Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 47 (7255) 14 - 20 декабря 2000г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
СобытиеЧайка в трамвае желания"Записная книжка Тригорина". Театр имени Н.В.Гоголя ТЕАТРМарина ГАЕВСКАЯ
Пьеса, поставленная Сергеем Яшиным в Театре им.Гоголя, - вольная интерпретация комедии А.П.Чехова "Чайка", сделанная Теннесси Уильямсом. Но почему же не просто "Чайка" или любая самостоятельная пьеса Уильямса? Сам режиссер года два назад так мотивировал свой выбор забытых или никогда не ставившихся пьес: "В этом есть даже спортивный интерес. Хочется быть в каком-то смысле первооткрывателем. К тому же я стараюсь избегать повторов московской театральной афиши еще и из желания не затеряться, поскольку существует контекст работ моих товарищей, которые обращаются к драматургии того же Уильямса. И в этом хоре, конечно, хочется быть услышанным с неожиданной стороны". Судя по аннотации к спектаклю "Записная книжка Тригорина", его создатели ориентируются на заявления самого американского драматурга о влиянии чеховских пьес на его творчество, а также на те параллели, которые проводились между произведениями двух писателей. Однако сходство отдельных мотивов и художественных приемов не означает идентичности авторского стиля. Потому переработанная "Чайка" напоминает монтаж трудносоединимых разностильных фрагментов, что усугубляется еще и двойным переводом. В результате к купированному чеховскому оригиналу прибавляются отдельные отрывки, как бы пересказанные "своими словами", что похоже на подстрочник, и плюс ко всему - текст, написанный непосредственно Уильямсом. Пьеса, таким образом, "выходит из берегов", а спектакль Театра им.Гоголя растягивается почти на четыре с половиной часа. И тут возникает естественный вопрос: во имя чего? Если целью Уильямса было стремление "сделать Чехова ближе американским зрителям", которым непонятны его тонкость и недоговоренность, то что это дает сегодня зрителям русским? "Чайка" пережила массу самых разных отечественных интерпретаций, но осуществлялись они по преимуществу на основе авторского варианта. Уильямс же как бы пытается дать собственную расшифровку "второго плана", якобы скрытого за текстом оригинала. При этом не только упрощаются все нюансы внутренних переживаний, но им приписывается и совершенно иной смысл. Так, общая тема человеческой некоммуникабельности концентрируется на проблеме несовместимости мужчин и женщин. Повышенная нервность, разочарованность героев Чехова граничат с болезненной патологичностью и закомплексованностью, присущими многим героям Уильямса. Диссонанс с внешним миром, одиночество художника тоже приобретают весьма специфические черты. Центральный персонаж пьесы и спектакля - Тригорин, а в какой-то степени, очевидно, и сам Уильямс. Этот герой в исполнении Олега Гущина часто наблюдает за происходящим, подхватывает реплики других персонажей, зачитывает авторские ремарки, в том числе в выстреле Треплева. Треплев здесь интересует Тригорина гораздо больше, чем Нина и тем более Аркадина. К последней он испытывает нескрываемую, стойкую идиосинкразию, чувствуя себя с ней, как "в ошейнике". Видя его усталое раздражение, Аркадина - Светлана Брагарник и не пытается завоевывать Тригорина с помощью тонких женских хитростей. Понимая, что в данном случае это совершенно бессмысленно, она без всяких недоговоренностей напоминает о том, что он обязан ей своим выдвижением. А вдобавок вспоминает о письмах неких мальчиков, адресованных ему и подписанных: "С любовью". В случае разрыва она также без обиняков грозит разоблачением. Таким образом, все акценты смещаются, а конфликт приобретает совершенно иную окраску. Но тогда становится непонятной агрессивная ревность Аркадиной к Заречной, тем более что Тригорин говорит не о чувствах к Нине, а только о лучшей любовной истории, которую он когда-либо писал. Саму Заречную он символически называет своей "записной книжкой". А когда записная книжка у него заканчивается, он либо заводит другую, либо перестает писать. Центральный монолог о "муках творчества", в котором Олег Гущин пытается передать истинную боль художника, тоже сильно купирован, но при этом дополнен рассказом про "развязного критика", заявившего, что лучше всего у Тригорина получаются женские образы, поскольку сам он слишком женствен и мягок. Частично отдан Тригорину и финальный текст Треплева о неудачном писательстве. В то же время спектакль Кости однозначно поддерживает, хваля его пьесу словами, позаимствованными у Дорна. "Разговоры о литературе" здесь и впрямь не являются насущной необходимостью, поскольку в творческих судьбах людей искусства также расставлены все точки над i. Изначально заявленная Светланой Брагарник тема искренней одержимости театром к финалу оборачивается фарсом, так как после рассказа Дорна о закрытом ангажементе в Харькове и явных неудачах Аркадиной ее бурные воспоминания выглядят смешно и жалко. Конфликт между "старыми" и "новыми" формами тоже практически отсутствует. Так, Аркадиной не нравится спектакль сына не только потому, что это "декадентство" (в переводе "галиматья"), - просто она бережет горло и не желает дышать серой. А сам Треплев (Иван Шибанов) ничего никому не доказывает и очень хочет нравиться Тригорину. Правда, позднее понимает, что вызванный им интерес не тот, которого бы ему хотелось. Заречная (Алла Каравацкая) формально пробалтывает текст треплевской пьесы и почти не слушает исповедь Тригорина, зато финальный разговор о ее пути в актрисы почему-то разделен на троих. Что же до "пяти пудов любви", то отыскать их в интерпретации Уильямса еще сложнее. "Как все нервны! И сколько любви...", - говорил чеховский Дорн. Однако и понятие "нервности" гиперболизируется до патологической истеричности, болезненной взвинченности и агрессивности. Жестоки и грубы друг с другом Треплев и Нина, Тригорин и Аркадина. Роскошная красавица Полина Андреевна (Ольга Науменко), как на стену, натыкается на равнодушие вялого, озлобленного Дорна (Александр Мезенцев). Издерганная, неврастеничная Маша (Оксана Афанасьева) откровенно мучает себя и Медведенко (Алексей Бирюков)... Всеобщая неудовлетворенность и нелюбовь прорываются в постоянных вспышках взаимной ненависти, а то и в диких, истерических плясках. И заканчивается спектакль общим танцем, где, по существу, чужие друг другу люди объединяются в быстро распадающиеся пары. ...В какой-то момент по ходу действия Маша вдруг сворачивает афишу "Иванова", поставленного три года назад в Театре им. Гоголя. Такая отсылка к другому спектаклю словно напоминает о том, что звучавший в нем мотив болезненной неврастении и бессильного отчаяния близок уильямсовскому мироощущению. Но там это был лишь дополнительный штрих, не разрушавший цельности чеховской пьесы. "Записная книжка Тригорина" изначально ставит постановщиков в странное положение между двумя авторами, и это примерно то же, что играть одновременно "Чайку" и "Кошку на раскаленной крыше". Также в рубрике:
|