У рояля то же, что и было

То есть незримое и неизрекаемое: "Ева", "Моисей", "Благовещение" - библейский триптих на сцене "Геликона"

Ирина КОСМИНСКАЯ

В "Геликоне" серьезной оперы не будет. Триптих "Голоса незримого" - это последнее, решающее доказательство. Высокопарное не выживает на этой сцене, попадая в лапы главрежу и его птенцам, которые, как орлята, проглатывают пережеванные ими кусочки мяса благородного автора.

Не знаю, как там с попранными классиками, творениями которых весело жонглирует "Геликон", но когда дело дошло до ныне живущих композиторов, получилось здорово. В другом театре на сем безрадостном спектакле непременно заболело б лицо - серьезную мину пришлось бы держать три часа.

"Геликон" же гуманен, как всегда. Он не даст засохнуть зрителю, усадив Змея-искусителя за белый рояль и вручив портфельчик пасущему овец Моисею. И никакими громадными монологами он его не замордует - обойдясь даже без скепсиса. Просто взглянув на сакральные темы детскими глазами Пьеро (не спутаем с игровым инфантилизмом).

Так что любители Верди могут смело идти на спектакль с музыкой И.Барданашвили, В.Кобекина, А.Щетинского. Триптих имеет право жить и цвести в московском июне, а не только скромно скользнуть в рамочку религиозного немецкого фестиваля "Сакро арт-99" в Локкуме, для которого был написан и поставлен.

Общая идея и либретто принадлежат Алексею Парину. Поскольку программу писал тоже он, брат критик изначально обречен, пытаясь пролепетать свои пять предложений о его замысле. Займемся, следовательно, исполнением, прописать которое своим знаменитым, адекватным собственным познаниям слогом Алексей Васильевич физически не может, будучи одним из авторов спектакля.

В ясном, как стекло, пространстве, как бы в вакууме, действует (борется с собой) герой (или героиня) каждой из трех маленьких опер. Однако он не одинок. И "Ева", и "Благовещение", и, особенно, "Моисей" - не моно-, а дуооперы. В них есть еще один "персонаж" - рояль, с его местами чудной ясноговорящей музыкой и героем-пианистом (Ю.Полубелов), представляющим то Змея, то Ангела Господня в разговоре с Марией, то Яхве. "Инструменту поручена здесь не партия сопровождения, но определенная драматургическая функция: представительствовать за незримое и неизрекаемое" (из программки). Оркестра в триптихе нет.

Партия рояля в первой опере "Ева" имеет театрально- инструментальное наклонение. Змей-игрун является как популярный литературный герой, где-то даже Суперснэйк, в дыму и с трехкратным посвистом, раскладывая через равные промежутки яблочки для Евы. Как учитель - мячики на уроке физкультуры. Ей же, такой красотке (Лариса Костюк), сразу видно, не место в раю. Эта цветочная клумба, похожая на деву Чюрлениса, но более сексапильную, в духе времени, оказывается, имеет мятежный нрав. В Еве все бурлит, ее снедает желание жить не в значении "блаженствовать". Матрица страстной оперной женской души (XIX - XX вв.) грамотно выполнена композитором и в мелодике, и в фактуре. "Слайдовые" гармонические ряды с примесью легких жанров к тому же делают ее звездной райской дамой. Не из-за отсутствия конкуренции со стороны других простеньких женщин, а именно с помощью музыкальной мишуры подается Ева как леди Годива, леди Виктория и др. Ее последние слова: "Мне страшно, гнева Господа страшусь" - это страх примадонны, а не прародительницы. Во всяком случае, в музыкальном тексте.

Во второй опере, "Моисее" Кобекина, напротив, нет светскости. Это неэффектное сочинение, но это настоящая музыка. Скажем прямо, что эти слова мы стопроцентно относим только к инструментальной части оперы, то есть к музыкальному образу Яхве.

Несмотря на то что вокальная работа молодого Андрея Антонова - отличная для не такого уж опытного певца, все-таки существуют ножницы между этими двумя "материями", которые не приближаются друг к другу по уровню. Но фантастически "зримо" сливаются в моменты, когда Яхве виртуально убеждает Моисея в его миссии. Бесподобные моменты. Ничего похожего в нашей опере не было. А в перспективе образа встает сверхобраз - какой-то гранью, срезом, блеснувшим откровением.

Третья опера подавляет, наоборот, насыщенным вокальным началом. Здесь царство Марии (Татьяна Куинджи), так как музыка Ангела больше напоминает пиктографическое письмо. "Благовещение" - не самая красивая опера триптиха, но самая современная. Музыкальный сюжет балансирует между передачей звуковой реальности и передачей изображения звуковой реальности. Но важнее оперы и баланса бытовых и эфирных звучаний глаза певицы (вот сила камерной оперы). Она заставляет себя слушать, а между тем и с точки зрения либретто, и с позиций непрерывного драматического развития "Благовещение" - трудный опус.

"Театр я всегда ощущаю насилием", - говорила Марина Цветаева. Эти слова легко отнести к любой авторитарной режиссерской работе в опере, и в том числе к очередной работе Дмитрия Бертмана в родном "Геликоне". Но, поскольку центр тяжести этой премьеры каким-то удивительным для этого театра образом сместился с режиссуры, можно наконец оставить его авантюрные пассы в покое и просто послушать оперу. Но (благодаря ему) не с каменным лицом.

МУЗЫКА

• У рояля то же, что и было
  То есть незримое и неизрекаемое: "Ева", "Моисей", "Благовещение" - библейский триптих на сцене "Геликона"
• К нам гости, господа
  Три концерта