Никого не трогаю, починяю примус

Леонид Броневой в рабочей форме

Беседу вела Татьяна ПЕТРЕНКО

Он проснулся знаменитым после телефильма "Семнадцать мгновений весны". Мало кому в то время было известно, что актером он вообще становиться не собирался и что только чрезвычайные обстоятельства заставили его принять такое решение.

- Дед мой играл на скрипке, бабушка пела и танцевала в варьете, что не помешало ей родить трех дочерей, одна из которых была моей мамой, а вот родители мои никакого отношения к искусству не имели. Оба учились на рабфаке в Киеве. Мама была бухгалтером, а отец после юридического работал в НКВД. Я помню, у него в деревянной коробке с позолоченной табличкой лежал маузер.

    

- Отец не пострадал в годы репрессий?

- В тридцать седьмом его арестовали. Мне было 9 лет. Я ничего не понял, а когда нас с мамой отправили в ссылку в маленький городок, мне там после шумного Киева даже понравилось. Спокойно, куры по дороге ходят, бегать можно, где хочешь. Вот только мама все время плакала и письма писала, хлопотала об освобождении отца. И мне скрипку пришлось забросить, я ведь в музыкальной школе учился.

    

- Мама вам ничего не объяснила?

- Потом она рассказала, что просила отца идти в адвокаты, там бы он защищал людей, а он ей ответил, что врагов надо обвинять. Он был очень предан революции.

    

- Почему вы решили пойти в артисты?

- Сам я хотел стать дипломатом, изучать языки или быть военным, но мама только руками замахала. "Тебе путь всюду заказан, ты сын врага народа, - сказала мама, - ты можешь поступать только в Ташкентский институт театрального искусства: там одна страничка анкеты, и не надо сообщать, где твой папа". Так я и сделал - поехал в Ташкент учиться на артиста.

    

- После окончания остались в Ташкенте?

- Распределили в Магнитогорск. Получал я тогда 69 рублей. Этого едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Утром - чай, хлеб, 50 граммов сметаны, в обед одно первое без второго и на ужин чай с хлебом.

    

- Свою первую роль на профессиональной сцене помните?

- Я играл в спектакле "Анна Каренина" швейцара Капитоныча. Мне 22 года, ему 70 лет. Текста - два слова: "Ваше превосходительство". Я старался произносить по-разному, выражая то удивление, то радость, то испуг. Однажды даже сорвал аплодисменты, видно так уж хорошо сказал.

    

- Это правда, что вы написали письмо в Москву Грибову?

- Я уже работал в Оренбурге и как-то по телевизору, тогда еще были кавээны с линзами, увидел спектакль МХАТа "На дне". Грибов играл Луку. Он произвел на меня такое впечатление, что я написал ему, а он, представляете, пригласил меня в Москву.

Встретил его у служебного входа и всю дорогу до его дома читал "Тараса Бульбу". На следующий день собралась приемная комиссия, я опять прочитал Тараса, и вдруг Топорков спрашивает: "Почему у вас такой акцент?" Я говорю: "Так ведь он же украинец, я специально некоторые слова так произношу". Грибов на него набросился: "Ты что же, ничего не понял?" Они очень долго совещались, наконец Грибов выбегает в коридор и кричит: "С тебя пол-литра. Взяли на третий курс!"

    

- И как вы себя чувствовали во МХАТовской школе?

- Те два года, что я провел в ее стенах, не прошли даром. Я многое получил, одни занятия по технике речи чего стоили. В течение трех-четырех часов отрабатывалось каждое словечко. Педагог Елизавета Федоровна Сарычева работала со мной над гоголевской "Шинелью" и рассказами Чехова "Тоска" и "Смерть чиновника".

Со мной учились Ира Скобцева, Галя Волчек, Люда Иванова, Толя Кузнецов, Игорь Кваша. Мне все завидовали, даже как-то неловко было. С Грибовым мы играли на двоих чеховского "Злоумышленника" - я был следователем. Он всячески опекал меня, но после окончания школы меня направили в Грозный.

    

- Там вы сыграли Сталина?

- Страшновато было. Малейшая ошибка могла кончиться печально. У меня был хороший грим, и при моем появлении зрители вставали и аплодировали. Идет очередной спектакль. Я выхожу на сцену, в зале гробовая тишина. От неожиданности даже замер, уж не помню, как доиграл сцену, ушел и в гримерной лег на диван. Вошел режиссер Владимир Тихонович и сказал, чтобы я не расстраивался, просто спектакль смотрел городской актив, а им зачитали письмо о культе личности. Назавтра я грим не сделал и с тех пор назывался референтом, хотя произносил тот же текст.

    

- За роль Ленина вы получили квартиру.

- Сыграл вождя в "Третьей, Патетической". После премьеры меня вызвали и предложили на выбор две квартиры, я так растерялся, что выбрал худшую, без балкона, но ничего, это была изолированная квартира, не угол в общежитии и не комната в коммуналке, и ее я впоследствии обменял на московскую. Пошел в "Современник". Мои однокурсники Иванова и Кваша подготовили со мной отрывки из двух спектаклей. Меня прослушали, а потом Табаков вышел и сказал, что мне отказали, потому что у меня нет личностной темы.

    

- И как это понимать?

- Я тоже задал такой вопрос, мне посоветовали обратиться к Ефремову. Я поблагодарил за поддержку в трудную минуту и ушел. Взяли меня в Пушкинский в массовку. Театр собирался на гастроли. Я не был занят в репертуаре, просил взять меня с собой, предлагал поездить по деревням с аккордеоном, грамоты для театра привезти, но ничего не добился. Они уехали, а я на Тверском бульваре все лето в домино деньги зарабатывал.

    

- Вы 16 лет работали с Эфросом. Расскажите о его методике.

- О ней говорить сложно. Он не думал о форме, его волновало содержание. Он предлагал актеру множество вариантов, и никто не знал до самой премьеры, на чем же в конце концов он остановится, причем варианты были один лучше другого.

    

- И все же вы отказывались от участия в его спектаклях.

- Три раза. Я не хотел играть Яго, потому что после Мюллера все знали, как я это сделаю, просил дать мне Отелло. Это могло быть неожиданно, потому что я сам не знал, на что способен. Мне был неинтересен Наполеон, вернее, его взаимоотношения с Жозефиной, вот если бы в пьесе раскрывалось, как человек из революционера, из любимца народных масс превратился в диктатора, я бы, не раздумывая, взялся за это. А Чичикова в спектакле "Дорога" я репетировал, но когда на прогоне Эфрос сказал: "Видите, Броневой - человек отвратительный, а как играет", - я вышел со словами: "Оставляю эту роль вам на память" - и больше не вернулся.

А когда взяли пьесу Дворецкого "Директор театра", Анатолий Васильевич подошел и, не глядя на меня, спросил: "Вы хотели бы сыграть, хотя автор против, он считает, что вы не справитесь?" После моего утвердительного ответа, он сказал: "Считайте, что роль ваша".

    

- Вы дважды играли в одной и той же пьесе, правда, разные роли и в разных театрах.

- Вы имеете в виду "На всякого мудреца довольно простоты"? Во МХАТ после смерти Яншина меня пригласил Шиловский, а в Ленком на роль Крутицкого - Захаров. Причем, когда он мне позвонил, я сказал, что если уж приглашать в театр, то по крайней мере на Короля Лира, а он в ответ: "Приезжайте, послушайте, как я себе его представляю". Я был поражен, как он по-новому открыл Крутицкого, как разобрался в этом властолюбивом характере. Я принял приглашение Марка Анатольевича и теперь, кроме этого, занят еще в трех спектаклях: "Чайка", "Королевские игры", "Варвар и еретик".

    

- Вы человек уживчивый?

- Я человек нетребовательный. С режиссерами не спорю, артистам дорогу не перехожу, никому не мешаю, никого не учу.

    

- Ваш Мюллер постоянно дергает головой - хотели избежать статичности?

- Ничего подобного. Мне жал мундир, и жест этот вначале был непроизвольный. Лиознова обратила на это внимание и решила оставить его как характерную черту.

    

- Леонид Сергеевич, с годами не пропадает желание играть такие роли?

- Да нет, были бы роли интересные, и совсем не обязательно, чтобы они были положительные.

ПОД ЗАНАВЕС

• Никого не трогаю, починяю примус
  Леонид Броневой в рабочей форме
• "Формула" распродается по кусочкам
  Новые акции никак не могут получить признания в Объединенной Европе
• Мужчины приходят и уходят, а бриллианты остаются
  Орнелла обожает черные камни
• "Давайте будем нормальными людьми"
  Ветераны афганской войны - о войне, о себе и о нас с вами
• "Двое Фоскари" впервые в России
• Человек родился!