Захаров и его театр: диктатура любви

Андрей МАКСИМОВ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

К 70-летнему юбилею М.Захаров награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" II степени

Вы можете себе представить Марка Захарова, который медленно и неспешно выходит на сцену? Или, например, неторопливо и задумчиво бредет?

И не пытайтесь. У него - походка молодого человека. Он не ходит, а рассекает мир. И мир послушно "рассекается" от его напора. Мир, кажется, понял всю бессмысленность бороться с ним: рожденный победителем даже из поражения сделает легенду.

Его первый спектакль - "Доходное место" в Сатире - с треском закрыли.

После чего Марк Захаров стал знаменитым режиссером.

Всю жизнь он борется. Он боролся с советской страной - точнее, с влиянием советской страны - за нас, зрителей, за наши души, умы и сердца.

Захаров мог ставить, например, "Чинарский манифест" про секретаря райкома или "Три девушки в голубом"; производственную комедию "Проводим эксперимент" или великий спектакль ХХ века "Юнона" и "Авось" - это все равно получались истории, в сущности, про одно: про то, что человек рожден быть свободным.

И в фильмах своих - про то же. Свифт, Мюнхгаузен, Калиостро, Принцесса и Медведь из "Обыкновенного чуда", да и Остап Бендер - они все чем объединены? Тем, что не хотят жить так, как все, - хотят по-другому, иначе, свободно.

В те времена, когда свобода означала некую сомнительную субстанцию, за которую надо было: а) бороться и б) на Западе, Захаров ненавязчиво и иронично (как всегда) намекал на то, что свобода - естественная часть человеческой жизни. Что человек может жить не так, как принято, а так, как хочется. Что только он и Бог - хозяева человеческой судьбы.

Его невероятный творческий альянс с Григорием Гориным - альянс двух художников, которые умудрялись во времена тишины и застоя кричать о движении.

Думаю, что, если бы не было Горина, Захаров стал бы каким-нибудь другим. Подозреваю, что худшим. Но ведь Горина нашел именно он, и "Тиля" - их первый спектакль - предложил Горину Захаров. Другие режиссеры тоже работали с Григорием Израилевичем, но только Марк Анатольевич догадался сделать его главным драматургом своего театра.

Захаров простился с прошлым, поставив "Диктатуру совести", где было сказано о том, что мы начинаем расставаться с декорациями старого театра. А также для полноты собственных и наших ощущений сжег перед телекамерой свой партийный билет, ибо если уж ставить на прошлом точку - то заметную.

Новая страна обрела ту самую свободу. Но мы оказались плохими учениками Захарова и Горина, мы не заметили главного: судьбы всех вышеперечисленных героев сложны, а то и трагичны. За неволю приходится расплачиваться свободой, а за свободу - жизнью. Разные цены.

Захаров это понимает очень хорошо. Он ставит спектакль, само название которого, в сущности, метафорическая характеристика жизни России последних лет, - "Королевские игры". Он выпускает "Плач палача".

Восприятие этого потрясающе красивого и стильного спектакля в удивительных декорациях Олега Шейнциса зависит, мне кажется, только от одного: насколько поверит зритель в искренность режиссерского посыла. Я верю. Конечно, Захаров, как всякий публичный человек, может лукавить, но не умеет на сцене врать.

"Плач палача" - это крик отчаявшегося человека: "Куда вас несет, люди? Отчего всякое ваше движение - либо в тюрьму, либо в пропасть? Почему вы постоянно оглядываетесь по сторонам и совершенно не хотите поглядеть, что происходит у вас самих внутри?"

На такой крик нужно заслужить право. Не жизнью, а восприятием ее. Захаров такое право имеет. Он воспринимает жизнь обостренно. И когда он рассекает мир, его всегда ранят куски этого рассекающегося мира.

Уже больше десяти лет назад на Малой сцене тогда еще Театра имени Ленинского комсомола вышла моя пьеса "Кладбищенский ангел". Это была притча, абсолютно оторванная от реалий жизни, поставленная С. Митиным и блестяще, на мой взгляд, сыгранная артистами - покойным Юрой Астафьевым и ныне здравствующими Е.Степановой и Л.Лютвинским.

Вот эта оторванность от жизни Захарову не понравилась. Он нас за нее ругал. Но мягко. На худсовете, где принимался "Ангел", он с ходу придумал свой спектакль, не имеющий к нашему никакого отношения, но потрясающе интересный. Но нашу постановку - без единого изменения - к показу разрешил. Это была моя первая пьеса в Москве. И за это я всегда буду благодарен Марку Анатольевичу.

До сих пор я думаю, что Захаров принял эту самостоятельную работу в репертуар не столько из-за ее художественных достоинств (которые, скромно замечу, все-таки были), сколько из-за своей доброты.

Мне кажется, борец Захаров сумел остаться художником именно потому, что он - человек добрый. И его взгляд на мир - это взгляд доброго человека. Из всех своих героев Захаров, на мой взгляд, более всего похож не на Мюнхгаузена, уж конечно, не на Калиостро и даже не на Остапа Бендера (хотя играл его, будучи актером), а на Тевье-молочника, каким его создали Шолом-Алейхем, Горин и Леонов. Тевье - человек, которого весь мир хочет обозлить, но оказывается бессильным против его доброты и мудрости.

А еще есть в нем что-то от графа Резанова из "Юноны" и "Авось". Не в смысле лирических похождений с Кончиттой. Тут, что касается судьбы Захарова, я не очень в курсе, но, насколько мне известно, он женился однажды и навсегда. Я - о другом. О поразительном упорстве в достижении цели. Об умении двигаться в том направлении, которое считаешь единственно верным.

В эпоху антреприз и развала многих театральных коллективов Захарову удалось сохранить свой театр и, главное, удержать зрительский интерес к нему. Три раза стучу по дереву, однако факт остается фактом: начиная с "Автограда XXI" Захаров не поставил ни одного не кассового, ни одного незаметного спектакля. Где эксперты из Книги рекордов Гиннесса, я не понимаю, однако случай беспрецедентный: ни одной "скромной" постановки за четверть века!

Менялись времена, нравы, общественный строй, вкусы, закрывались-открывались границы, возникали и погибали театры, сменялись кумиры и президенты, герои и антигерои менялись местами - а его спектакли как привлекали внимание зрителя, так и привлекают. Его театр-дом как существовал, так и существует. Звезд на сцене, правда, прибавилось, и изрядно. А так...

Ленком - скала. Живая. Живая такая скала - ничего ее не берет: ни общественные бури, ни ветры перемен. Как была очередь у касс, так и есть. Как спорили критики - так и спорят. Как сидел на каждой премьере полный зал бомонда - так и сидит.

Это постоянство какое-то подозрительное. Раздражающее постоянство. Поэтому так неохотно дают Захарову театральные призы и столь охотно критикуют его. Живая скала всегда раздражает те волны, которые думают, будто сталкивают ее с места, а на самом деле просто лижут.

Феномен Захарова изучать еще будут долго. У нас же есть право, которому позавидуют потомки: мы можем наблюдать и восторгаться.

Нет, конечно... Необходимо критиковать... со всей строгостью... с мастера - особый спрос... недостатки... и спектакли - редко, мол... и в театре своем... диктатор.. и... редко приглашает других режиссеров... и вообще... не все так гладко, если со всей принципиальностью... да и характер у него... говорят... есть, говорят, у него характер, и много его, характера, есть.. у него... говорят...

Как выяснилось, во времена рыночной экономики злоба и невоспитанность имеют большую цену, чем доброта и благодарность.

Но хотя бы в юбилейные дни (как минимум) предлагаю Захаровым восторгаться. Для этого есть все основания, ей-богу...

ПЕРВАЯ ПОЛОСА

• Захаров и его театр: диктатура любви

ПРЕМЬЕРЫ

• Макбет Годунов
  Шекспировская опера Верди в постановке Эймунтаса Някрошюса

АКТУАЛЬНОЕ ИНТЕРВЬЮ

• МИХАИЛ АФАНАСЬЕВ: "Надеемся на следующую пятилетку"