ЯН БРУК: "Музей выставляет все"

Беседу вел Юрий АРПИШКИН

В прошлом номере мы сообщили об открытии новой постоянной экспозиции Третьяковской галереи, посвященной искусству 10 - 50-х годов ХХ века. Это событие, по-видимому, только из духа противоречия, присущего большинству художественных критиков, еще не было названо значительнейшей музейной акцией года. Степень подробности, с какой представлены живопись, графика, скульптура уходящего столетия, - поистине беспрецедентна. Здесь, однако, и возникает проблема - в одном пространстве оказались сведены Малевич и Александр Герасимов, Татлин и Решетников. "Черный квадрат" и "Опять двойка!", "Контррельефы" и картина "Фашист пролетел". Такое объединение трудно осмыслить. Более того: многие высказывают сомнение в том, что его вообще нужно осмыслять. Все вопросы, связанные с экспозицией, мы адресовали ее автору, заместителю директора ГТГ по науке Яну Владимировичу БРУКУ. Начать мы решили с просьбы рассказать об истории работы над экспозицией. Но наш зачин не имел успеха...

- Я считал, что до того как была открыта экспозиция, имело смысл говорить о тех идеях, намерениях и принципах, которыми мы руководствовались, делая ее. Можно было рассказывать историю, предысторию и т.п. Но сейчас совсем не тот момент, когда следует говорить об этом. Событие только что произошло, оно стало явлением нашей художественной жизни. Пресса, общественность вполне могут об этом судить. Первые отклики появились. Но вопрос, с моей точки зрения, главный - что представлено, - остается как бы в стороне. И я бы предпочел обсуждать именно его. А что касается истории и предыстории - оставим их до нашей следующей встречи. О принципах, опять же не повторяясь, хочу сказать только одно: для меня очень существенно, чтобы наши зрители понимали: они пришли смотреть постоянную экспозицию Третьяковской галереи, а не временную выставку. И этот фрагмент экспозиции, конечно же, отвечает той стилистике, которая формирует основную часть этой экспозиции. Кстати сказать, очень многие наши критики вольно или невольно, добросовестно или недобросовестно игнорируют это обстоятельство. Экспозицию критикуют так, как будто она представляет собой новый, совершенно особый музей, музей современного искусства например. Это не имеет ничего общего с действительностью. Музей современного искусства - это совершенно иное. Он непременно нужен в Москве, и наша экспозиция ни в какой степени не заимствует у него никакие функции. Так что главный принцип, который приняли авторы экспозиции, - сделать ее органичным продолжением экспозиции Третьяковской галереи. Это категорически важный принцип. Это не музей современного искусства, как бы мы ни хотели его иметь. У нас свои задачи и своя методология построения экспозиции. Можно все это не уважать, можно не принимать. Надо только помнить, что эти принципы претворяются в жизнь на протяжении сотни лет. Благодаря этому музей приобрел статус национального и стал тем, что называют "народным музеем". Это очень существенный момент. Это не музей-клуб, это музей, который ставит перед собой задачу показать историю русского искусства на фоне истории страны, государства. И еще я хотел бы подчеркнуть одну, на первый взгляд очевидную деталь, которая каким-то образом ускользнула от внимания наших многочисленных оппонентов. Музей представляет любое искусство в рамках своего собрания. Напоминание об этом кажется особенно актуальным после некоторых публикаций (в частности в "Независимой газете"). Хотя я согласен с автором в том смысле, что такой крупный проект - некое испытание коллекции ГТГ. Теперь вы можете судить, имеет ли эта коллекция достаточно оснований, чтобы представлять эту историю. А ведь это тоже исторический факт - наличие или отсутствие в крупнейшем музее страны тех или иных произведений искусства. С моей точки зрения, Третьяковская галерея должна оставаться тем, чем была на протяжении многих лет (со времен основателей, во времена Грабаря и в последующие годы) - кратким очерком русского искусства.

А исторический жанр - безусловен, его достоинствами являются широта и беспристрастность, чего явно не хватало экспозиции ГТГ в недавние годы. В этом смысле в нашу задачу входило еще и некое восстановление справедливости.

    

- История искусства ХХ века не написана. На чем вы основывались?

- А мы ее сами писали, если хотите, музейная коллекция - опыт прочтения истории. Опыт интерпретации, опыт построения концепции истории искусства. Быть может, коллекция галереи неравномерна, но она такова. Быть может, кому-то хотелось бы, чтобы у нас было больше работ одного или другого художника, но у нас их столько, сколько есть. И вы совершенно правы, отсутствие академической истории искусства очень осложняло нашу работу. Мы выстраивали главы этой истории, исходя из наших возможностей. Кстати, я хотел бы подчеркнуть, что при некоторой внешней завершенности работы это всего лишь ее фрагмент, хотя и очень существенный: показаны 10 - 50-е годы. Мы не имеем возможности сейчас продолжить нашу работу, но мы обязаны ее продолжить. Я надеюсь, что экспозиция тех залов, которые мы когда-нибудь откроем, приблизит нас к живому, текущему художественному процессу.

    

- При всем "историзме" вашего взгляда на искусство, ощущение того, что вы не делаете различий между, условно говоря, Малевичем и Павлом Кориным, не может не раздражать.

- А в каком смысле эти различия могут быть сделаны?.. Это подлежит эстетическому суду зрителей. Наша задача - показать все. Естественно, здесь есть режиссура, конечно же, мы расставляем какие-то акценты. Что ж, оценивайте это как хотите. Но все, безусловно, не так просто, как кажется на первый взгляд. Наша экспозиция вполне дает представление и о пропорциях, и о последовательности явлений искусства - все это отражено в ней. Обратите внимание на чисто экспозиционные приемы, с помощью которых представлены те или иные вещи, - на мой взгляд, они вполне красноречивы. А оценки - дело зрителей, журналистов, критиков и т.д. Вот, скажем, названные вами имена: что, разве можно кого-то из них не выставлять? Взгляды авторов экспозиции на историю искусств отражаются в полноте и широте этой экспозиции. В качестве аналогии, проясняющей смысл нашей работы, я предлагаю опыт показа искусства XIX, XVIII веков.

    

- Это одна из претензий, которую вам адресуют критики: вы показываете искусство XX века, как принято показывать старое искусство.

- Я не могу с этим согласиться. Мне кажется, что сама структура экспозиции нисколько не напоминает экспозицию искусства XIX века. Здесь совершенно другая система повески, размещения. Здесь гораздо больше свободы, воздуха, разреженного пространства. Другой способ выделения каких-то значительных элементов. Обратите внимание, как расставлена скульптура, - так ее не показывают в залах XIX века. То есть мы нашли некоторые уместные экспозиционные приемы. При этом в принципе - путь остается тем же. Крупные монографии самых заметных мастеров, расположенные в известной последовательности. Это универсальный прием. Он одинаково актуален как для классического западно-европейского искусства, так и для искусства XX века. Монография остается таковой, кому бы она ни была посвящена, когда бы ни жил на свете ее герой. Стилистически наша экспозиция, как я уж говорил, отличается от старой, в ней совершенно иначе сконструировано пространство. Нельзя себе представить в старой галерее зал, подобный нашему 16-му залу, где разместились работы художников круга ООСТА, эстетика этого круга и определила стилистику зала. Так и во всех прочих случаях. Мы стремились к максимально возможной подробности и бережности показа. С нашей точки зрения, каждой работе должны быть созданы определенные условия для того, чтобы она воспринималась как произведение искусства. Ни одно из них не должно потеряться среди других. Какого бы оно ни было качества.

    

- Скажите, а вы сознательно не обращались к услугам дизайнеров? Вам не хотелось сделать экспозицию, скажем, более эффектной?

- Поскольку мы имеем дело с постоянной экспозицией, а не выставочной запевкой, мы сочли не совсем уместным стремление к таким эффектам. Уместны здесь, скорее, строгость и сдержанность. Хотя дизайн, конечно же, присутствует и в разбивке залов, и в том оборудовании, пусть минимальном, которым они оснащены. Это не броское решение, но, может быть, в этом его достоинство. А еще надо иметь в виду, что все делалось в ситуации крайнего безденежья. Мы должны были довольствоваться самым необходимым. Но в то же время мы старались придать аскетическому облику залов возможную выразительность. И еще: я понимаю, что сегодня это мало кем воспринимается всерьез, но надо вспомнить и заветы Третьякова, который тоже хотел простоты. Он неоднократно говорил, что всякие аксессуары, с его точки зрения, вредят, мешают восприятию вещей. Галерея всегда держалась таких принципов, и они определяли ее своеобразие.

    

- Не могу не спросить, зачем вывешены картины Бродского и Александра Герасимова? На это, принимая любую концепцию, очень тяжело смотреть.

- Когда-то Александр Николаевич Бенуа замечательно писал о Третьякове как о явлении совершенно особом. Бенуа говорил, что Третьяков окружал себя не милыми сердцу картинами, а собирал все то, что необходимо для понимания русского искусства и русской жизни. С нашей точки зрения, это совершенно правильная позиция. Присутствие этих названных вами имен определяет какие-то страницы истории искусств, обозначает ее действующих лиц.

    

- Живопись Герасимова все же, наверное, проходит не по ведомству истории искусства.

- Это другой вопрос. Как мы уже говорили, история этого искусства еще не написана.

И нет ничего более открытого для дополнений, чем художественная летопись. Ее переписывают по многу раз, и не только из конъюнктурных соображений, но и для того, чтобы лучше понять ее смысл. Герасимов был президентом Академии художеств и, таким образом, неотвратимо станет героем истории новейшего искусства. Федор Антонович Бруни тоже не был великим художником, но его работы в Русском музее выставляются, и это справедливо.

    

- Расскажите о хронологии вашей версии истории искусства ХХ века. Кажется, первые работы, которые вывешены в этих залах, датированы 10-ми годами. Чем это объясняется?

- А каким годом надо датировать? В свое время было принято решение завершить старую экспозицию в Лаврушинском живописью Борисова-Мусатова, художников "Голубой розы", а эту открыть залом Петрова-Водкина.

    

- А куда делись работы футуристов раннего периода?

- Никуда не делись, их просто нет в собрании галереи. Малевич представлен весь. Как и многие другие художники этого времени. К сожалению, пока нет ни одной работы Кандинского, но они будут, когда вернутся с зарубежных выставок. По этим же причинам нет работ Шагала, но и они будут. Как и Бурлюк, Явленский и другие. А в остальном показано почти все, что было в фондах: Филонов, Попова, Розанова, конструктивисты. В залах же 30 - 50-х годов, конечно, выставлены очень жестко отобранные вещи. Я был бы благодарен человеку, назвавшему мне имя художника ХХ века, о котором мы забыли, но таких напоминаний мне слышать не доводилось.

ПАЛИТРА

• ЯН БРУК: "Музей выставляет все"
• Мухи классицизма, котлеты авангарда
  "Краткий курс" Тимура Новикова в Русском музее
• Шампанское не помогло
  Очередные торги в доме "Гелос"
• Гармония - это просто
  Николаю Никогосяну - 80 лет
• Милый мой учитель!..