Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 44 (7403) 13 - 19 ноября 2003г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
Под занавесАЛЕКСЕЙ ГУСЬКОВ: "Я набегался, настрелялся, остановился"Беседу вела Татьяна ПЕТРЕНКО
У Алексея ГУСЬКОВА нетипичная актерская судьба. Он не жаловал кружки самодеятельности и в спектаклях театральных студий участия не принимал. Крепкий, спортивный мальчик активно играл в футбол, у него был хороший удар с правой ноги, "сухой лист". Он тягал штангу, занимался баскетболом, академической греблей и мечтал о ракетном институте. - В детстве, когда я шлепался в лужу и все вокруг начинали смеяться, сам смеялся больше всех и говорил, что хочу быть "клованом". Юношеские воспоминания - это свободный вечер, хорошая компания, вкусный портвейн и... Киевский театр имени Ивана Франко. Мы учились в русской школе, но водили нас именно туда. Помню, в одном спектакле героиню звали Клитемнестра, а в другом были гарны парубки, батько Ришелье и дивчина Миледи. На этом мои отношения с театром до семнадцати лет заканчиваются. После школы я уехал в Москву и поступил в МВТУ им. Баумана и, наверное, окончил бы его, если бы не одно обстоятельство.
- Случайно попали в театр? - Нет, на репетицию. Нашу студенческую театральную студию вел артист Театра им. Станиславского. Как-то он сказал: "В театр пришел какой-то молодой режиссер, взял первый вариант "Вассы" и учит меня играть". Через две недели я видел абсолютно перевернутое лицо этого человека, который, куря сигарету за сигаретой, повторял как в бреду: "По-моему, он гений". Мне стало интересно, и я пробрался на закрытую репетицию Анатолия Васильева. То, что я увидел, сидя на балкончике, меня потрясло. Дальше была Малая Бронная с Эфросом, Таганка с Любимовым. Театр ворвался в мою жизнь, и понеслось. Бауманское студенчество у меня было великолепное. Фантастический ликбез, как у Горького, мои университеты. Кончилось это тем, что я, проучившись почти пять лет, бросил все и пошел поступать в театральное.
- Как все - во все? - А как же. Я неплохо шел в ГИТИСе, хорошо - в Щукинском, но там меня просили играть веселее, а у меня было драматическое восприятие действительности. После второго тура в Школе-студии МХАТа Виктор Карлович Монюков сказал: "Иди готовься к общеобразовательным", и я перестал ходить по другим театральным. На вступительных я услышал в свой адрес определение "фактурный". Первый раз мне сказала о том, что у меня хорошая фактура, в 9-м классе учительница математики, но тогда я не понял, что это такое, и значения этому не придал.
- Специально для вашей фактуры роли подбирали? - Меня к четвертому курсу позиционировали как социального героя. У нас были замечательные педагоги: К.Головко, С.Пилявская, Е.Евстигнеев, О.Герасимов. Они набирали курс с таким расчетом, чтобы классическое произведение ложилось на индивидуальности студентов. В спектакле руководителя нашего курса В.Монюкова "Преступление и наказание" я играл Лужина, жениха Дунечки. В постановке "На дне" - Сатина. Это была звучная работа Е.Евстигнеева. Мы играли ее в филиале на Москвина.
- Почему вас не оставили во МХАТе? - Когда мы заканчивали учебу, в первый раз в театрах прошло директивное сокращение штатов. Олег Николаевич Ефремов написал шесть фамилий, которые должна была взять альма-матер, но предупредил, что в ближайшие пятьдесят лет он ролей не обещает. В Театр им. Гоголя на роль Горского в спектакль "Где тонко, там и рвется" по Тургеневу меня пригласил Б.Голубовский. Просуществовал я там недолго, ушел в Театр им. Пушкина к Б.Морозову.
- Однако и от него вы ушли. - Я играл там маленькие роли из спектакля в спектакль. Барашка в "Я - женщина", Тарелки (все персонажи-музыканты шли под именами своих инструментов) в "Дне Победы среди войны". Должен был играть военкома в "Иване и Мадонне", но тут я сломался. Сказал Морозову: "Ухожу, потому что ни разу не сыграл кого-нибудь с именем-отчеством". Он спросил: "Не будет ли тебе хуже?", а я задиристо ответил: "Как бы вам без меня хуже не было", и, представляете, через четыре месяца труппа попросила его из театра. Это было так странно, ведь с появлением Морозова стали спрашивать лишние билетики.
- Значит, в этом позорном поведении труппы вы не принимали участия? - После того как однажды, помимо своей воли, я был вкручен в интригу, понял, что это не моя форма существования. Мне это претит, я от этого болею. Я должен прямо смотреть людям в глаза. Мне очень нравилась манера существования О.Табакова. Студентами мы ходили в массовке в спектаклях, которые игрались в помещении МХАТа на Тверском бульваре. Олег Павлович вбегал в театр, проносился в гримерную и запирался изнутри на ключ. С третьим звонком он выходил на сцену, и через пятнадцать минут после окончания спектакля его уже в театре не было. У него были ровные отношения со всеми. Он умудрялся, не участвуя ни в чем, много чего делать. Играл в театре, снимался в кино, был руководителем студии и преподавал.
- Вы так часто меняете театры, потому что боитесь быть втянутым в интригу? - Благодаря следованию тактике Табакова, меня не так-то просто втянуть во что бы то ни было против моей воли. Театры я менял, потому что должен был все время что-то делать. Театр - это кладбище актерских самолюбий. Труппа - 70 человек. В год выпускается 5 - 6 спектаклей. Ты, как семидесятый патрон, который стреляет редко. Выстрелил, тебя зарядили в самый конец, и ты ждешь своей очереди. У меня наступала паника, и я шел в другой театр, где поначалу вроде бы была работа, а потом все возвращалось на круги своя. Моя неуемная энергия находила выход в самостоятельных работах. В Театре им. Пушкина я наклепал их столько, что достал Морозова. Уйдя из театра, я показал работу В.Ланскому на Малой сцене Нового драматического театра. Там я познакомился с С.Яшиным, который потом позвал меня на Малую Бронную в спектакль "Раненый зверь".
- Эфроса застали? - Я играл в его спектакле "Возвращение Дон Жуана". На Малой сцене сделал инсценировку "Мысли" Л.Андреева, причем официально залитовал и получил гонорар. На мой спектакль вышла положительная рецензия, и Леонид Сергеевич Броневой обнял меня и угостил американскими сигаретами "Мальборо", которые тогда курил только он. Ребята мне сказали: "Во-первых, все волки в лесу сдохли, а во-вторых, ты в порядке". Они ошиблись, Броневой вскоре ушел, мне надавали по мозгам, сказали, что я не в русле театра, и я побежал дальше в театр "Детектив", оттуда по второму кругу в Театр им. Гоголя. Театр я не покидал никогда, но это не значит, что я стремлюсь все время в чем-то участвовать. Не такой уж я участник, что все побежали толпой, я пристроился, всех обогнал, а потом спросил: "Куда бежим?"
- Что же тогда двигало вами, когда вы согласились участвовать в спектакле "И.о." С.Ларссона. На мой взгляд, кровавое распиливание героя и складирование частей его тела в холодильнике больше уместно в фильме ужасов. - Вспомните, был балет, появилась опера, балету прочили исчезновение. Появился театр, сказали, что опера погибнет. Пришел кинематограф, театру предрекали скорую смерть, а когда появилось телевидение, то же самое говорили о кино. Однако ничего не погибло. Все существует, иногда удачно дополняя друг друга. Сейчас нельзя бороться за чистоту жанров и стилей. Это бессмысленно, потому что у каждого поколения свои требования. Шведы на премьере "И.о." плакали, а потом говорили, что это все про них: "Мы очень зажаты и пьем, не закусывая, и вообще, пока не выпьем, говорить не можем. Сцена с распиливанием их не покоробила. Это ведь шутка, "гиньоль".
- Если бы уровень театральных постановок в вашу студенческую пору был таким, как сейчас, побежали бы из технарей в артисты? - Был бы молодым - побежал, а в своем сегодняшнем возрасте - нет. Не потому что тогда было лучше, просто сейчас мне многое не интересно. Прекрасно понимаю: то, что мне интересно сейчас, для основной массы скучно. Это связано с иным восприятием действительности, опытом прожитых лет и количеством увиденного за это время. Я испытываю теплоту к тому, что делали старые мастера, и раздражение по поводу того, что происходит в театре сегодня, но я воспринимаю увиденное как картинку. Я дифференцирую. У меня есть свой Гамлет, а для молодого зрителя сегодняшний исполнитель может стать его Гамлетом.
- Может, стоит ему объяснить, что этого Гамлета не надо возводить на пьедестал? - Дело в том, что раньше поколение обновлялось раз в десять лет. Сейчас это происходит гораздо чаще. Для них те спектакли, которые мы цитировали, - музейные реликвии. Я не призываю шифровать пустоту. Пустота, она везде пустота, но, если сегодняшние спектакли имеют отклик, если это не случайность, не разовое попадание, а постоянный интерес, если зрители ходят и ходят, ты хоть тресни, а они ходят, значит, в этом есть что-то зашифрованное, чего ты уже не понимаешь, на что ты уже не откликаешься. Сегодняшнее интернетовское поколение говорит на своем языке, который тебе не доступен. Нам нравились "Beatles". Мы слушали "Nazaret", "Deep Purples", которые действовали на мозги маме и соседям, а мой четырнадцатилетний сын балдеет от однострунного индуса. Я ему говорю: "Вова, сынок, в двадцатый раз слушаю, понять не могу. Это даже не балалайка. У нее хоть три струны". Зато "Emi Nem`a" для меня открыл он. Теперь я, слушая в машине записи, действую на нервы друзьям.
- Со своими студентами в Школе-студии МХАТа вы легко находите общий язык? - Мы договариваемся, на каком языке будем общаться. Мои педагоги знали, что в студенте нужно приоткрыть прежде всего, а дальше, если у него хватит ума, сил, терпения, таланта и всех прочих качеств, необходимых в этой профессии, он двинется вперед. Если не сможет, то останется с тем, что в нем открыли педагоги, и это будет его хлеб. Я тоже стараюсь не только объяснить каждому, какие ноты звучат у него лучше, чем у однокурсника, но и научить его пользоваться ими. Пусть нот будет только две, но пусть это будет хорошее двухнотное звучание.
- Зачем же принимать в театральное, если звучат только две ноты? - Вы правы, не стоит, но ведь не всегда все сразу можно распознать. Признак таланта - любопытство на ранней стадии. В служебном собаководстве собак выбирают так: щенков оттаскивают от матери и ставят некий предмет. Тот, кто поползет в ужасе не к маме, а к этому предмету, обещает быть интересным. К сожалению, этот способ не годится для проверки абитуриентов. Тут нужен для каждого свой ключик.
- Скажите честно, актерским детям отдается предпочтение? - Как и в любой другой профессии, существует солидарность. В Школе-студии МХАТа есть потрясающий педагог Авангард Леонтьев. Пришел к нему поступать мальчик, средних способностей. Гарик позвонил отцу: "Я могу его взять, но..." Отец сказал: "Если ты считаешь, что не стоит, тогда не надо". Если бы отец попросил, сына бы приняли и тянули бы за уши, но ведь так можно и уши оторвать. Сейчас есть платное образование. У замечательных педагогов появилась возможность получать хоть немного больше, но я не понимаю, как за деньги можно сделать человека талантливым.
- Но вы же не будете отрицать, что среди молодых артистов не так уж много талантливых, но много самоуверенных. - Дело в том, что мы, придя в Театр на Малой Бронной: Сережа Тарамаев, Сережа Баталов, Виталик Москаленко, Вова Ершов, а это все люди яркой индивидуальности, ходили живой выгородкой. У нас было обостренное восприятие. Работа на сцене с мастерами научила нас анализировать. Как же он это делает? Это от Бога или прием? Как он лепит характер? Сейчас много антреприз, проектов, разовых постановок, в которых молодые выходят сразу на роли, и эта видимость якобы востребованности порождает чувство незаслуженной самоуверенности.
- С нового сезона вы артист МХАТа им. Чехова. Вас пригласил Олег Табаков? - Года два мы время от времени пересекались, а год назад он сказал: "Пора". Правда, вначале пригласил на роль в "Аркадию" в Табакерку. Я думаю, хотел узнать мои возможности, потому что о снимающихся артистах много легенд ходит, а на деле, может быть, он и играть не умеет. С МХАТом у меня связаны тихие, внутренние надежды, что здесь мне предложат работы, в которых я смогу выразить все, что умею, все, что накопил.
- Почему бы самому не попросить такие роли? - Ни за что. Никогда я не буду навязывать себя никому. Если ты пришел и попросил, значит, ты уже не сможешь сказать "нет", ты не сможешь спорить, ты становишься не участником, а исполнителем. В театральном процессе должно быть взаимное творчество автора, режиссера, артиста. Только так может что-то случиться.
- Надеетесь, что здесь у вас будет право выбора? - Да нет. Я уже изменил своему принципу не участвовать во вводах, но была просьба человека, который меня пригласил, и я ввелся в "Кабалу святош". Я отдаю себе отчет, что, работая в государственном театре, не смогу отказываться от ролей, которые мне будут предлагать. Я постараюсь в меру гибкости своей пружины подстраиваться. Главное, чтобы эту пружину не дожали до конца, а то потом она выстреливает на восемь параметров дальше своей длины. Люди даже не успевают понять, что произошло, а я уже лечу и высказываю все, что думал все то время, пока они жали пружину, испытывая мое терпение. В лучшем случае я поблагодарю, извинюсь и тихо, прикрыв дверь...
- Неужели уйдете из МХАТа? - Я это сделаю.
- Но куда? Дальше только частное театральное дело. - Я пока не очень хорошо представляю, что это такое. Для меня это тайна за семью печатями. Я не понимаю, как этот механизм работает. Как человек, который привык все делать основательно, как технарь, который все математически подсчитывает, я не знаю, как хранить декорации, не понимаю, когда на сцене - шторка, кулиска, два стульчика и Дон Жуан в современном наряде только потому, что исторический костюм дорого сшить.
- Вы ведь занимаетесь продюсированием, неужели в кино проще? - Был период в нашем кинематографе, когда снимали много и все кому не лень. Я набегался, настрелялся, остановился, ходил и говорил, что кино гибнет. Друзья по Бауманскому институту сказали: "Открой счет. Мы тебе денег дадим". Мы с партнером по Пушкинскому театру, С. Зерновым, на полученные деньги сняли фильм "Дорога в рай". Пройдя этот путь, я понял, что, пока не будет хорошо отлаженного экономического механизма, придется все время, унижаясь, просить денег, и мы начали строительство собственной студии "F.A.F. Entertainment", которая и выпустила первый российский мультсериал "Незнайка на Луне". Потом телесериал "Граница. Таежный роман" Митты, получивший четыре премии "ТЭФИ", "Мусорщик" режиссера Шенгелия, благодаря которому я вернулся на большой экран с картиной "Классик", и "Раскаленная суббота", которую мы опять сделали с Миттой. Плохо, когда зритель смотрит позевывая. Пусть он уходит, хлопая креслами, пусть смеется невпопад, но пусть он реагирует. Особенно это важно в театре. Должно происходить бесконечное высекание искры. Я должен ощущать сопротивление материала. Если этого не будет, тогда мне надо заняться чем-нибудь другим. Может быть, открыть музей. Туда будут ходить люди, которым нравится то, что попадало на наше с ними время, которые любят то, что и я люблю.
- Имеет ли право артист браться за любую роль? - Я достаточно четко представляю себе свои возможности, но у меня есть и желания. Если появится режиссер, который убедит меня в том, что я в состоянии осуществить какое-то из них, я сдамся и буду работать. Поэтому я призываю вас не бросать камень в артиста, если он делает что-то такое, что, на ваш взгляд, ему делать не стоит. Это его завиральная мечта, его попытка, и за нее нужно сказать "спасибо", даже если авантюра не удалась. Не надо забывать, что не в русских традициях отрабатывать фактуру. Это американский принцип. Там садятся на своего конька и эксплуатируют его, пока не выжмут все. Принадлежащие к разным школам, например вахтанговец Н.Гриценко и мхатовец А.Грибов, и в комедии, и в трагедии были одинаково убедительны.
- И какую же мечту вы попытаетесь осуществить в ближайшем будущем? - Полнометражный фильм, в основе которого лежит повесть А.Чехова "Палата № 6" (режиссер К.Серебренников), но это только повод. Я глубоко убежден, что простая экранизация классики никому не нужна, гораздо интереснее книгу почитать. Важно сохранить интонацию автора. В основу сценария легли также рассказы Чехова сахалинского периода, записные книжки, дневники. Эта картина будет о том, что нам гораздо интереснее сидеть и разговаривать, чем топать по социуму, о том, что наша страна куда-то все время бежит на месте и прекрасно себя чувствует, о том, что мечты русского человека гораздо богаче реальности. Поэтому у нас протекают краны и капает с потолка. Поэтому мы строим высокий дом, а когда нас спрашивают: "Зачем?" - мы отвечаем: "Чтобы подняться на крышу и голубей гонять". Также в рубрике:
|