Соль житейского анекдота

"Сватовство майора" Павла Федотова

ЧЕМ МЫ ГОРДИМСЯ

Кажется, Павла Федотова мы прекрасно знаем еще со школьных лет. Однако все ли всмотрелись в детали его картин, все ли прочли скрытое в них послание? В эфире радиостанции "Эхо Москвы" о картине "Сватовство майора" кисти Федотова и о подробностях его судьбы размышляла старший научный сотрудник Третьяковской галереи Светлана СТЕПАНОВА.

"Сватовство майора" - третья по счету картина Федотова. Первые две были малофигурные: "Утро чиновника, получившего первый крестик" и "Разборчивая невеста". Между тем художник мечтал о многофигурной жанровой композиции, такой, где кипели бы житейские страсти, где можно показать разнообразие характеров, костюмов, обстановки. Тема сватовства и мезальянса (брака, неравного не по возрасту, а по социальному положению жениха и невесты) в то время была очень распространена. Федотов сам знал случаи, когда военные, не имевшие видов на доходную штатскую должность, искали простого и удобного выхода - жениться на богатой купеческой дочке. Но расхожий житейский эпизод здесь превращается в факт глубокого художественного осмысления реальности. Действие разворачивается стремительно - это особенность всех работ художника. Распахнуты двери, на пороге застыл майор. Его любезно приглашает разодетая в пух и прах сваха, а в комнате, где, конечно, готовились к приему столь важного гостя, все в переполохе. Словно птица, метнулась в сторону невеста в белом кисейном платье. Ее за подол удерживает матушка - типичная ухватистая купчиха, в руках которой многочисленное семейство.

П.Федотов. "Сватовство майора". 1848 г.

Сразу возникает вопрос: "А почему такой переполох?" Во-первых, чисто композиционная задача - передать живое движение, чтобы зрителю было интересно картину рассматривать, читать ее, как занимательный бытовой очерк. К примеру, невеста - в бальном платье с декольте: открытые плечи предполагали, что нательный крестик уже не наденешь, - для девушки, воспитанной в строгих правилах купеческого быта, верх неприличия.

Отец семейства - бородач купец - отодвинут художником в тень. Главные персонажи - две женщины, мать и дочь, на втором плане - прислуга, кухарка, сиделец. А на переднем плане кошка "замывает гостя" - важный смысловой элемент. Главный герой картины - майор - еще достаточно молод, покручивает ус. Художник в стихотворной рацее пишет о том, что майор уже в предвкушении будущего: мол, до денежек доберусь.

Судьба Павла Андреевича Федотова (1815 - 1852) необычна.

Кадровый военный, окончивший в Москве Кадетский корпус, он долго вынашивал мечту стать художником. К воинской службе он относился с большим уважением: это был выбор отца - старого вояки екатерининских времен, после отставки служившего в Московской управе благочиния. Отец мало рассказывал о военном прошлом, но был человеком исключительной честности, порядочности. Еще в годы службы в Финляндском полку, квартировавшем в Петербурге, Федотов рисовал шаржи на товарищей, порой ядовитые и острые. Впрочем, никто не обижался - современники отмечают единственный случай обиды на эти шаржи, позже вошедшие в собрания Русского музея и Третьяковки. Вообще же армия давала богатую пищу Федотову-бытописателю: он зарисовывал сцены из полковой жизни, делал карандашные портреты однополчан. Подобно Александру Иванову, судьба Федотова - пример творчества как поступка. Он очень рано, совсем молодым и против воли старика отца, вышел в отставку, хотя семья нуждалась. Это требовало решимости - оставить службу, приносившую постоянный доход и статус, тем более в Петербурге, где 10 процентов населения составляли военные. С 1834 года Федотов с перерывами посещал Академию художеств как вольнослушатель, начав с класса батальной живописи, а с 1844 года целиком посвятил себя искусству. Высочайше позволив оставить ради него службу, Николай I рассчитывал на Федотова как на баталиста. Но военно-художественной карьере тот предпочел старую страсть к нравственно-критической живописи, ведь у Федотова с детства воспитался дар наблюдения, дар погружения в повседневную реальность. Среди любимых его мастеров были голландцы, он мечтал превзойти Хогарта, его называли русским Говарни (французский автор шаржированных бытовых зарисовок был популярен в 1830 - 1840-е годы). В 1849 году в Академии художеств он показал три картины: "Свежий кавалер" (1846), "Разборчивая невеста" (1847), и "Сватовство..." (1848) (все ныне в ГТГ). Выставка, как и в 1851 году, принесла их автору шумный успех у публики и прессы, а равно звание академика "по живописи домашних сцен".

Русской живописи Федотов дал жанр с фабулой, конфликтом, драматургически развитым действием. В его живописи видна связь с театром, искусством мизансцены, пантомимой. Но в поздних работах действие свертывается, содержание уходит в подтекст. Резок водораздел между ранним, светлым творчеством Федотова и поздними картинами "Игроки", "Анкор, еще анкор!", "Вдовушка" - грустной лирической элегией. Живопись его обретает психологизм, становится выражением тревоги, душевного смятения. Картина жизни будто рассыпалась на фрагменты, которые вырывают из тьмы вспышки гаснущей свечи. Люди - марионетки, игрушки и жертвы "пустого времени"; это особенно явно в холстах "Игроки" и "Анкор, еще анкор!", в 1851 году сильно удивившей друзей автора. А в дружеский круг Федотова входили знаменитости - Погодин, Шевырев, поэтесса Евдокия Ростопчина; когда в связи с семейными делами он приезжал в Москву в 1850-м, привозя с собой картины, он устраивал мини-выставки в московских домах, где в те же дни читали "Банкрот" и другие пьесы Островского. Отметим литературный дар Федотова - он писал стихи, романсы, даже поэмы. Правда, близкий друг Александр Дружинин, автор трогательных воспоминаний о художнике, не одобрял его увлечения стихосложением, считая, что это отвлекает его от главного. Да и в целом он был личностью разносторонней: прекрасно пел - знакомые отмечали дивный баритон, играл на гитаре и флейте - эти инструменты сопровождали всю его казарменную жизнь. Человек он был обаятельный и незлобивый - никто не мог сказать о нем дурного слова, его ирония была задиристой, но никогда не уничижительной. Обладая удивительным чувством ответственности, чувством долга, он говорил: "Меня не хватит на две жизни, на две задачи, на две любви - к женщине и к искусству. Нет, чтобы идти прямо, я должен оставаться одиноким зевакой до конца дней моих". Печальна история отношений Федотова с Юлией Тарновской, племянницей знаменитого миллионера, увлекшейся художником. Женское общество Петербурга им очень заинтересовалось после головокружительного успеха выставки 1849 года, в том числе Юленька - прогрессивная, смелая, решительная. Она едва ли не сама призналась ему в своих чувствах и даже готова была ждать, когда он поднимется на следующую ступень признания, чтобы выйти за него замуж. Он колебался, и в конце концов возник обоюдный уход от того, чтобы связать себя узами брака. Федотов понимал, что женитьба на девушке светской вынудит его оставить привычку бродить ранним утром по Большому проспекту и наблюдать за извозчиками, купцами и прочими. Он должен будет на ее жертву ответить собственной... Несмотря на безмерный талант, Федотов не получил мирового признания. В России о нем часто говорили как о предтече передвижников, хотя связывать его с критическим реализмом нужно с осторожностью. Он и вправду "вспахал поле русской действительности" в 1840-е годы, подобно авторам натуральной школы в литературе. Ныне Федотова модно причислять к русскому бидермайеру, но этому стилю чужды глубина и трагизм, метафоричность, присущая всем работам мастера. Говорить о нем приходится в сослагательном наклонении: он быстро сошел со сцены, создав немного. Продлись его жизнь еще на 10, 20 лет, неизвестно, каких бы он достиг вершин. Тем не менее по творческому воздействию он сравним с Александром Ивановым. "Прививка Федотова" не позволила русской живописи впасть в академический натурализм, салонный бытовизм, зарождавшийся в то время. Всего несколькими живописными работами Федотов как бы встал плотиной на пути этого процесса, и без него, наверное, не было бы ни Пукирева, ни Перова. Трагична ранняя смерть Федотова в 36 лет в сумасшедшем доме. Биографы отмечали, что он смолоду страдал бессонницей, от малейшего шума мог проснуться. А потом, когда он увлекся искусством, этот шум и многолюдье замеченных житейских эпизодов его просто переполняли. Однако творческие замыслы Федотова не находили выхода. Он хотел утвердить себя как художника в жанре станковой живописной картины, а обстоятельства жизни препятствовали. Правда, он не тяготился нуждой. Смешно было бы сочувствовать Федотову в его бедственном положении, как сочувствовать мореплавателю, который лишен комфорта, говорил тот же Дружинин. Понятие комфорта для Федотова просто не существовало - важно было искусство. Но этот человек имел обостренное чувство времени - и в бытовом контексте, и в сакральном. Наполняя картины движением или читая рацеи перед "Сватовством майора", он всегда словно хочет раздвинуть пределы восприятия.

Федотову приписывают фразу: "Говорят, что я убил время. Господа, это время способно убить". И знаменитые неоконченные "Игроки" - удивительный силы выражение этой убийственности времени. Время, убитое за картами, превратило людей в мистические фигуры, тени. Тени живые, а люди мертвы - они превращаются просто в силуэты.

Конец Федотова, спровоцированный простудой, был скоротечным. Болел он очень тяжело и очнулся лишь за несколько дней до кончины.

Федотов поднял бытовой жанр до высот подлинного искусства, эстетической художественности. Образ безвременья и романтического гротеска в его картинах заставляет вспомнить одновременно Гофмана и Достоевского.

Федотов первым в России придумал рацеи - стихотворный текст, "аккомпанирующий" картине. Текст присутствовал в журнальной графике - позже и Федотов создал серию бытовых жанровых рисунков, сопровождая их диалогами как бы из в реальной жизни. Но в случае "Сватовства" это превращено в развернутую поэму. Видимо, еще до написания картины Федотов сочинил поэму о майоре, человеке печальной судьбы, чья жизнь зависит от произвола начальника и который вынужден женитьбой поправить свои дела. Поэма так и называлась: "Поправка обстоятельств, или Женитьба майора". Опубликовать ее цензура не позволила: поэму напечатали в 1857 году в Лейпциге, но в России распространяли в списках. Сам же Федотов читал ее при домашних показах картины, превращая их в маленький спектакль - сегодня мы бы сказали "перформанс". Художник апеллирует к русской традиции балаганов, где раешники зазывали публику и показывали в райках - специально сооруженных коробках - занимательные картинки. Чтобы привлечь зрителей, нужно было громко выкрикивать приглашение. В духе такого райка, балаганной насмешки Федотов и озвучил свою картину. Текст довольно длинный, вот фрагмент: "Честные господа, пожалуйте сюда. / Милости просим. Денег не спросим. / Даром смотри. Только хорошенько очки протри. / Начинается, починается о том, как люди на свете живут, / Как иные за чужой счет жуют. / Сами работать ленятся, / Так на богатых женятся"... И так далее, вплоть до полного описания всех персонажей. Еще один пассаж: "Вот извольте-ка посмотреть - / Вот купецкий дом, / Всего вдоволь в нем. / Только толку нет ни в чем. / Одно пахнет деревней, / А другое - харчевней. / Тут зато один толк, / Что все взято не в долг, / Как у вас иногда, / Честные господа". Итак, насмешливые реплики бросались и зрителю.

Федотову присуща поразительная наблюдательность. Страсть к изучению жизни не оставляла его ни на минуту: с утра он выходил на Большой проспект, погружался в толпу людскую и "распахивал глаза". Мог пойти за некоей компанией в трактир и там продолжать смотреть на жизнь, текущую рядом. Поэтому каждый предмет у него конкретен: все наполнение своих полотен он искал в реальной жизни. Это было в природе натуры Федотова, его творческого метода. Он долго искал, например, интерьер, в котором происходит сватовство майора, заходя под разными предлогами в купеческие дома. Но нашел нужный образ в трактире недалеко от Невского проспекта: шел мимо и вдруг увидел за окнами люстру с закопченными стеклышками, которая его поразила, красно-коричневые обои, круглую печь.

Из картины в картину Федотова путешествуют одни и те же предметы. Многие, служившие ему натурой, художник хранил у себя дома. Однажды к Федотову зашел приятель и видит, что художник, который жил очень скромно, даже бедно, пьет шампанское, а рядом лежат скелетики двух селедок. На вопрос: "Что ты делаешь?" - художник ответил: "Уничтожаю натурщиков". Точно так же в реальной жизни он искал свои типажи, а типаж был нужен московский - живя в Петербурге, Федотов в уме всегда держал Москву, где прошло его детство. Найти образ купца в Петербурге было непросто, и все же отыскался солидный торговец возле Апраксина рынка. Купец долго не мог понять, что от него нужно, и всячески сопротивлялся желанию художника изобразить его с натуры.

В холстах Федотова нет ничего случайного. Поэтому мы сегодня порой утрачиваем соль рассказанного им житейского анекдота. К примеру, мать семейства - в роскошном шелковом платье с переливчатой фактурой, такое же, от француженки, платье и у девушки-невесты. Но на голове у матушки по-деревенски повязан сизый платочек, а глава семьи лихорадочно пытается застегнуть непривычный для него сюртук на басурманскую, как говорили тогда, сторону. Да и само действие происходит в комнате непонятного назначения: то ли гостиной, то ли столовой. Картины на стенах тоже характеризуют этих людей: конечно, тут портреты митрополита и самого хозяина. Иконы и огромная просфора, на столике Библия или Псалтырь. Вид Угрешской пустыни - знак приверженности традиционным устоям. Никаких картинок из модных журналов тут просто не могло появиться, хотя дамы разодеты по последней моде: сигнал, что достойны иного круга и социального статуса, на который претендуют благодаря браку с представителем дворянства.

Картина Федотова "Сватовство майора" первоначально хранилась в Прянишниковской галерее. Федор Иванович Прянишников был очень известной фигурой в русской жизни XIX века: государственный сановник и общественный деятель, библиофил, меценат. Одним из первых в Петербурге он стал собирать произведения русской школы. В его коллекции живописи были произведения Лосенко, Федора Алексеева, Боровиковского, Тропинина и Павла Федотова, в том числе "Вдовушка", "Свежий кавалер" и "Сватовство майора". Галерея Прянишникова просуществовала до его смерти в 1867 году, затем была расформирована, а экспонаты распределены между московскими музеями. Большая их часть, включая "Сватовство майора", поступила в Румянцевский музей, а в 1925 году из него, тоже закрытого, картину передали в Третьяковку. Интересно, что висит она в том же зале ГТГ, где и портрет самого Ф.И.Прянишникова.

Федотов выработал собственную технику письма - и современники, и позднейшие исследователи называли ее уникальной, утверждая, что таких вершин в русской живописи ранее никто не достигал, да и позже не всякому удавалось. Действительно, живописная техника Федотова почти ювелирна, настолько тщательно и тонко он отделывал всю ткань холста. Каждый предмет выписан филигранно, причем это не бескрылый натурализм, а удивительная художественная гармония. А удивительные приемы композиции превращали федотовские бытовые сцены не в фотографические кадры, а в некое действо, протяженное во времени и пространстве, почти кинематографическое.

Картина "Сватовство майора" позволяет коснуться особой темы - Федотов и женщины. По сути, он открыл тему женской судьбы для русского искусства. С интересом и сочувствием пишет он и "Вдовушку", и петербургские женские типажи. Знаменит портрет Наденьки Жданович за фортепиано - так увидеть лиризм, душевную тонкость женской натуры вряд ли удавалось кому-то прежде.

    

("Эхо Москвы", 91, 2 FM, по воскресеньям с 14.00. Передачу "Собрание Третьяковки" ведут Ксения Ларина и Ксения Басилашвили)

ЧЕМ МЫ ГОРДИМСЯ

• Соль житейского анекдота
  "Сватовство майора" Павла Федотова

ПЕРСОНА

• АЛЕКСАНДР ГОРОДНИЦКИЙ: "В моей модели мира обойтись без Бога почти невозможно"