ЛЕОНИД ТРУШКИН: "Антреприза - это бизнес и запятая"

Беседу вела Ирина АЛПАТОВА
Фото И.ЯКОВЛЕВА

Л.Трушкин

В 1989 году Леонид ТРУШКИН открыл первый в современной России частный театр, дав ему имя Антона Чехова. Причем дебютным спектаклем стал не какой-нибудь ударный переводной "шедевр", но чеховский же "Вишневый сад". С тех пор Трушкиным поставлено 12 спектаклей, среди которых наделавшие в свое время немало шума "Сирано де Бержерак" Ростана, "Гамлет" Шекспира, "Там же, тогда же..." и "Чествование" Слэйда, "Ужин с дураком" Вебера, "Цена" Миллера. Не претендуя на государственную материальную поддержку, Трушкин может позволить себе многое. Например, ставить один спектакль в сезон. Приглашать звезд по своему выбору и более чем достойно оплачивать ее труд. Или собственноручно снимать с репертуара спектакли, не оправдавшие надежд публики, несмотря на колоссальные затраты. Сегодня Леонид Трушкин продолжает разговор, начатый в нашей газете Дмитрием Астраханом и Александром Ширвиндтом, - о публике, критике, антрепризе и различных способах театральной организации в современных экономических условиях.

- Леонид Григорьевич, недавно на пресс-конференции руководитель одного известного антрепризного объединения громогласно заявил, что они готовят именно театральный спектакль, но ни в коем случае не антрепризную постановку. До сих пор бытует мнение, что антреприза - это деградирующий театр. Вряд ли вы с этим согласитесь, не так ли?

- Так. Я часто слышу в свой адрес: антреприза это плохо, но вы ведь не антрепренер. Так говорят, чтобы сделать мне приятно. Но для меня антреприза - это принцип организации театра, а не его художественное содержание. И вот с точки зрения организации - антреприза существенно этичней, чем государственная организация театра сегодня. В антрепризе нельзя актеру пообещать одну роль, а дать другую. Невозможно пообещать большую зарплату, а дать меньшую. Договориться о репетиционном периоде в два месяца и увеличить этот срок хотя бы на неделю. Антрепренер вынужден отвечать за каждый пункт контракта. То же касается и актера, подписавшего с антрепренером этот контракт. То есть обе стороны сознательно идут на оговоренные условия: здесь нет зависимости друг от друга, есть зависимость обеих сторон от условий, оговоренных в контракте. Здесь каждый получает по труду. А если оценка труда не устраивает одну из сторон, контракт не подписывается. Ни в одном государственном театре этого нет. И не потому, что люди там хуже, а потому, что система плоха. Так что в этическом плане антрепризная организация театра, безусловно, предпочтительнее.

- Плюсы понятны, но есть и минусы?

- Есть, и немало. Например, выбор репертуара диктуется не только художественным уровнем драматургии, но и экономической целесообразностью будущего спектакля. Антрепренер не может себе позволить ставить пьесу, если даже в случае художественного успеха спектакль по ней не сможет себя окупить. До тех пор, пока в корне не изменится государственная политика в области театра (не появятся гранты на постановку классики), антрепризы будут слишком зависеть от публики.

- Публика - единственный критерий?

- Нет, конечно. Не только не единственный, но и не главный. Во-первых, и в главных, - пьеса, которую я ставлю, должна нравиться мне. В этом случае есть шанс увлечь ею художника, композитора, актеров, а уже потом мы вместе постараемся увлечь ею публику. Совершенно безнадежное дело - ставить спектакль, который тебе ставить не хочется, и надеяться на то, что этот спектакль хоть кому-то понравится. Может, для кого-то антреприза это бизнес и точка, для меня - бизнес и запятая.

- И что после запятой?

- После или перед... Тут сложно сказать что-то определенное, чтобы быть совсем честным. Если решить, что сначала творчество, а потом деньги - это тоже будет неправдой. Деньги - инструмент, совершенно необходимый для реализации замысла в полном объеме. Когда во мне начинают дискутировать продюсер и режиссер, побеждает всегда последний. И он в результате оказывается дальновиднее продюсера, потому что экономить на замысле невыгодно. Вот вы в беседе с Дмитрием Астраханом говорите, что "демонстрация голого зада" способна иногда собрать зал. А я думаю, что это неправда. Сегодня не только зад, но и целиком обнаженные тела аншлагов не сделают, как, впрочем, и матерные слова - время ушло. Быть может, что-то другое, тоже не слишком художественное, способно увлечь публику, но лишь на короткое время. В театр ведь все-таки не животные ходят, а люди. Не будем обижать публику. Она бывает разной. И если мы говорим, что хотим жить в демократическом обществе, так позвольте же зрителям видеть то, что они желают. Есть аншлаги у Астрахана в Театре имени Пушкина, так сделайте же его главным режиссером. Есть публика, которая любит спектакль Астрахана, - дайте же ей возможность его смотреть.

- Но не у всех же, особенно в антрепризе, есть понятие личной "санитарной нормы" И, желая жить в демократическом обществе, не распростимся ли мы в принципе с художественностью в угоду доступности зрелища?

- Понятие "санитарной нормы" не определяется формой организации театра. Это понятие сугубо индивидуальное и неприватизированное. Мне знаком некий снобизм, свойственный нам, россиянам, вообще. Мы всегда были бедными относительно богатых стран, но хотелось чем-то гордиться. Так чем же мы хороши? А тем, что читаем Кафку, но презираем Конан-Дойла. Это, с моей точки зрения, наше психическое нездоровье. В молодости я переболел подобными вещами: очень старался быть, как сейчас говорят, "продвинутым". Что, вообще-то говоря, дурновкусие, если не пошлость, как я это понимаю. Потому что прозрачное и ясное - не всегда неглубокое (озеро Байкал!). Часто сталкиваюсь с многозначностью произведения как следствием неясности замысла художника, средством шифрования пустоты. Чаплин, снимавший, между прочим, кино на свои деньги, целый месяц мог заниматься одним эпизодом, делать сотни дублей, чтобы добиться идеального варианта. И в этом не только высокое предназначение художника, что важно, но и расчет хорошего бизнесмена. Чаплин знал, что если сделает все по высшему классу, то и деньги вернет, и прибыль получит.

- Существует мнение, что антрепризный спектакль не нуждается в критическом взгляде со стороны, в анализе, осмыслении, поскольку ориентирован на другое. Как у вас складываются отношения с критикой?

- Никак. За 12 лет я прочел о себе три критические статьи - Я. Билинкиса, Ст. Рассадина и Ю. Фридштейна. Все остальное к жанру критики отнести не могу - это скорее журналистика. Что же касается осмысления - оно антрепризе необходимо, как и любому театру, который старается художественно развиваться.

- Вы обижаетесь на критику?

- Обижаться на то, что ты кому-то не нравишься, пошло и безвкусно. Я могу обидеться лишь в одном случае - если говорится что-то неуважительное в мой адрес, например, Трушкин - халтурщик. Вот это злая клевета. А в остальном... Ну не будешь же говорить о женщине: "Какая же она дура! Она меня не любит". Согласитесь, звучит абсурдно. Так почему же в связи с театром это должно звучать иначе?

- И все же для вас имеет значение взаимопонимание с публикой, да и с критикой, или достаточно того, что билеты охотно покупаются?

- Мои взаимоотношения с публикой имеют для меня решающее значение. Только публика может лишить меня права на профессию, перестав покупать билеты в наш театр. Поэтому я жизненно зависим от публики. Если публика не обходит нас вниманием, то я отношу это к некой энергии заблуждения, которая существует в нашем театре: "звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас". Я очень боюсь утратить эту энергию, без которой жизнь мне вообще кажется бессмысленной.

- О государственном регулировании театрального процесса вы в последнее время говорите очень часто. Не парадоксально ли это, поскольку с государственным театром вы лично никак не связаны?

- Это моя гражданская позиция. Смотрите, сокращается армия, и мы не кричим, что это нож в спину России. Генерал в 60 лет перестает им быть по закону. А попробуйте сократить хоть одного артиста или художественного руководителя пенсионного возраста. Меня часто обвиняют в кровожадности. Я бы мог согласиться с этим, если бы ел государственный хлеб и говорил то, что говорю. Но за 12 лет существования наш театр ни разу не прикоснулся к государственному пирогу и не претендует на него в будущем. Мы сами зарабатываем. И лишить нас профессии, повторяю, может только публика. В государственных же театрах человек занимается профессией до тех пор, пока физически существует. Творческая смерть места не имеет. И между творческой и физической смертью театр существует в качестве мавзолея или священной коровы. Нынешняя система регламентирует такой порядок вещей в государственных театрах. На моей памяти лишь один человек не воспользовался несовершенством системы, а, повинуясь творческой и человеческой совести, добровольно оставил художественное руководство театром, объяснив это творческим кризисом. Ему не было и 50 лет. Он был очень талантливым режиссером. Я говорю о Ефиме Падве, ленинградском режиссере.

- Вам ли не помнить, сколько шума некогда наделала статья Марка Захарова "Зачем Москве 200 театров?". Потом, кажется, создавалась некая комиссия по этому вопросу, заседали, ее председатель дал мне довольно смелое интервью, но через три дня сам же его и отозвал: мол, не ко времени и не к месту. Так ничего и не сделали...

- Но менять-то что-то все равно надо. Хотя бы попытаться. Мы говорим: как быть с тем-то и тем-то, они всю жизнь провели в этом театре? А как быть молодым, которые туда приходят работать? Как им жить в ожидании чьей-то смерти, тайно ее желая и ужасаясь осознанию этого? Я знаю, что один известный и в определенный период мною уважаемый режиссер требовал закрытия всех антреприз. Это, извините за сравнение, все равно, что импотент потребовал кастрации всех мужчин, потому что жена ему изменяет. А не честнее ли освободить жену? Понимаете, это же чудовищная позиция: если я старею, то пусть постареет весь мир. Чудовищная по своей безнравственности. Я не думаю, что М. Швыдкой не понимает ситуации, он просто избегает конфликта. Не мне его учить, может быть, существует тактика какая-то чиновничья. Потому что глупо объявить войну идиотизму и быть снятым с должности вследствие этого. Войну надо выигрывать, а не объявлять.

ТЕАТР

• ЛЕОНИД ТРУШКИН: "Антреприза - это бизнес и запятая"
• Дурак - дело тонкое
  Роман Саши Соколова в постановке Андрея Могучего
• Маэстро, урежьте марш
  Вдогонку фестивалю "Театральная площадь"