Калининградские хроники

"Марсиане" помогают восстанавливать Кафедральный собор

Марина СТАРУШ
Елена ЧИРКОВА
Беседу вела Светлана ХОХРЯКОВА
Фото М.ЛОМАКИНОЙ

Кафедральный собор - символ Кенигсберга

В Калининграде прошел традиционный семинар в рамках конкурса "Окно в Россию", организованный при поддержке Областного управления культуры. В нем приняли участие деятели культуры Калининградской области и московские искусствоведы - эксперты конкурса .

Калининград - западные ворота России...

Если иметь в виду не геополитические реалии, а культурную традицию, никто не рискнет сказать: здесь начинается Россия, скорее - заканчивается Европа. Возможно, нет больше места на наших бескрайних просторах, где так очевидны единство и борьба противоположностей русской и европейской цивилизаций.

Здесь царствовал тевтонский дух. И была Альбертина - старейший в мире университет. В этих краях Иммануил Кант создавал свою вселенную и родился Э.Т.А.Гофман, самый фантастический из немецких романтиков. Правда, памятник отцы города поставили другому романтику - Шиллеру. Впрочем, и памятник Сталину тоже стоит...

Здесь русское оружие покрылось славой - после знаменитого штурма Кенигсберга в 1945-м, и здесь же, за сто с лишним лет до этого, под Аустерлицем, потерпело неслыханное поражение.

В 1946-м решили поставить точку на истории Кенигсберга, колыбели прусской цивилизации. А точки мы умели ставить: в течение нескольких дней было выселено все немецкое население. Многие из тех, кто еще жив, зовут себя марсианами - они покинули родину на корабле "Марс". Впоследствии "Марс" стал "Витязем" - известнейшим научно-исследовательским судном, а потом экспонатом Калининградского музея Мирового океана. Переселенцы - преимущественно украинцы, белорусы и русские, начали энергично создавать здесь советскую цивилизацию. Буквально с чистого листа. Но, как выяснилось, можно перевернуть страницу истории - нельзя ее уничтожить. Каким-то удивительным, почти мистическим образом

все, что создавалось здесь веками, оказывается, живет, сосуществует и влияет друг на друга...

Золотой форт

Калининград - единственный регион России, где при управлении культуры администрации области существует специальный отдел - реституции. Конечно, территория здесь пограничная, и это вполне достаточное основание для создания такого отдела, но не единственное и, возможно, не самое существенное.

В годы войны Кенигсберг считался второй после Кракова базой по приему трофейных культурных ценностей: отсюда отправляли в рейх уникальные произведения искусства. Значительная их часть оставалась в городе и накануне стремительного штурма Советской армии. Следы этих сокровищ, среди которых упорно называют уникальные статуи из Царского Села и Петергофа, а также бесценное собрание кенигсбергского музея "Пруссия", вели к форту № 3: быстро отступающие немцы наспех укрыли их в подземных казематах и лабиринтах форта. Наспех-то наспех, но мы до сих пор их не обнаружили. Самое удивительное - не очень-то и искали... Возможно, свою роль сыграла и идеологическая установка по полному и окончательному искоренению прусского духа. В начале 90-х установки, разумеется, исчезла, но одновременно исчезли и деньги: область переживала труднейшие в своей истории времена. Только летом прошлого года экспедиция историко-художественного музея, главным оснащением которой был энтузиазм при поддержке отдела реституции, сделала сенсационное открытие: в казематах форта обнаружено 20 тысяч предметов из собрания музея "Пруссия": изделия из серебра, бронзы, керамики, минералов. 20 из 400 тысяч, которые хранились в музее. Сейчас за счет иностранных фондов осуществляется реставрация, а потом коллекция поедет на зарубежные гастроли.

В послевоенном пылу мы вывезли из Кенигсберга - по сути, с собственной территории - немало культурных ценностей, которые калининградцы до сих пор с фонарями ищут по просторам родины. И в последнее время кое-что находят. Так, в Кенигсберге существовал один из старейших музеев фотографии - значительная часть его фондов недавно обнаружилась в Москве. Архив Кенигсберга с планом подземных коммуникаций, и сегодня вполне актуальный, тоже без особого ажиотажа и особой востребованности пребывал в столице. Все это калининградцы, ближайшие потомки тех, кому надлежало искоренять прусский дух, хотят вернуть в свой город. "Вот об этом нужно писать", - просят они. Нет, страницы истории уничтожить нелегко...

Недавно в Москве обнаружилась знаменитая библиотека Валленродта - единственная светская библиотека, которая размещалась в Кафедральном соборе.

Могила И.Канта

Ошибка епископа Клара

Кафедральный собор, построенный в 1333 году, - символ Кенигсберга, - недавно вернули к жизни. В городе вам практически любой расскажет, что разрушила собор авиация союзников, впервые применившая напалмовые бомбы. Но ему еще повезло - у стен собора похоронен Иммануил Кант. А Сталин Канта уважал, и потому руины не снесли с лица земли. Кенигсбергский королевский замок, например, меньше пострадал от бомбежек и вполне поддавался восстановлению, но последние мины под оставшиеся башни заложили советские саперы спустя много лет после войны. Воссозданием собора город обязан Игорю Одинцову. Об этом незаурядном человеке наша газета уже писала. Сегодня восстановительные работы продолжаются. Игорь Александрович, человек основательный и определенный, добивается максимального соответствия оригиналу и ни на какие компромиссы не идет, ну разве что подправить ошибку, которую допустил в расчетах строитель собора епископ Иоханес Клар. А как существовал в соборе витраж, подаренный городу тремя масонскими ложами с их эмблемами, так и будет, хотя и советовали ему от этой неблагонадежной масонской символики избавиться. Буквально в переднем углу вывесил список дарителей и благотворителей: к сожалению, русский бизнес не на высоте. И крыша, и фасад восстановлены на немецкие деньги. Собор и сам зарабатывает: летом здесь бывают до 1000 туристов в день. Кроме католической и православной часовен, помещения, где располагалась библиотека Валленродта, а сейчас проходят публичные лекции и научные чтения, есть еще и Музей Канта. Авторитет этого выдающегося мыслителя, чудака и педанта в городе невероятно высок: его не только почитают, но и часто цитируют. С удовольствием расскажут, что Кант был гражданином Российской империи: принес присягу Екатерине и никогда от нее не отказывался, впрочем, не исключено, что по забывчивости. Но ведь даже причуды гения символичны... В городе существует целых два Кантовских общества. Одно, видимо, более просветительское, собирается в соборе, где проходят дискуссии на тему "Кант и женщины" или "Кант и Бог". В Областной детской библиотеке обосновались интеллектуалы из университета, и изыскания у них гораздо более серьезного характера. Впрочем, об этом мы расскажем в одном из следующих номеров газеты. Одним словом, Кант здесь, скорее, не музейный экспонат, а университет. Впрочем, музеев в городе немало...

Новая жизнь "Витязя"

Федерального подчинения один, но уникальный - Музей Мирового океана, где стоят на вечном рейде научно-исследовательский корабль "Витязь" и подводная лодка, подаренная Балтфлотом. "Витязя" музей получил в чудовищном состоянии - ни дверей, ни иллюминаторов. Реалистичные немцы решительно сказали: восстановлению не подлежит. Но в Калининграде умеют поднимать из руин - и восстановленный корабль давно принимает посетителей. В одной из кают можно познакомиться с историей морского Кенигсберга, который так энергично торговал с Новгородом, что в средневековой русской республике была даже Прусская улица. Совсем недавно губернатор Михаил Прусак вернул ей старое название. Музей молодой, динамичный, современный, активно развивающийся.

Областной Историко-художественный музей - старейший в регионе: ему 55 лет. Его археологическая коллекция сделала бы честь любому музею мира. Все, что здесь выставлено, нашли музейные археологи и отреставрировали музейные же реставраторы.

- Люди-то у нас есть. Оборудования нет...

Недавно в музее открыли замечательную выставку, посвященную орденским кирхам. Сейчас в области еще существует 69 уникальных - кстати, единственных в стране - памятников готической архитектуры. Цель выставки, которую сотрудники музея готовили более 10 лет, - привлечь внимание к их горестной судьбе. Кроме основного здания, у музея есть филиалы: место капитуляции немецкой группировки, блиндаж, где размещалось советское командование, Музей янтаря.

Музей янтаря, как вы понимаете, тоже уникальный: другого такого в стране нет. Удивительно, что в области, где добывают 90 процентов мирового янтаря, музей ведет исключительно тяжелую жизнь. В прошлом году управление культуры, слава богу, выделило деньги на ремонт крыши. Но средств на пополнение фондов крайне мало - в год приобретается 3 - 4 работы. Художники не только не имеют возможности дарить музею свои работы, но и на выставки порой могут предоставить их всего на неделю-другую: рынок. Кому повезло - заключают контракты с фирмами. Между тем в янтарном ювелирном искусстве появляются новые интересные направления, например, резьба по янтарю.

Есть в Калининграде и частный музей. Крупнейшая в стране коллекция минералов и горных пород Татьяны Буруковской размещена в ее небольшой двухкомнатной квартире. Официально, так сказать, это детско-юношеский геолого-краеведческий клуб "Кристалл". Но прийти сюда может любой посетитель.

На пороге Европы

1999 год область считает переломным: именно тогда был остановлен экономический спад и начался подъем, который позволил первый раз за минувшее десятилетие профинансировать учреждения культуры, а их около 600, - не от потребностей, разумеется, а в соответствии с планом. Прекратились, например, задержки с выплатой зарплаты, была оказана первоочередная помощь. Здесь считают, что самое трудное десятилетие, когда область потеряла 100 домов культуры, а из 32 кинотеатров осталось 12, позади. Сегодня область озабочена даже весьма амбициозным проектом: добавить к уже существующим театрам музыкальный. Впрочем, и в те непростые времена город занимал вполне достойное место на культурной карте России: фестиваль "Янтарное ожерелье", Международный конкурс камерного пения "Янтарный соловей", Конкурс органистов имени М.Таривердиева, биеннале станковой живописи и другие известные мероприятия. Но калининградцы считают, что им не хватает профессионального общения. Эта область, в которую можно попасть только транзитом через соседнее государство, порой чувствует себя брошенной на западной обочине страны.

- Вы подумайте, нас даже в "Погоде" центральные каналы не упоминали. Пришлось посылать депутатский запрос...

Права Калининграда на метеокарте восстановили. Правда, культурные контакты все-таки остаются более интенсивными с Европой. Прежде всего с Германией, которая поддерживает в городе деятельность российско-немецкого дома, единственного у нас немецкого театра и много чего еще, а также с балтийскими странами. Редкий художественный коллектив не побывал там на гастролях и редкий же побывал на гастролях в Москве.

Четыре языка - одна земля

Фразу "А не пора ли познакомить наши литературы друг с другом?" сейчас приписывают неписателю Винфреду Липшнеру. Он якобы произнес ее в польском Эльблонге, где собралась пишущая братия из России, Литвы, Латвии, Германии, Швеции по весьма уважительному поводу - вместе подумать над тем, как не разграничивать наши культуры. Винфред Липшнер, имея доступ к определенным государственным фондам Германии (в первую голову - к фонду Боша), предложил издать совместный альманах на немецком, русском, литовском и польском. Он же и нашел деньги на воплощение идеи в жизнь, он же вынес шквал душераздирающих дискуссий, кого из писателей Германии представить в сборнике лучших произведений, связанных с Восточной Пруссией. Споры о том, кто достойней, длились год. Примерно то же самое происходило в Польше, Калининграде, Литве. Немцы поражались тому, что мы знаем их литературных нотаблей, и признавались, что меньше осведомлены о литературных событиях России. Поляки и литовцы тоже открывали для себя друг друга.

"Четыре языка - одна земля", - пишет "русский мотор" проекта Олег Глушкин в предисловии к русскому изданию антологии. "...Война разрушительным вихрем прошла по судьбам людей этого края. Покаяние и примирение пришли не сразу и пока еще до конца не осознаны обществом".

Антология - шаг к тому, чтобы стать ближе друг к другу. Тем более что литература на прусской почве дала прекрасный урожай. Первые величины - Кант, Гердер, Гофман, Коперник. Это - в латинском разделе. Завершают трехвековой список имена, которые и для самих составителей стали приятным открытием. Кого-то успели "пропечатать" в совместных номерах польского журнала "Боруссия", литовской "Балтии", калининградского "Северо-Запада России". Особую трудность представлял поиск профессиональных переводчиков - с ними в Калининграде негусто. Тем неожиданнее было появление в этом качестве Ольги Рудник, которая блестяще перевела Анне Мари Индфанд.

Осуществленный проект между тем требует продолжения, и Калининградский союз писателей предложил коллегам из Швеции, Польши, Германии и Литвы издать совместные антологии (в том числе и русскоязычной прибалтийской литературы) с помощью шведского фонда "Forum SUD", который обычно предлагает 20 процентов от цены проекта.

Калининградский драматический театр

Театральная погода в городе, где всегда дождь

Калининградским театрам чрезвычайно повезло: четверть жителей этого города преданно любит театр, а потому все восемь местных театров живут в счастливом режиме аншлага. Открытие театрального сезона празднуют здесь с большим энтузиазмом, нежели сезона охотничьего. В непреодолимой любви калининградца к театру есть и свои минусы - например, всеядность: калининградец с тою же доверчивостью устремляется на "попсу", как и на истинно событийные явления.

Впрочем, угар в конце концов рассеивается, и на театральном ландшафте остаются такие глыбы, как "Царь Федор Иоаннович", 20 лет не сходящий с афиш калининградского "Большого" - областного драматического театра, которым руководит народный артист РФ Николай Петеров.

* * *

Царь Федор Иоаннович (Николай Петеров) уступает шапку Мономаха режиссеру-постановщику Эмилю Вайнштейну. После премьеры в 1980 году

Спектакль "Царь Федор Иоаннович" по трагедии А.Толстого давно пережил своего режиссера-постановщика Эмиля Вайнштейна, художника-сценографа Генриха Левковича, актеров, которые были заняты в премьере. Время лишило спектакль прежней терпкости, яркости, но возместило потерю новым качеством - философской глубиной. Спектакль по-прежнему потрясает и просветляет, вновь и вновь в муках рождая ту мудрость, что нет и не может быть истины вне добра.

Урок - один из самых трагических в истории России. Роль царя Федора и впрямь поразительная, в мировой драматургии немного таких - счастливый шанс для актера (конечно, при условии мощного режиссерского потенциала). Много в ней замешано - и мудрость, несовместимая с печалью, и детская чистота, и готовность к жертве за все чужие грехи (бесконечно повторяющаяся на Руси история Распятого, но в новых лицах, в новых декорациях). Николаю Петерову, получившему этот шанс, удается и через 20 лет соблюсти чистоту образа, он все так же переворачивает душу зрителя, проникаясь сущностью одного из самых русских, светлых, великодушных образов отечественной драматургии. Конечно же, такая роль - и крест, с которого сойти совестно, однако и пребывать на нем больно. Есть и другие неудобства: после царя Федора негоже играть поп-арт etc.

Царя Федора - Петерова уравновешивает его антипод - Борис Годунов в исполнении Тахира Матеуллина (тоже народного артиста РФ). Его Годунов - не модное воплощение Иосифа Виссарионыча, он по-современному прагматичен, просвещен, он знает, "как надо", он бесстрастен (страсти перегорели, оставив обугленную схему, идею, "цифровое облако", но порой ветер оживляет уголь, прикрытый золой). Со временем спектакль выцвел, как старый гобелен, царь Федор и Борис Годунов - единственно яркие в нем фигуры, остальные - тени, призраки, но и в этом есть своя прелесть: они словно посланы святому царю во искушение, в том числе и во искушение добром. Что может быть мучительней! Злом оборачивается каждая попытка привнести в мир прощение, мир, любовь, и в прах рассыпается все, о чем молит под колокольный набат поверженный царь: "Добра! Добра!!! Добра!!!" С тем мучительным противоречием и остаешься посреди все той же России.

Спектакль требует от зрителя сотворчества, он труден, но к нему возвращаешься, как возвращаются к Святому причастию.

* * *

"Мистификаторы" Другого театра - восковая кукла (Татьяна Слещенкова) со своим обладателем (Андрей Алексеев)

Третий сезон бок о бок с "Большим" сосуществует Другой театр Аллы Татариковой-Карпенко, единственный, пожалуй, театр в России, который живет, невзирая на моду, Серебряным веком. Его репертуар, созданный в эстетике русского ренессанса, - это "мистификации" по мотивам Гумилева, Ахматовой, Есенина, Георгия Иванова, Чаянова, Сомова, Врубеля, Бенуа, переплавленные в драматическую форму Валерием Гитом и Аллой Татариковой-Карпенко. Всего шесть спектаклей - "Асмодеева кукла" (Гит - Чаянов), "Ида" (Гит - Георгий Иванов), "Черный человек" (Гит - Есениниана), "Иллюзии акме" (Гит - Гумилев), "Маски герцога Лоренцо" (Гит - Леонид Андреев), "Нездешние сны" (Гит - Ахматова, Брюсов, Белый, Сомов).

Пожалуй, из них "Асмодеева кукла", которой открылся сезон в Другом театре, - самый трудный. История любви восковой куклы, в которую Асмодей вдохнул проданную душу загубленной красавицы (Юлия - Татьяна Слещенкова), и юного кавалера, готового сразиться с самим Князем мира (Владимир - Андрей Алексеев). Черная графиня (Эллина Капранчикова) повествует ее так искусно, что невольно упускаешь мгновение, когда фарфоровые статуэтки дам и кавалеров (да и ты сам) превращаются в живой пасьянс "Красное и черное".

Чья рука тасует карты? Кто играет нашими судьбами? От кого у человека может быть власть над другим человеком? Совладает ли этот человек с искушением властью? Сознает ли, что оружие, вложенное в его руки, роковым образом убивает и его самого, не только другого? И вправе ли всякий человек принимать такое оружие, такую власть? Вот такие вопросы в чуть ироничной изящной форме заданы участникам и свидетелям действа.

Спектакль, как и положено Серебряному, предельно эстетичен. Актеры молоды, хороши собой, пластичны (результат ежедневной 7-часовой репетиции и акробатических упражнений), беспрекословно подчинены невидимому кукловоду-режиссеру. Нервность, надлом, грация - чрезвычайно эротичны, как эротичны предметы роскоши. Но и эротика - трюк, с помощью которого режиссер увлекает в те пределы, где вам задают те самые недобрые вопросы про власть и ее атрибуты.

Абсолютно выверена и хореография (балет-модерн+рискованные позы итальянских граффити+Сомов с Бенуа), без которой спектакль потерял бы многое из своего очарования.

* * *

Если в Москве создан театр Пелевина, то в Калининграде не один год существует театр Н.Птушкиной, воплощенный тандемом супругов Захаровых в частном предприятии "Зеркало". Спрос бойкий - иной спектакль (к примеру, "Что мне сделать, чтобы ты меня полюбил") обкатался раз двести. Так бы оно и шло, но Птушкина из строгого библейского текста об Иакове, Рахили и Лии с помощью Песни Песней и купринской "Суламифи" сотворила эротическую притчу "Овечка". Слог притчи неровен - то и дело в него проникают перлы из бульварных переводных романов, коих вслух лучше не произносить. Захаровы перед искушением не устояли - взялись за романтическую эротику. Тут свое черное дело сделал и Другой театр - Захаровы решили, что лишняя хореография не помешает, и год потратили на тренажерный зал (уж лучше бы это был балетный класс!). Недавняя премьера была зрелищем поучительным. Безусловно, слабый драматургический материал вместе с еще более слабой хореографией производил впечатление пародии. Приверженность к птушкинским творениям сыграла с "Зеркалом" недобрую шутку, сделав этот театр притчей во языцех.

Дом, который построил Марчелли

Евгений Марчелли (экзотическая фамилия от папы - итальянского политэмигранта) - режиссер в театральном мире известный. На недавней церемонии вручения театральной премии "Чайка" поставленный им в Театре им. Евг.Вахтангова спектакль "Отелло" фигурировал во всех ведущих номинациях. Между тем Марчелли живет в городе Советске, некогда Тильзите, возглавляет театр, именуемый "Тильзит-театром", хотя настоящее его имя - областной ТЮЗ "Молодежный". Марчелли, с одной стороны, гордятся, а с другой - считают его едва ли не залетной птицей, хотя залету уже 15 лет. Кто-то усматривает в нем гордыню, столичный налет не в самом лучшем смысле этого слова. Между прочим, и другой "театральный персонаж" Калининграда - Евгений Гришковец, переехавший всего несколько лет назад на эту землю из Кемерова, вдруг разом получивший безоглядное признание в Москве, - воспринимается "на месте" двояко - вроде своего среди чужих и, соответственно, чужого среди своих. Одно дело - московский счет, другое - свой, там, где ты живешь и не всегда вписываешься в привычный уклад.

- У Евгения Марчелли трудная жизнь. Эти слова были сказаны здесь, в Калининграде. В Тильзите, где вы живете, население...

- Сорок три тысячи.

- Одно промышленное предприятие, город рабочий...

- И нищий.

- А вы ставите не кассовые пьесы, не Птушкину...

- Не Птушкину.

- И жизнь ужасна?

- Жизнь на самом деле ужасна, особенно в последние четыре года. До этого мне казалась она шикарной и красивой. Я в Советске работаю пятнадцать лет, и был период советской власти - кусочек, который я успел захватить, - когда нас мало, но стабильно финансировали. Мы объездили Европу, побывали на разных фестивалях, что-то стало получаться, областное руководство нас поддерживало. Сменилась власть, пришел новый губернатор - и театр передали городу, а город нищий, и театр умирает. Еще года два - и его не будет. Уже пять лет, как в театр не пришел ни один молодой артист. Зарплата - 250 - 300 рублей, максимум - 400 рублей, и никакой возможности подработать. Тяжелейшее время. И если наша областная власть не окажет никакой поддержки, театр просто умрет. А я, естественно, уеду работать куда-нибудь в другое место. Но тем не менее мы ставим Шекспира.

- Какой у вас репертуар?

- Живых спектаклей у нас, быть может, десять. К сожалению, любой наш спектакль выдерживает максимум 10 - 15 представлений. Потому что город маленький, и нет никакой возможности куда-то выезжать. У нас потрясающее здание - старое немецкое, театральное, с великолепной акустикой. Абсолютно пропорциональны сцена и зал на 250 мест. Идеально! Но все равно спектакли больше 10 - 15 раз не идут. Искусственно мы их в репертуаре держим, но показывать все равно некому. Их около тридцати, таких законсервированных.

В пятницу и субботу даем вечерние спектакли, в воскресенье - сказка для детей. Играем всего три дня в неделю, и сезон у нас короткий - с середины ноября до середины апреля. Если его продлить, никто не придет. Хотя цены на билеты достаточно низкие - 30 рублей, но все равно это дорого для людей.

- Формируя репертуар, вы думаете о том, что надо не только о своей творческой потенции заботиться, но и о том городе, в котором живете, о том, что нужно людям?

- Раньше я об этом не думал, меня это не интересовало. Мы получали стабильные деньги и делали то, что нам хотелось. Занимались искусством. Но не получается сделать за одну неделю легкий водевиль или легкую комедию, мелодраму. Не лежит душа. Мы продолжаем делать то, что мы делали, стараемся изо всех сил. У нас ведь ничего другого, кроме этого театра, нет, как бы высокопарно это ни звучало. Если мы в чем-то себе изменим, то дальше незачем больше существовать, незачем жить в этом городе и надо искать себе другое место.

- В дни нашего пребывания в Калининграде только и слышу слово "оторванность". Она существует? Вы ее ощущаете?

- Оторванность от России? Нет. Я вообще не понимаю, где географически мы живем. Кажется, что живем даже "центрее", чем Москва. По-европейски "центрее". Ощутима экономическая оторванность от России, а не географическая. Я живу в городе очень бедном. Главное предприятие города - целлюлозно-бумажный комбинат, который в больших долгах и рабочим там не всегда платят зарплату. Наши актеры иногда подрабатывают грузчиками.

- Сезон у вас короткий. А что вы делаете все остальное время?

- Репетируем. Много и долго.

- Помимо работы в Тильзите, что у вас еще есть в арсенале?

- Главным образом это гастроли, поездки, фестивали, на которые мы стремимся. Летом стараемся выехать в западные страны, чтобы и себя показать, и мир посмотреть. Мы вошли в фестивальную обойму. Наладились связи с Италией, Германией, Польшей. Делали даже обменные гастроли. Но все это было два-три года назад. Теперь все реже удается, так как дорогу чаще всего мы вынуждены оплачивать сами. Гастроли носят коммерческий характер.

- Артист, работая в вашем театре, фактически не получает никакого материального вознаграждения. Вам нечем его привлечь, кроме творческой идеи. Во имя чего работают люди?

- Главная часть труппы, с которой я работаю уже десять лет, - причем и они пробовали работать с другими режиссерами, и я с другими актерами, - мы понимаем друг друга. Многое наработано за прошедшие годы. И это дорогого стоит. Мы - как большая семья, как родственники, которые не могут разъехаться, пока нас не попросят из дома. Наработанный нами язык, общее дело нам доставляют огромное удовольствие. И в этом, может быть, единственный смысл жизни, как бы нелепо ни звучали мои слова.

- Вы думаете о своей судьбе, об индивидуальном пути в искусстве?

- Честно говоря, не очень думаю. Случается иногда что-то, возникают предложения, но они творчески мало меня интересуют, это мне неблизко. Театры предлагают ставить ту драматургию, которая мне не нравится. Может заинтересовать коммерческая сторона дела, и только. Надеюсь, что-то изменится в жизни в связи с приходом нового губернатора, изменится отношение к театру, и мы тогда продолжим свою жизнь, хотя надежд на это мало.

- Вам не кажется, что вы существуете в замкнутом пространстве? Нужны, наверное, шаги в сторону.

- Да, кажется. И шаги нужны время от времени. Поэтому раз в два-три года езжу на дико тяжелую работу, которую для себя определяю как мясорубку, - в академический театр вроде Вахтанговского.

- Крови много ушло в Вахтанговском театре?

- Очень много. Туда приглашают очень известных режиссеров, а я для вахтанговцев - режиссер малознакомый, из маленького провинциального городка. Но в силу характера своего, может быть, я легко ладил с артистами. Удалось доказать, что я имею право работать в их театре. Отношения складывались довольно легко, но, конечно, не со звездами - с ними трудно уже в силу их особого положения. В этом театре у звезд есть право сказать "я этого не хочу", "делать это не буду", "под меня надо работать".

- Вы говорите, что тяжело работать и в собственном театре, но тем не менее провели же пятнадцать лет в не родном для себя городе. Что же вас держало?

- Думаю, что инерция. Или инертность. Было так хорошо, был потрясающе красивый период, когда пришли молодые и изумительно талантливые артисты. Трудно уйти из дома, который ты построил.

- Но жизнь-то идет... У вас что сейчас происходит?

- Мы открыли в ноябре сезон, выпустили премьеру. Работаю над пьесой Островского "Правда - хорошо, а счастье - лучше", потом приступаю к Мольеру - "Лекарь поневоле". Работаю подолгу и тщательно. А потом играем спектакль десять раз, и все. И зрителя больше не собрать. Такая вот печальная история. Но я, кажется, уже повторяюсь.

ОКНО В РОССИЮ

• Калининградские хроники
  "Марсиане" помогают восстанавливать Кафедральный собор