Главная | Форум | Партнеры  |
|
АнтиКвар |
КиноКартина |
ГазетаКультура |
МелоМания |
МирВеры |
МизанСцена |
СуперОбложка |
Акции |
АртеФакт |
Газета "Культура" |
|
№ 5 (7515) 2 - 8 февраля 2006г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики 
|
|
ПалитраМоцарт отечества не выбирает..."Рисунки Василия Чекрыгина" в ГМИИ имени А.С.Пушкина Елена ТИТАРЕНКО
Когда к столетию ГМИИ в его нижнем ярусе, за Греческим двориком, открылся Зал истории музея, вероятно, никто и не предполагал, что он превратится в площадку для инновационных проектов. Подчас экспозиции там выглядят вполне традиционно, подчас опровергают прежние музейные установки. Старую графику - Ж.Калло или Л.ван Лейдена - сменяют инсталляции по мотивам Хармса, заокеанское видео или новые поступления, показывающие деятельность классического ГМИИ в непривычном ракурсе. В этот ряд органично встроилась выставка "Рисунки Василия Чекрыгина": приурочена она не к какой-либо юбилейной дате (хотя в будущем году можно бы отметить 110-летие со дня рождения "сверхребенка", как называли современники ее героя), а к выходу в свет книги Елены Муриной и Василия Ракитина "Василий Николаевич Чекрыгин". Не очень большой по "листажу", но фундаментальный труд, без сомнения, можно причислить к виднейшим достижениям издательства "RA", довольно молодого, но чрезвычайно серьезно разрабатывающего проблематику искусства ХХ века (что обозначено уже в самой аббревиатуре, где зашифровано сакраментальное "Russian Avantgarde"). Правда, личность Чекрыгина не вписывается в уже привычную модель авангардиста, даже при том, что он сказал: "Я один из первых последователей футуризма". Работая в одну эпоху с Татлиным, Малевичем и прочими ниспровергателями, даже иллюстрируя Маяковского - товарища по московскому Училищу живописи, ваяния и зодчества, с которым, как и с Д.Бурлюком, Чекрыгина объединяла ненависть к салонному "реализму" и художникам типа К.Маковского (последнего презрительно называли "фотографом"), - Чекрыгин отвергал для себя "квадратики и треугольники". Иными словами, принявшие в ту пору характер массовой эпидемии кубофутуризм и геометрическую абстракцию. Знал, изучал новые веяния, даже сам пробовал писать "Абстрагирование форм пейзажа". Но в конце концов двинулся совсем в ином направлении, стремясь "формировать" себя на основе высокой классики. И если уж применять какие-то стилевые определения к художнику, о ком друзья написали в некрологе: "Его нельзя отнести ни к одному из существующих измов", - это будет экспрессионизм. Однако не следование в русле Парижской школы или немецкого экспрессионизма, набиравших силу в это же время и наверняка известных Чекрыгину, жадному к познанию и самообразованию: характерно, что "Портрету В.Е.Татлина" 1913 года, где ощутимо предчувствие формальных поисков Модильяни и Сутина, он предпослал посвящение Сезанну и Эль Греко. Старые мастера с их непреходящим интересом к духовной жизни человека и верой в его божественную природу - вот идеал Чекрыгина, называвшего себя "человеком культуры" и "учеником Рублева" без опасения снискать репутацию "эстета" и "реминистента". Плыть против течения, что нелегко в любые времена, художника заставляли страстная вера в свои силы и собственное предназначение. Ближайший его друг Лев Жегин, сын архитектора Ф.Шехтеля (благодаря этой дружбе мальчик из далекой от искусства провинциальной среды попал в круг московской богемы, в лучшем смысле этого слова), оставил воспоминания, где можно найти и такую фразу Чекрыгина, не грешившего скромностью: "Я не гений, но гениален". Сказано это 15-летним юношей, но мемуарист не подвергает сомнению тезис о гениальности. Другой вопрос - что получило бы русское, да и мировое искусство в лице этого художника, проживи он хотя бы на десять лет больше? Загадка для искусствоведов, даром что творчество Чекрыгина изучается давно и серьезно, его наследие хранится в крупнейших музеях - Русском, Пушкинском, Третьяковке, а теперь благодаря новой монографии (значение ее трудно переоценить!) мы имеем возможность познакомиться и с теоретическими взглядами "неистового Чекрыжки", как прозвали художника еще в студенческие годы. В числе достоинств книги, помимо глубокой и тонкой аналитической статьи Е.Муриной, а равно эмоционального эссе живущего в Париже В.Ракитина и превосходной подборки портретов, включающей фото, - впервые напечатанный обширный блок писем, набросков лекций, докладов и статей. Собранный воедино по рукописям из государственных и частных архивов, причем иные хранятся не в России, а в университетах США... Здесь на первое место нужно поставить легендарный трактат 1921 года "О Соборе Воскрешающего музея", посвященный памяти теософа Николая Федорова, чьи идеи "Философии общего дела" Чекрыгин мечтал воплотить в искусстве. И отправляться на выставку хорошо бы после того, как прочтешь хотя бы часть этих записок и манифестов, узнаешь, что неисчислимое множество "клубящихся" рисунков углем - не что иное, как наброски гигантской, так и не осуществленной фрески "Бытие", о которой Чекрыгин грезил, почти как Александр Иванов - о своем никогда не расписанном соборе... Десятки листов подчинены одной теме, служа фрагментами грандиозного монументального цикла, о котором скажем словами самого художника от января 1921 года: "Вот уже 16 лет как я мечтаю о монументальном творчестве, о крупной росписи церкви. Именно церкви, а не гражданского здания. Только в этой работе мне была бы дана возможность высказаться вполне. Больно осознавать, что части замысла общего волей обстоятельств (а обстоятельства наши - невежество нашего культурного общества) мы, современные художники, вынуждены разбивать на ряд мелких фрагментов, [наши замыслы] в рисунках, набросках разойдутся в разные стороны и погибнет общая картина". Философскую программу Чекрыгина доносят до нас 79 графических листов: одна их часть - из коллекции Константина Григоришина, другая - из фондов ГМИИ, куда в 1981 году передала долю семейного собрания внучка художника Наталья Колесникова, живущая теперь в Гаване. Кстати, она передала в Минкультуры 300 рисунков и 8 картин маслом, высказав пожелание разделить их между ГМИИ, Эрмитажем, Пермской художественной галереей и Художественным музеем в Нукусе, но дар до большинства адресатов пока так и не дошел... Черно-белые (свет словно вырывает фигуры из хаоса небытия) стремительные зарисовки, лишенные традиционной "красоты", а скорее "угловатые", заставляют вспомнить Рембрандта, Тинторетто, Гойю... А уж сколько сегодняшних мастеров отталкивалось от чекрыгинских листов, все-таки время от времени выходящих из запасников то в ГМИИ, то в Третьяковке, страшно и подумать! Из огромного графического наследия Василия Чекрыгина (невероятно трудоспособный, он работал как одержимый и оставил около двух тысяч рисунков) выбрана малая часть, целиком принадлежащая к последнему периоду его творчества. Для художника это был расцвет - или только начало расцвета? Он создал тогда графические циклы "Расстрел" (1920), "Сумасшедшие" (1921), "Голод в Поволжье" (1922) и "Воскрешение мертвых" (1921 - 1922). И можно только гадать, что было бы дальше; увы, дальше - тишина... "Новатор-архаист, ищущий алхимический камень вечной жизни, мечтатель, тоскующий о необретенном рае и гармонии, современник Фидия, Рублева, Пикассо, сотоварищ немецких экспрессионистов /.../ Чекрыгин - великое исключение, своеволен, самобытен", - пишет В.Ракитин, напоминая о малоизвестном факте: в 1925 году, читая доклад в Гинхуке, Малевич выделил творчество Филонова и Чекрыгина в круг индивидуальных проблем, тем самым вынеся этих авторов за рамки "поисков универсального в искусстве". К тому моменту Чекрыгин уже три года как перешел в категорию "человек-легенда": в июньский вечер 1922 года он загадочным образом погиб на подмосковном перегоне между станциями Мамонтовка и Пушкино - то ли сам угодил под поезд, то ли был брошен под колеса, никто не знает. Но когда художник успевает прожить даже не сакраментальные 37, а всего-то 25, но почти столетие продолжает будоражить умы, это говорит о многом. И выставка оказалась очень своевременной - страстные, порывистые рисунки Чекрыгина звучат визуальным аккомпанементом к Году Моцарта - еще одного "вундеркинда", который словно пытался сжать, спрессовать отпущенное ему время, вряд ли подозревая, что жизнь будет столь коротка, но интуитивно стремясь сказать как можно больше на своем уникальном, обгонявшем эпоху языке. Также в рубрике:
|