ВИКТОР ЕРОФЕЕВ: "Нам остро не хватает адекватности"

ПЕРСОНА

Беседу вел Сергей ШПАЛОВ

В.Ерофеев

Виктору ЕРОФЕЕВУ исполнилось 60 лет. Его карьера не отличалась размеренностью и заурядностью. Он, еще будучи аспирантом, в 1973 году дебютировал в журнале "Вопросы литературы" статьей о маркизе де Саде. Потом в этом же издании выходили его диковинные по тем временам тексты о Льве Шестове и Луи Фердинанде Селине. В 1979 году разразился громкий скандал вокруг неподцензурного альманаха "Метрополь", одним из инициаторов которого был Ерофеев, за что его исключили из Союза писателей. Новые времена Ерофеев встретил скандально известным прозаиком и эссеистом: его роман "Русская красавица" стал во многих странах Европы бестселлером, а почти каждое эссе вызывало у нас самые бурные отклики. Сколько негодующих речей было произнесено, да и сейчас иногда произносится по поводу его "Поминок по советской литературе" (многие ерофеевские критики переименовывают это эссе в "Поминки по русской литературе", придавая ему инфернальную окраску). Потом были "Место критики" и "Крушение гуманизма 2", также спровоцировавшие разговоры на повышенных тонах. За Ерофеевым у нас прочно закрепилась слава мастера скандала и эпатажа. За прошедшие годы сформировался книжный рынок, литературная ситуация довольно сильно изменилась, каждому писателю пришлось занимать свою нишу. Занял ее и Ерофеев. Он поражает своей работоспособностью - выпуская одну за другой не похожие друг на друга книги. Так, после автобиографического "Хорошего Сталина" вышел сборник очень ярких эссе "Русский апокалипсис". Пожелаем юбиляру не сбавлять оборотов.

    

- Виктор Владимирович, вы не первый год успешно работаете в жанре эссе, который не только интересен, но и важен: это одна из форм общественного самосознания. Всплеск в этой области произошел в конце 1980-х - начале 1990-х, сейчас очевиден кризис. С чем, по-вашему, это связано?

- Эссе - самый свободный жанр. Но в эссе ты должен придерживаться определенных моральных и метафизических понятий, иначе все "поплывет". Но тут уже в течение последних пятнадцати лет происходит конфуз, когда нам кажется, что мы можем что-то сказать, но, открывая рот, вдруг понимаем: нам сказать нечего. У нас "плывут" все базовые ценности, но самое страшное, что мы не можем найти дискурс для объяснения этой ситуации. У нас нет языка! Остался стеб, но он никак не может быть главным тезисом нашего времени. Эссе - это жанр, в котором ты остаешься в тельняшке: ты выходишь к читателю и говоришь начистоту. Но если этот разговор не будет опираться на твои базовые ценности, ничего не получится. Должен с вами согласиться - эссе сегодня стали слабыми. Раньше мы работали на освобождение: надо было освободиться от стереотипов - советских, диссидентских и т.д. Идея освобождения расхожа в русской литературе: давайте устроим маленький мятеж! Но когда наступает каждодневная работа по выявлению связей между основными понятиями, ты скоро понимаешь, что надо возвращаться к началам, выявляя на каждом этапе рассуждения моральное, философское, метафизическое значение. Когда существует настолько серьезная проблема с ценностями, как у нас сейчас, необходимо руководствоваться не идеей освобождения, а стремлением высказаться как можно более отчетливо и откровенно именно о ценностных проблемах в нашем обществе. А мы все освобождаемся - то от социализма, то теперь от капитализма.

    

- Корень проблемы, по всей видимости, в отсутствии языка описания. Почему его сегодня нет?

- Я считаю, что язык эссе сейчас является для России экзотическим. Столь же экзотическим, как и язык какого-нибудь племени, живущего недалеко от Новой Зеландии. В истории России не было возможности сделать этот язык родным и близким. У нас был один момент в начале 1860-х годов, когда журналистика и эссеистика стали работать. Тексты того времени поражают своей прозрачностью, безбоязненностью, элегантностью и сдержанностью. Потом верх взяли радикализм и экстремизм. К ним присоединилось стремление заявить о себе. Все это похоронило жанр. Сегодня пробиться очень сложно, книжный рынок вполне серьезен. Человек, попадающий туда, первым делом начинает пробивать себя. Но на этом пути ты стольким жертвуешь, что когда доходишь до цели, оказываешься лишь неким имиджем. Ты - с Рублевки, ты - гламурная дамочка, ты - экстремист из национал-большевиков и т.д. Это лишь фигуры, сделавшие все для того, чтобы их запомнили. Не более того. У нас наступило время, когда воображение должно работать только в применении к твоей личности.

    

- То, о чем вы говорите, свидетельствует, что у нашего общества серьезные проблемы с головным мозгом. И сколько бы ни стоила нефть, каким бы ни был экономический рост, общество должно взяться за ум, в противном случае его ничто не спасет.

- Наша страна первый раз в истории попала в абсолютно парадоксальное положение. С одной стороны, у нас сейчас кричащие проблемы бедных людей, пенсионеров, инвалидов и т.д., о которых, безусловно, необходимо говорить. А с другой - страна взлетела на такой уровень частной жизни, которого она не имела никогда. Так сложились наши исторические обстоятельства, здесь нет ни руки Кремля, ни работы его противников. Появление такого объема частной жизни мы должны проанализировать как наше достижение, а не как дар, полученный нами с неба. Это произошло и благодаря кризису Советского Союза, и перестройке, и кризису 1990-х годов, и неуверенности нынешней власти в том, куда должна идти страна. В результате мы получили частную делянку. Где-то происходит передел собственности, разворачиваются политические интриги, но если ты что-то в этой жизни умеешь, то на своей делянке ты будешь в достаточной мере свободным. А следовательно, у тебя есть возможность что-то понять про себя. Для этого нам необходим разговор о человеческой природе. Философская антропология всегда у нас была проблематичной. Мы не имели возможности подумать о том, кто мы и куда мы идем. В этом мы сильно отставали от тех культур, которые анализировали человеческую природу. Это китайская, французская, английская и немецкая культуры. К этим культурам необходимо обратиться за опытом, но мы живем во время, когда люди в первую очередь стремятся заявить о себе. Получается странная вещь: частная делянка есть, думать есть о чем, но не хватает мозгов.

    

- Что означает "не хватает мозгов?" Умных и образованных людей нет?

- Адекватных. Умных много, в этом смысле можно гордиться Россией. Пять лет я делаю передачу "Апокриф", кроме Москвы, ее можно сделать лишь в трех городах - Лондоне, Париже и Нью-Йорке. Нигде больше в течение пяти лет невозможно выдавливать интеллектуальные соки из одного города. Так что умных у нас много, а вот адекватных нет. Есть замечательные филологи, историки, но они не думают о том, где мы сейчас находимся.

    

- Может быть, за этим стоит наступление узкой специализации западного типа, когда литературовед, занимающийся Фолкнером, может не утруждать себя знаниями о Хемингуэе?

- Не совсем. Тут, скорее, загадка, сопоставимая с тайной возникновения жизни на Земле: что с чем в какой момент сошлось, чтобы она зародилась? Я анализирую собственную жизнь и обнаруживаю массу важных факторов. Папа был порядочным человеком и сумел открыть мне мир, мама научила меня книги читать, жена была полячка, она рассказала мне о другой жизни, были важные встречи с другими людьми. Как-то все сложилось. Ни на что не претендую, но могу сказать: свою адекватность я готов нести.

    

- В одной из ваших работ есть рассуждение в связи с фразой Путина о развале Советского Союза как самой крупной геополитической катастрофе XX века: этим самым Президент указал вектор нашего движения - к Сталину, к идее империи. И действительно: Сталин в первых строчках рейтингов исторических деятелей, ностальгия по советскому - часть общественной атмосферы, которая поощряется властью. Как вы думаете, что за этим стоит?

- Беспомощность власти. Новых идеологических концепций не создано. Власть пришла для того, чтобы противостоять "хаосу и анархизму" 1990-х годов. Но если посмотреть, за предлагаемым "порядком" нет адекватной стратегии развития России. Тактика, направленная на то, чтобы Россия успокоилась и стала более стабильной, есть, она даже работает. Но это всего лишь тактика. Скорая помощь - воплощение тактики: она должна положить лед или сделать прижигания. Фигуру Сталина или Ивана Грозного используют в качестве таких прижиганий, но они долго работать не будут, это все использованные тампоны. Эти персонажи не несут страх вовне, мы прежде всего себя запугиваем. А ведь известно, что запуганный человек не инициативен и не продуктивен. Но власть не знает, как действовать по-другому. Образ Сталина - это империя и сила, а не 1937 год, власть выбрасывает то, что ей не нравится. Ленин заброшен совсем. Используется опыт Брежнева и Андропова. Ну и такой солидной организации, как КГБ. К сожалению, у нас нет традиции политической культуры. Мы подсаживаемся на самую дешевую демагогию, верим в любые заговоры, потому что нам кажется, что за витриной стоит еще десять рядов, хотя политика чаще всего оказывается этой самой витриной.

Беда заключается в том, что в 1991 году мы поверили, что нашей жизни хватит на то, чтобы Россия превратилась в приличное общество. Нам так не хочется передавать это детям, потому что мы хорошо помним обещания, что дети будут жить при коммунизме. Надо сказать себе честно: мы другой России не увидим. Она еще будет топтаться, ходить по кругу. Но если она не подчинится вектору истории, ее ждет развал. Не физический даже, мы просто развалимся морально, сделаемся "полыми людьми". Некоторые специалисты утверждают, что следующий переход России к думающему обществу произойдет лет через семь - четырнадцать. Когда ты начинаешь считать применительно к собственной жизни, выводы тебя посещают неутешительные. Это серьезная психологическая проблема.

    

- Да и большой вопрос, возможен ли переход к новому обществу, потому что по стране не распространяются книги и журналы. А переход в отдельно взятом городе вряд ли что-то будет означать для страны.

- Именно об этом я сказал Путину во время встречи с ним. На Парижском книжном салоне я должен был вручить Шираку своего "Хорошего Сталина", с французским президентом пришел и Путин. Там мы поговорили. Мой тезис был простым: как может существовать культурный организм, если у него нарушено кровообращение? Я Президенту сказал прямо: если в провинцию не будут доходить толстые журналы и новые книги, наша страна порвется. Он мне предложил написать письмо на эту тему. Ну что я, чиновник, что ли? Разве об этой проблеме никому не известно? Разве не понятно, что если в Красноярск не доходят книги и журналы, а билет на самолет туда стоит дороже, чем в Берлин, то это очень тревожный сигнал?

    

- Генрик Ибсен в одной статье, отвечая своим критикам на упрек, что он не высказывается по насущным проблемам, написал: в публицистике речь идет о СВОБОДАХ, а меня интересует СВОБОДА. У нас существует проблема разговора даже о свободах, не то что о свободе. А раз проблема даже не артикулирована, значит, в ней нет никакой заинтересованности.

- Дело в том, что нельзя заранее приготовить народ к свободе, а потом ее дать. Тут надо прыгать в воду и плыть. Наша страна сейчас совершает большую ошибку: государство не занимается обучением граждан свободе, в котором должны быть задействованы телевидение, школа, университет и т.д. За этим перспектива. Сейчас мы этого не делаем, кто-то это сделает потом. А пока что мы несем потери в экономике, у нас есть нефтяная труба, но нет отечественных компьютеров, хороших автомобилей, даже телефонов нет. Не существует народа, готового к свободе на все сто процентов, всегда есть колебания. Но мы-то уходим от свободы, нам говорят: нужно сначала навести порядок, для этого необходимо сократить свободу, потом мы ее вернем. Но на тех местах, где она сокращается, тут же возникают недоброкачественные образования вроде коррупции и пр. Мы еще раз лезем туда, где уже были. Нам нужен лидер (где мы его возьмем, я пока не знаю), который без всяких революционных движений, но довольно радикально привел бы людей к пониманию сути свободы. Мы знаем, что такое вольница, что такое анархия, что такое выпить и закусить, мы много чего знаем, но мы не знаем, что такое ответственность и свобода. А без них нельзя создать конкурентоспособное общество. Если мы не станем конкурентными, страна может рассыпаться.

Меня давно спрашивали: чего ты больше всего не любишь в женщинах? Я отвечал: неадекватности. Это когда женщина выглядит на три с плюсом, но считает, что на пять с плюсом. Дело не в самоуничижении, а в реалистичности взгляда на себя, в адекватности. Наше общество сегодня выглядит на три с минусом, но убеждено оно в том, что - выше всяческих похвал. Все больше нарастает крик: мы самые лучшие! И культурная аргументация играет далеко не последнюю роль - мы сочинили столько великих произведений. Нет, это сделали не мы, а Пушкин, Толстой, Достоевский, Чайковский, Шнитке - зачем же примазываться? Все продолжаются поиски наших особых черт и путей развития. Но любому здравомыслящему человеку понятно, что при всех различиях национальных демократий демократия ставит человека выше государства. Мы все доказываем, что это не так.

    

- Но ведь адекватность, о которой вы говорите, не упадет с неба.

- Тут надо работать и ждать. "Русский апокалипсис" я выстроил как спокойный разговор о явлениях, которые я считаю важными. Я предложил не обманываться, что мы народ, который готов себя контролировать (эссе о водке), что мы современный народ, поскольку мы боимся слов, что говорит о нашей архаичности (эссе о мате), что мы знаем, чего мы хотим (эссе о юморе). Я не хотел выносить никакого приговора, я хотел быть спокойно услышанным. Но этот язык опять же доходит только до адекватных людей. Глядя на наше общество, нельзя не поразиться: иметь такой творческий потенциал и быть никаким в социальной жизни! Вот это надо исправлять. Я надеюсь, что новое - практичное и прагматичное - поколение вынесет правильные суждения. Но, честно говоря, я совершенно не убежден, что и то поколение окажется адекватным. Это произойдет, когда о нас будут говорить в прошедшем времени.

ПЕРСОНА

• ВИКТОР ЕРОФЕЕВ: "Нам остро не хватает адекватности"

СИГНАЛ

• Пространство плоскости, сцены и города
  Выпущен альбом Михаила Шемякина
• В поисках ключа к бессмертию
  Рассказ "Живорез" из книги Бориса Евсеева "Площадь Революции" вошел в шорт-лист премии "Ясная Поляна"

НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ

• Два мира - одна пропаганда

МЕЖДУ ДЕЛОМ

• ЮОЗАС БУДРАЙТИС: "Я уединяюсь с книгой в толпе"

НОВИНКИ

• Эстетика и эротика