ГЕННАДИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: "В замысле Бертмана кроется детективное начало"

Беседу вела Анна БУЛЫЧЕВА
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

Г.Рождественский

25 июня в "Геликон-опере" под управлением Геннадия Рождественского и в постановке Дмитрия Бертмана состоялась премьера оперы Леоша Яначека "Средство Макропулоса" по К.Чапеку. Средство греческого медика Макропулоса - это рецепт эликсира, гарантирующего 300 лет молодости, и применять его можно многократно. Но ни один оперный театр в России до сих пор к нему не прибегал. Рецензию на спектакль читайте в следующем номере. А незадолго до премьеры инициатор этой постановки - Геннадий РОЖДЕСТВЕНСКИЙ - дал интервью "Культуре".

- Я учился в Чехословакии, провел в Праге 1956 год. Вот там Яначека я для себя и открыл. Он меня потрясает - прежде всего своей абсолютной непохожестью ни на кого, отсутствием учителей и учеников. Ну формально учителя были, но они не могли его сделать тем, кем он стал. Преемственности никакой. Хотя были люди, которые его окружали, - композитор Хлубна, композитор Кундера, который, кстати, сделал клавир "Средства Макропулоса". Но стиль Яначека не получил продолжения. Я могу назвать только двух таких композиторов в двадцатом столетии - это Сибелиус и Нильсен при наличии огромного количества маленьких Шенбергов, микроскопических Вебернов, целой армии Шостаковичей.

Если Яначек такой индивидуальный, то, казалось, он должен быть непонятным - а он понятен! Вот у меня есть книжечка о нем. Вы знаете, что он записывал интонации жизни, гуляя в Брно или в любом другом месте. У него были специальные твердые накрахмаленные манжеты, которые заменяли ему записные книжки. Я был в Брно в музее Яначека - там хранится собрание этих манжет. Удивительно, что он их не выбрасывал, слава Богу. Вот, в частности, одна из надписей касательно его пребывания в Петербурге в 1902 году. Он пишет русскими буквами: "Билеты, господа, ваши" - это, видимо, кондуктор - и нотирует, как это по-русски звучит. Вот записано, как по-русски интонируются слова "конечно", "путешествие". Замечательный документ. Но откуда здесь все это знать? Нот нет, записей нет. Вот вы пойдите в любой магазин в городе Москве, спросите музыку Яначека. Книг о нем в магазинах нет. Кто-то включил радио, услышал, допустим, Симфониетту Яначека - где он может об этом прочесть? В лучшем случае, три строчки в Кратком музыкальном словаре.

    

- Хотя сорок лет назад все так хорошо начиналось... В 1958 году "Ее падчерицу" поставили в Большом театре...

- Я сам дирижировал этот спектакль в филиале Большого театра в 60-е годы.

    

- ...затем она шла в Новосибирске, и там же поставили "Лисичку-плутовку". А потом Яначек почему-то исчез с наших сцен.

- Но это не только его касается. А то, что с ним такая штука произошла, более чем странно. Сейчас "Средство Макропулоса" часто идет в других странах. Я в последнее время видел три постановки: в Глайндборне, в Амстердаме и совсем недавно в Стокгольме. Все три очень интересные.

    

- Это был ваш выбор - "Средство Макропулоса" для "Геликона"?

- Да. Я выбирал между "Средством Макропулоса" и "Из Мертвого дома". В совместных дискуссиях с Дмитрием Александровичем мы остановились на "Средстве".

    

- А как вы относитесь к тому, что этот спектакль рекламируется как опера-детектив?

- В замысле Бертмана, безусловно, кроется детективное начало. Но оно есть и в самой опере: розыски этого пропавшего документа при совершенно непонятных, фантасмагорических обстоятельствах. Для меня даже существует какая-то параллель между Чапеком и Гоголем - фантасмагорией "Носа".

    

- В опере есть еще одна загадка: почему Кристина не воспользовалась Средством?

- Мне кажется, что она, сжигая документ, могла успеть его прочитать.

    

- По-гречески, с алхимическими терминами?

- А почему нет? Есть люди с хорошей зрительной памятью. И затем сразу же отвести подозрение, сжечь документ. Могло быть и такое. Но все-таки, видимо, еще мотив сострадания к Эмилии. Уже всем было понятно, что она пользовалась этим эликсиром. У Кристины могло появиться желание не повторять ее судьбу, хотя в начале оперы она выступает как ее поклонница, хочет быть похожей на Эмилию Марти.

    

- Марти ей говорит: "Проживешь триста лет, будешь петь, как Эмилия Марти. Прославишься..."

- Но когда она увидела, во что это все превратилось, она могла решительным образом закончить всю эту историю. Что по сценическому действию она и сделала.

    

- За что вы выбрали "Геликон-оперу"?

- Я слышал "Леди Макбет" и "Лулу" - я не поверил своим ушам. Я не мог себе представить, что такое возможно. Артисты выучили партии на двух языках. Где это можно найти: сегодня петь по-русски, завтра по-немецки? Яначека они будут петь по-чешски, что, по-моему, еще труднее, чем петь по-немецки. На первый взгляд кажется, что у русского и чешского много общего. На деле совсем другое произношение, прямо противоположный смысл слов.

    

- То есть Бертману не приходилось защищать от вас своих певцов?

- Я был просто поражен. Здесь нет регламента, здесь не на службу приходят. Я вот прихожу рано, а за два часа до меня все уже на месте. Здесь полностью отдаются тому, что делают, при весьма скромных условиях существования. Я могу провести параллель только с одним театром - театром Бориса Александровича Покровского. Там похожая атмосфера. Это не учреждение, не присутствие. Ну где же вы найдете театр, в котором могут быть три состава на "Средство Макропулоса"? За неделю до премьеры сидишь и думаешь: ну кто будет петь? Все три состава приблизительно одного уровня! Они, конечно, разные по артистической индивидуальности, слава Богу, и Дмитрий Александрович не старается их причесывать под одну гребенку, наоборот, он пробуждает в них то, что свойственно каждому артисту.

    

- Если бы вы ставили прокофьевского "Игрока" сейчас, вы взяли бы кого-нибудь из труппы "Геликона"?

- Да, конечно. Тогда я был вынужден обратиться в Театр Станиславского. В это время и возникла идея поставить там "Ее падчерицу". Но я отказался от этого, потому что хотел делать то, чего никогда не делал. А "Ее падчерицу" я уже ставил. Правда, это было бы компромиссное решение, потому что я собирался ставить ее в оригинальной редакции, но это все-таки не то что делать что-то заново.

    

- Вам не жалко своей работы над "Игроком", который теперь в Большом театре не идет?

- Нет, мне не жалко. Скажу вам почему: потому что существует запись. Это документ, на котором записано, как ни странно, 43 минуты музыки Прокофьева, никогда не звучавшей. Ради этого стоило все вынести.

    

- А вы хотели бы записать "Средство Макропулоса"?

- Не знаю. Существуют превосходные записи, чешская, например. Я хотел бы записать "Орестею" Танеева. Хотел бы записать "Сервилию" Римского-Корсакова - ее записей вообще не существует.

    

- Вы часто говорите о том, что уровень оркестровой культуры в мире падает - везде ли?

- Нет, географические особенности существуют. Уровень не падает в Америке, я имею в виду первую пятерку оркестров, не падает в Великобритании и в подавляющем числе Скандинавских стран. По моей теории, чем ближе к Средиземноморью, тем хуже. Раньше был хотя бы Израиль - теперь и этого нет.

    

- А в каком географическом поясе находится Москва?

- В своем.

    

- Вот, по слухам, оркестр Понькина собираются закрывать.

- Это чудовищно. Зато создаются новые оркестры - кому-то дарят дорогие игрушки. Вот и Российская симфоническая капелла под угрозой. Я получил письмо от Полянского, у меня должно быть три концерта с ними осенью, и он мне пишет, что не может гарантировать качества, потому что гранта они не получили, а музыканты бегут...

    

- Правда ли, что вы собирались ставить в "Геликоне" "Огненного ангела"?

- Да, но я прочел в газетах, что его будут ставить в Большом театре. Остается только это приветствовать. Но у меня давно была своя концепция этой оперы, и если бы я ею занимался, ставил бы сам. Я представлял себе двойную сцену, где бы развивалось прокофьевское либретто и параллельно в какой-то форме существовали бы реальные прообразы героев оперы - Брюсов, Нина Петровская и Андрей Белый. А может, они и были бы основными персонажами.

    

- Ваши ближайшие оперные планы?

- Поеду в Ла Скала со странным замыслом - ставить "Летучего голландца".

    

- Что же в этом странного?

- Я к Вагнеру никогда не обращался. Если бы мне предложили поставить что-нибудь из "Кольца", я бы отказался. Но поскольку "Летучий голландец" - это не "Кольцо", я согласился.

МУЗЫКА

• ГЕННАДИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: "В замысле Бертмана кроется детективное начало"
• Элегантная эпоха "арт-деко"
  Вальс белых орхидей открыл балетного Ремарка
• Романтический идальго и вороватый Санчо Панса
  "Дон Кихот" в Новосибирске

ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

• Пастухи, нимфы и зефиры

КНИГИ

• Незнакомый Прокофьев