Главная | Форум | Партнеры  |
|
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 9 (7316) 28 февраля - 6 марта 2002г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
Краски мираИнтимные сцены на фоне ВселеннойКончаловский вошел во вкус "Войны и мира". Премьера в Метрополитен-опера Майя ПРИЦКЕР
Как и следовало ожидать, большинство американских газет главное место в своих рецензиях уделило несчастному случаю, происшедшему во время премьеры, за несколько минут до конца: в сцене бегства французов один из участников миманса скатился со сцены, круто спускающейся к залу, и попал прямиком в оркестр, чуть не убив при этом скрипачку. Обошлось без жертв, в чем все смогли убедиться по окончании спектакля, когда "героя" (его зовут Симон Дионарян) вывел на сцену генеральный менеджер Джозеф Вольпе. Но шум поднялся большой. Некоторые почему-то во всем винят дизайнера Георгия Цыпина, "сочинившего" злосчастную покатую поверхность, похожую на купол. А по-моему, дизайн - одна из самых сильных сторон этого поистине исторического спектакля.
"Война и мир", задуманная поначалу в двухвечернем варианте, - почти неподъемная махина даже для российских стационарных театров. Еще сложнее с западными постановками. Где найти солистов для 68 ролей? Как и на какие средства ставить - особенно все эти военные сцены с полками, пожарами и императором на белом коне? И выдержит ли зритель ныне принятый повсеместно одновечерний вариант - 13 сцен, больше четырех часов музыки? Немудрено, что в Нью-Йорке "Войну и мир" видели лишь дважды, да и то в гастрольных показах - Большого театра в 1975 году и Английской Национальной оперы в 1984-м. Если бы не Валерий Гергиев, поставивший перед собой задачу ввести Прокофьева в мировой оперный репертуар и убедивший Российское правительство и Альберто Вилара дать деньги на постановку в Мариинском и последующий ее "мировой прокат", в Нью-Йорке "Войну и мир" увидели бы еще нескоро.
Затраты оправдались. Нынешняя совместная постановка Мариинского и Метрополитен (большинство солистов - из России, оркестр, хор, миманс - американские), стоившая более трех миллионов, станет, теперь уже ясно, главным событием нынешнего сезона Мет. По окончании первого спектакля аудитория, в большинстве своем с оперой совершенно не знакомая, не пожелала покидать свои места, несмотря на поздний час (стрелка перевалила за полночь), и стоя, с криками и свистом аплодировала длинной череде исполнителей и постановщиков. Даже те, кто так и не перешел в ряды поклонников "Войны и мира", не могли остаться равнодушными к ошеломляющему воплощению ее на сцене. Спектакль в Мет не повторяет буквально постановок в Мариинском, Ла Скала и Ковент-Гардене. Остались неизменными костюмы Татьяны Ногиновой, выполненные с тщанием, вкусом и исторической точностью. Многое сохранено от сценического рисунка, созданного Андреем Михалковым-Кончаловским, и по сравнению с виденным мною спектаклем в Ла Скала этот кажется более убедительным с театральной точки зрения. Даже сегодня на оперной сцене редко увидишь такую точность и разработанность драматической игры, не говоря уже о многих интересных деталях буквально в каждой роли и в каждой сцене. Думаю, именно кинематографический опыт "спровоцировал" постановщика "Дяди Вани" и "Дворянского гнезда" на столь последовательное преодоление оперной приблизительности и условности. К тому же у характеров есть яркие прототипы, ассоциации с которыми ни Кончаловский, ни исполнители не скрывают. Анна Нетребко в роли Наташи Ростовой - это смесь Одри Хепберн с Людмилой Савельевой, а Гегам Григорян в образе Пьера Безухова поразительно похож на Сергея Бондарчука в фильме, в чем я не вижу греха, поскольку и молоденькая А. Нетребко (это ее официальный дебют в спектакле Мет), и опытный Г. Григорян оказались просто превосходны в своих работах, где абсолютная вокальная свобода была неотделима от драматической убедительности. Оба они уже не новички в этих ролях. А вот Дмитрий Хворостовский впервые поет партию Андрея Болконского. Поет безупречно, со всем богатством эмоциональных красок, на которое только способен его великолепный голос. Не могу не согласиться с А.Томмазини из "Нью-Йорк таймс", написавшим, что это лучшая работа Хворостовского из тех, что пока видели зрители Мет. Певец на редкость выразителен и в сценическом отношении. Я только не очень понимаю пристрастия его князя Андрея к алкоголю: в сцене бала пьет один бокал за другим - явно для храбрости - и в сцене перед Бородинским сражением, вспоминая Наташу, не может удержаться от рюмки. Не знаю, чья это была идея, но, по-моему, лучше без нее обойтись. В конце концов одним только своим голосом этот певец может сказать - и говорит - о внутреннем состоянии своего героя больше, чем могут рассказать любые движения, в данном случае - как будто из другого характера, не князя Андрея, взятые. В этой опере немало прекрасных певучих мелодий, выросших из традиции русского романса и народной песни. Это отнюдь не речитативный нервный стиль "Игрока" или экспрессионистская "рваная" линия "Огненного ангела". И оркестр (особенно в тех же мирных сценах) проще, "аккомпанементнее". Это совсем не значит, что певцам легко приходится - фразы широкие, длинные, в основном в медленном темпе (дыхание!) и при этом положенные на прозаический текст, отчего музыкальная логика не всегда совпадает со смыслом слова, акцент музыкальный - с акцентом содержательным. Не забудем и чисто театральные сложности: у Кончаловского на сцене просто так не постоишь, а двигаться (танцевать, маршировать, бегать, стрелять и т.д.) приходится на уже упомянутой выпуклой поверхности. Тем больше радует, если не сказать удивляет, высочайшее качество пения практически у всех участников: от прелестной Екатерины Семенчук в роли Сони (дебют в Мет) до виртуозного Владимира Огновенко, блистательно перевоплощавшегося то в ядовитого старого князя Болконского, то в могучего крестьянина Матвеева. Елена Образцова в роли Ахросимовой, Олег Балашов (Анатоль Курагин), Василий Герелло (Наполеон), молодой многообещающий бас Михаил Петренко (слуга в доме Болконских, Маршал Даву и Тихон Щербатый), Мзия Ниорадзе, Леонид Любавин - список длинен, и отметить хочется всех, поскольку заслужили. На фоне "наших" американцы заметно проигрывают: им ведь приходится бороться с трудностями языка. В самых лучших отношениях с русским находится сегодня Сэмюэл Реми предыдущая его большая работа над партией Бориса Годунова приблизила его дикцию к идеальной. И партию Кутузова он проводит достойно, хотя и не без известного напряжения. Мощно поет хор. Как всегда у Гергиева, образно точен, гибок и в помощь певцу - оркестр. Только если вам повезло, как мне, и вы слышали, как эту партитуру играет оркестр Мариинского с его могучей медью, вы почувствуете в звучании оркестра Мет некоторый "недобор". Кстати, в той интерпретации, которую я видела в Ла Скала, первая часть спектакля заканчивается сообщаемой Пьеру новостью о переходе Наполеона через границу и одним страшным, диссонирующим и громоподобным аккордом, от которого мурашки по коже. Этот стремительный "обвал" в войну, это катастрофическое крушение невозможно забыть. Здесь эффект был ослаблен - в частности следующим исполнением хорового "эпиграфа" - на толстовский текст (помните: "Войска двенадцати наций вторглись в Россию..."). Его не было в миланском спектакле. А здесь получилось затянуто и слишком "в лоб", тем более что во второй части оперы нас ожидало несметное количество хоровой музыки. Вообще, да простят меня поклонники Сергея Сергеевича Прокофьева, "Война и мир" не самая лучшая его опера. И по нынешним меркам слишком длинная. Прокофьев и Мира Мендельсон-Прокофьева, работавшие над либретто, оказались пленниками... Толстого. Им хотелось сохранить как можно больше и линию Безухова с Платоном Каратаевым, и все детали Наташиного несостоявшегося похищения, и разговоры генералов о Кутузове, и патриотическую линию усилить, и французское мародерство не забыть. А поскольку истинного вдохновения и изобретательности на все не хватило, то сегодня кое-что из прокофьевской партитуры просто просится в "купюры". Но Метрополитен-опера хотела как можно больше купюр раскрыть, а Валерий Гергиев это желание удовлетворил. Постановка получилась длиннее тех, что видели в Петербурге, Милане, Лондоне. И если, несмотря на длинноты, публика уходит со спектакля в состоянии возбуждения и некоторой ошеломленности, убежденная в том, что присутствовала при событии, далеком от ординарного, то в этом еще и гигантская заслуга тех, кто создавал визуальный образ спектакля. Поместив героев Толстого на вышеупомянутую сферу под огромное то звездное, то клубящееся облаками, то залитое пожаром, то снегом сыплющее небо, Георгий Цыпин сразу перевел всю фабулу в область метафизики. Используя в полной мере современную технологию и большие размеры Мет, он со своим постоянным партнером, художником по свету Джеймсом Ингалисом, создал практически для каждой сцены сильный и точный визуальный образ (звездное небо в сцене в Отрадном, загадочно, нереально светящиеся - словно в перекличку с этим небом - колонны в сцене бала, зеленоватый фосфоресцирующий свет, заливающий пустую сцену - под падающим снегом, - в сцене последней встречи Болконского и Наташи). Сохранив интимность "мирных сцен", что совсем непросто при огромном сценическом пространстве Мет, Цыпин и Ингалис в сценах второй части добиваются абсолютно эпических, "толстовского" масштаба эффектов (более мощных, чем позволяли предыдущие постановки). В спектакле есть потрясающие, просто дух захватывающие сцены, где музыка, действие, внешний ряд работают безошибочно и синхронно. Они остаются в памяти. Как, впрочем, и весь спектакль, о котором будут говорит еще долго после середины марта, когда закончится премьерный показ и тысяча используемых в нем костюмов отправится на склад. Или обратно в Мариинский? Также в рубрике:
|