На бахче и в космосе

Второй "Японский сезон в России"

Наталья СТАРОСЕЛЬСКАЯ
Фото ИТАР-ТАСС

С.Сигэяма - Вор в сцене из спектакля "Вор дыни"

За последние несколько лет встречи с японскими театрами но и кабуки стали для российского зрителя традицией. То на Международном Чеховском театральном фестивале, то на Всемирной театральной олимпиаде, то в рамках "Японских сезонов в России" мы получаем возможность приобщаться к этому изысканному, живущему в веках искусству.

В 2005 году произошло счастливое совпадение Чеховского фестиваля и второго "Японского сезона", благодаря чему наши знания о театре но пополнились и, может быть, в чем-то укрепились.

Когда приходишь на спектакль но или кабуки, точно знаешь, что жесткая форма, складывавшаяся на протяжении многих веков, обрела строгость канона и с той поры никаких глубоких изменений не претерпевает - действие будет происходить на деревянном помосте под изогнутой крышей, персонажи будут появляться на мостике "хасигакари", слева, а справа от основных героев расположатся хор, поясняющий мысли и переживания главного персонажа, и несколько музыкантов, аккомпанирующих действию на флейте и барабанах. Их протяжные вскрики:

"Е-у-у-у..." - создают совершенно особую интонацию. И от того, что получаешь в театре именно то впечатление, то душевное состояние, к которому готов, - испытываешь давно утерянное ощущение какой-то стабильности, комфортности.

На этот раз Театральная компания "Ногакуза" из Токио представила на двух своих выступлениях небольшие пьесы фарсового содержания (кегэн) и серьезные исторические сюжеты (екеку), характерные для классического театра но. Впрочем, и народные комедии кегэн, зародившиеся в Китае, уже с XIV века оформились как часть театра но, в которых заняты бывали тем не менее совершенно другие артисты. Подобное сочетание давало зрителю, наблюдающему многочасовое представление театра но, необходимую эмоциональную разрядку - пьесы кегэн разыгрывались несколькими актерами как веселые интермедии.

Фарс "Вор дыни" и пьеса "Аоиноуэ" (тематически связанная с древним японским эпосом "Гэндзи-моногатари") идут в один вечер, заставляя зрительный зал пройти путь от бездумного смеха над незадачливым вором, по ночам таскающим дыни с соседской бахчи, до трагического осознания, что даже самая горячая молитва порой не в состоянии помочь в борьбе со Злом. Сочетание двух пьес, которое может показаться на беглый взгляд случайным, на самом деле глубоко обосновано - это именно путь от простого к сложному, от смеха над наказанным злом (хозяин бахчи, притворившись пугалом, ловко ловит вора) до горькой мысли о том, что отнюдь не всегда все так просто складывается в жизни (как бы страстно ни молился за душу умирающей Аоиноуэ, жены правителя Гэндзи, монах из Екава, дух-призрак ее соперницы Рокудзе Миясундокоро, желающий смерти молодой женщины, побеждает).

В "Воре дыни" действуют всего два персонажа и актер-помощник кокэн (традиционная для кегэн фигура), но веселая, игровая, наполненная иронией энергетика Симэ Сигэяма (Вор) и Иппэя Сигэяма (Хозяин бахчи) создает у зрителей ощущение плотно заселенного пространства: мы словно видим небольшую бахчу, тщательно сооружаемую Хозяином ограду, пугало-самурая в высокой шапке, с обнаженным мечом восседающего среди созревших дынь, - на пустом пространстве сцены возникает обычный деревенский мир, в котором один заботливо выращивает дыни, а другой ворует их, причем просто по глупости. Украл парочку, угостил некоего господина и на вопрос, сам ли он выращивает такие вкусные дыни, ответил утвердительно. Вот и приходится теперь по ночам пробираться на соседскую бахчу и таскать сладкие дыни...

А в "Аоиноуэ" происходит обратное: площадка заполнена хором, музыкантами, персонажами, на переднем плане разложен рукав кимоно - символ тяжелой болезни жены правителя, - а ощущение какого-то космического пространства, где за душу человеческую борются Добро и Зло, не покидает ни на миг. Кажется, в этом пространстве, где ничего почти не происходит, а лишь звучат философские монологи, гулко и просторно от неразрешимости и вневременности происходящего. Не в смене событий происходящего, в напряженной жизни души...

Изысканная красота костюмов, масок, тревожное звучание флейты и барабанов, прерываемое протяжным криком, четкая выверенность каждого жеста, каждого движения артистов (особенно надо отметить исполнителей Бундзо Ооцуки, Кан Хосе, Ясуюки Такэтоми), наконец, само певучее, точно интонированное звучание японского языка (пьеса идет без перевода) завораживают и заставляют глубоко включиться в происходящее, впитывая смыслы, постигая скупо выраженные эмоции.

Классический театр Японии всегда был и остается неотъемлемой частью национальной идеи. И хотя идея эта (как фактически у всех народов) свой первоначальный смысл если не окончательно утратила, то существенно изменила, какие-то основы остались. Очень важно, что они сохраняются в Стране восходящего солнца не как музейные экспонаты, а как существенная часть искусства, культуры.

ТЕАТР

• На бахче и в космосе
  Второй "Японский сезон в России"
• В доме Зиновия Корогодского
  Международный театральный фестиваль "Радуга"
• Собиратель бесценного
  Вячеславу Нечаеву - 70