем с ректором Гуманитарного университета, доктором философских наук Львом ЗАКСОМ:

– Результирующая прожитого десятилетия, мне кажется, вряд ли будет духоподъемной. Некоторое оживление наблюдалось в 1990-е годы. Именно тогда возникли новые тренды, связанные с отдельными творческими всплесками, появилась надежда, что появится нечто принципиально новое в художественной культуре. И для этого были предпосылки. Во-первых, в этом была общественная потребность, которая, впрочем, остается и теперь. Во-вторых, для этого имелись и имеются ресурсы. Свердловск – Екатеринбург знаменит своими традициями, художественными школами, способностью стимулировать новые начинания, выращивать таланты и выживать после того, как эти таланты рано или поздно уходят в большие столицы. При советской власти существовала кадровая и институциональная база для “производства” талантов. Борис Штоколов, Евгений Колобов, Борис Белкин, звезды оперетты, Анатолий Солоницын, Борис Плотников, Владимир Ильин, Борис Галантер, Владимир Хотиненко… И в-третьих, у власти были амбиции: в воздухе витала идея “Екатеринбург – третья культурная столица России”. Сейчас ее у нас успешно перехватила Пермь. И не на словах, а на деле. К сожалению, 10 лет спустя шарик надежд, трепетавший на ветру, изрядно сдулся. При некоторых отдельных достижениях.

– Главные “приобретения” десятилетия — окончательно оформившийся “Коляда-театр”, Театр музкомедии и Свердловская филармония?

– Если говорить о достижениях, то – да. В начале 1990-х появились маленькие частные театры, пользующиеся поддержкой власти в разных формах: “Театрон”, “Волхонка”, “Коляда-театр”, Лаборатория современного искусства имени М.Чехова, данс-театры. Дети перестройки. Они по-прежнему так или иначе существуют. Многие пережили кризисы – творческие и административные. Были интересные спектакли и определенное признание, но, откровенно говоря, выдающихся работ было немного. К тому же в борьбе за жизнь новые институции все чаще вынуждены идти по коммерческому пути. Все любопытное существует на уровне отдельных проектов. Новое качество, на которое можно было рассчитывать, не обретено.

Бесспорное достижение – театр Коляды и все, что вокруг него. И прежде всего сам Николай Владимирович. Не будь этого удивительного человека с его увлеченностью театром, способностью адаптироваться к самым суровым условиям, с его демократизмом, исключительной креативностью, вряд ли можно было бы рассчитывать на такой эффект. Он создал на фоне разговоров об утрате русского репертуарного театра собственный театр-дом, который пользуется огромной народной поддержкой (но не поддержкой критики: например, лучшие спектакли Коляды упорно “браковались” экспертами “Золотой Маски”, от чего не становились хуже, разумеется).

Что касается академических театров, то здесь “температура в среднем по больнице” – 35,6. Театр оперы и балета – после славной “эпохи Тителя – Бражника” – в многолетнем творческом кризисе. В Театре драмы этот кризис затянулся на десятилетия. Музкомедия – единственный из больших театров не потерял уровня за эти годы. Был временный спад, но главный режиссер Кирилл Стрежнев и новое поколение артистов плюс директор Михаил Сафронов преодолели его. Сафронов – воплощение редкого сочетания традиций и современности. Он органично сохраняет старое и поддерживает новое на всех уровнях. Он – центр притяжения, инициатор и гарант успеха самых дерзких проектов. Достижения в театре разные. Но главное – обновление жанра, открытость новому социальному опыту. История, конечно, сохранила наш пиетет к классической оперетте, но если в старые мехи наливать новое вино – ничего не получается. Новые спектакли Стрежнева – это попытки, и очень интересные, освоения современного мышления, новых авторов, форм. “Мертвые души” – апофеоз этих поисков.

– Внешне кажется, что художественная жизнь в городе очень активна: выставочные проекты наступают друг на друга и толпятся на не слишком обширном местном арт-пространстве. Но оригинальных проектов, увы, почти не случается...

Первая Уральская индустриальная биеннале современного искусства. Т.Ахметгалиева. Свердловский камвольный комбинат "Клото", 2010 г.

– К событиям в художественной сфере можно отнести появление новых площадок для работы с пространственными искусствами. Открылось несколько галерей, в основном частных. Увидели ли мы за это время новые выдающиеся фигуры? Нет. Как мы любили Брусиловского, Воловича, Антонова, Анциферовых, так и продолжаем. Но это все среднее поколение и старше. Галереи есть, но арт-рынок в странном состоянии, в нем в основном вращаются работы, потрафляющие массовому вкусу. А современного пространственного искусства в живописи, в графике, в скульптуре, в арт-объектах – нет. Кроме филиала ГЦСИ, который пытается осуществить действительно современные проекты, мы ничего не имеем. Ни частные галереи, ни казенные музеи не подступаются к этому. Исключение – недавняя выставка “Авангард и его истоки” в музее ИЗО. Отлично сделанный, концептуальный проект, но и он из разряда ретро. Первая Уральская индустриальная биеннале вызывает некоторые вопросы, желание поспорить, но, по большому счету, если бы не ГЦСИ, который все это организовал, Екатеринбург воспринимался бы как глубокая провинция в сфере пространственных искусств.

– Странно, что Центр современного искусства есть, а самого современного искусства нет.

– Ничего странного. Центр – “импортная” штучка, московская, там работают искусствоведы, а художников там не выращивают. У нас возобладали классические тенденции. Был Шабуров – уехал, постмодернист Курицын уехал, Борис Рыжий – выдающееся имя в современной русской поэзии – ушел из жизни. В филармонии также господствуют классические ориентации. Она живет хорошо, но новое искусство почти не пускает в зал. Где сегодня можно найти современное искусство? В нескольких данс-театрах, исповедующих contemporary dance. Они, конечно, ведут свой поиск, но их натиск, как мне кажется, несколько сник. Другого современного искусства в городе нет. У нас классики замечательные, и Миша Брусиловский, которому чуть-чуть не 80, смотрится как авангардист.

– Но у нас так много институтов – художественное училище, архитектурная академия, дизайнерские факультеты, Академия современного искусства, а разрыв все глубже.

– Ген современности был утрачен в прошлые годы, и никто его нам сюда не завез. Искусство игры на скрипке или фортепиано воспроизводится. У нас великолепная школа и поэтому – отличный симфонический оркестр, ориентированный на традицию, на классику позапрошлого века. А дальше? ХХ век уже закончился, а мы не слышали огромного количества его замечательной, уже давно ставшей классикой музыки, чуть ли не самое свежее имя – Шнитке. Вспоминаю грустные слова Леонарда Бернстайна: “…впервые мы живем музыкальной жизнью, не основанной на произведениях нашего времени”.

– Но в драматургии, литературе какие-то прорывы случились. Им ген завезли?

– Специфика театра в том, что он рождается из стихии живого языка. Василий Сигарев – ученик Коляды, талантливый человек, который попал в хорошие руки. В чем прорыв Коляды? Он стал слушать современность, прежде всего речевые формы. Он – один из выдающихся речевиков нашего времени, и он это передал ученикам. За современной речью пошли современные ценности и проблемы. С пространственными искусствами этого не произошло. Кризис затянулся: натуралистическая живопись оптимизма не вызывает, а эксперимента все нет и нет. Нет субъекта творчества и нет субъекта восприятия. Биеннале – прорыв в определенном смысле. Во всем мире популярен видеоарт. На мой взгляд, не бог весть какое изобретение человечества, но наш зритель даже не понимает, что это такое, как его воспринимать. Кроме Владимира Кравцева, никто искусством объектов в городе не занимается. Галерея “Шлем” пытается совмещать классику и поиск, но в целом такие попытки подобны птичьему писку.

– Может, одна из причин вялости – отсутствие инвестиций? Связь бизнеса и искусства в лучшем случае на словах...

– Конечно, любое хорошее новое дело требует инвестиций. Одна из ключевых проблем для инновационных форм – инвестирование в талант. Есть небольшие губернаторские стипендии, редко – какие-то гранты, но этого недостаточно. Как и “разового” меценатства. А, например, такая сфера, как кино, без вливаний обречена. У нас были отличные кинематографисты. Сергей Мирошниченко в начале перестройки уехал, Дмитрий Геллер – позже. Из новаторов один Алексей Федорченко – кошка, гуляющая сама по себе, вызывающая ревность коллег. Есть перспективные аниматоры, но, если посмотреть на победителей Фестиваля “Кинопроба”, прокатная судьба их фильмов печальна.

Н

Экспозиция основного проекта Первой Уральской индустриальной биеннале современного искусства. Типография "Уральский рабочий"

о инвестиции – только часть большого и целостного комплекса проблем: художественная культура системна. Есть проблема воспитания и материальной поддержки творцов. И не меньшей значимости проблема создания современных форм, предъявления их публике. Очевидно, что количество площадок увеличилось, но работают они в целом непродуктивно, сонно, вяло. Как и музеи. Это изумляет, ведь их деятельность не только культурный, но и экономический ресурс, способ оживления общественной жизни, развития, привлечения инвесторов в широком смысле слова. Очевидна необходимость “продвижения” города и региона. И культурные ресурсы для этого имеются. Однако человек, приехавший в Екатеринбург и посетивший музей, столкнется с неплохими, но такими традиционными по оформлению и подаче выставками. А много ли студентов и школьников их посещает? Если мы хотим иметь современную публику, нужны современное искусство, современные дискуссионные формы. Коляда, опять-таки, формирует такую публику для себя. Маленький театр, работающий в тяжелых “жилищных” условиях, устраивает акции, фестивали, читки, открыли Центр современной драматургии...

– Мы не создали современных институтов, но при этом разрушили,

причем буквально, много старого...

– В каком-то смысле разрушение было неизбежно, потому что триумфальное шествие капитализма при отсутствии поддержки культуры со стороны власти обозначило явный перевес материальных интересов над духовными. Добавьте к этому, что сами субъекты “шествия” не обладают приличным уровнем культуры, и с ними приходится бороться за сохранение наследия. Когда город, долго переживавший застой, начинает развиваться, ему волей-неволей приходится ломать буквально. Главная сила, которая может стать связующим звеном между вчера, сегодня и завтра, между “пользой” и “красотой”, – цивилизованная власть, которая хочет, с одной стороны, развития, с другой – сохранения наследия. У нас произошел разрыв в этом смысле, мы много потеряли. Возможно, не все стоит оплакивать. Но красоту всегда жалко.

Даже из сказанного понятно: отношение власти к культурному прошлому и культурной современности вполне “симметрично”, соизмеримо – в смысле кричащих дефицитов внимания, ответственности, а главное – осмысленности, продуманности. Отсюда, в частности, “парадоксальные” управленческие “ходы”. Так, администрация города создала Академию современного искусства, но реального интереса к ней не обнаружила – практические стимулы и условия для его развития отсутствуют. Еще пример: уволив создателя и бессменного (20 лет!) руководителя Театра танца Олега Петрова, администрация объединила этот коллектив с абсолютно чуждыми ему “Провинциальными танцами” Татьяны Багановой. Это значит, что кого-то одного скоро не станет. А сколько новых коллективов, неизвестно как выживающих на одном энтузиазме! Или история с Фестивалем “Реальный театр”. Нужно было фестивалю “эмигрировать” в Нижний Новгород, там подтвердить свой (и своего лидера О.Лоевского) авторитет и популярность, чтобы его снова полюбили на родине. А издательская деятельность? Ни одного городского издания о культуре!

– О чем это все говорит? Почему в Екатеринбурге остаются нереализованными креативные возможности и надежды, рожденные новейшей российской историей?

– Если отвлечься от частностей, дело в отсутствии системной и планомерной городской культурной политики. Основа такого зияющего отсутствия – давнее, хроническое непонимание реального масштаба и исключительной социальной роли культуры, ее универсального влияния на все стороны жизни – от экономики до межличностных отношений и общественной атмосферы. Культура властью и конкретными чиновниками понимается совершенно по-советски: узковедомственно и как нечто вторичное, как излишество, своего рода десерт, который хорош “на закуску”. Мировые наука и практика давно ушли от такого понимания – мы это видим на примере целого ряда некогда депрессивных, а ныне возрожденных и модернизированных европейских городов. В Екатеринбурге, кстати, хватает квалифицированных культурологов и искусствоведов, но их интеллектуальный (экспертный и проективный) ресурс здесь никому не нужен.

У нас отсутствует концепция развития городской культуры, нет системной работы по ее реализации, а это и есть настоящая культурная политика. И суть ее проста: находить средства и создавать условия для творческого утверждения ценностей культуры. Вместо этого – инерционное управление “от достигнутого”, формальное выполнение вынужденных обязательств. Остальное – необязательные, случайные действия, проекты под напором обстоятельств, моды и отдельных романтиков-энтузиастов. Впрочем, последние быстро становятся реалистами и, понимая, что серьезных целей добиться невозможно, уезжают в столицы или “вписываются” в провинциальное сонное царство.

КУЛЬТУРНЫЙ ПРОРЫВ: ОПЫТ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

• ЛЕВ ЗАКС: Мы утратили ген современности
• Роза с металлическим привкусом
  Уральский промысел – удел энтузиастов-одиночек
• Библиотека в меняющемся мире

ХРОНИКА

• Идем на “Грозу”
• Пространство денег
• Картонный памятник букве “Е”
• Добро пожаловать в “Арт-птицу”
• “Ельцин – навсегда!” собрал несколько тысяч свердловчан
• “Свет и тени” Барбары Клемм