Главная | Форум | Партнеры![]() ![]() |
|
АнтиКвар![]() |
КиноКартина![]() |
ГазетаКультура![]() |
МелоМания![]() |
МирВеры![]() |
МизанСцена![]() |
СуперОбложка![]() |
Акции![]() |
АртеФакт![]() |
Газета "Культура" |
|
№ 48 (7609) 6 - 12 декабря 2007г. |
Рубрики разделаАрхивСчётчики |
![]() |
Первая полосаПикник на обочине"Перед распутьями земными..." в ГМИИ имени А.С.Пушкина Евгения КРИВИЦКАЯ
Тема "пути" в музыкальных программах "Декабрьских вечеров" трактуется так же многоаспектно, как и в живописной выставке, понимается как перипетии человеческой судьбы, духовных исканий. В такую концепцию фестиваля прекрасно вписывается и "Зимний путь" Шуберта (он прозвучит в исполнении Роберта Холла), и библейские сюжеты, отраженные в цикле скрипичных сонат Бибера "Пятнадцать скорбных и радостных мистерий", в "Житии Марии" Хиндемита. Интересен и музыковедческий ракурс - проследить историю инструментальных жанров: трио, квартета, сонаты. В общем, нынешние "Декабрьские вечера" обещают много интересного, в том числе и возможность услышать целый ряд элитных артистов. Так, на открытии выступил австрийский Хаген-квартет, один из лучших камерных ансамблей в мире. Организаторы "Декабрьских вечеров" с гордостью говорят, что Хаген-квартет в России играет только в Белом зале ГМИИ имени Пушкина. Австрийский ансамбль состоит из двух братьев - скрипача Лукаса и виолончелиста Клеменса, их сестры-альтистки Вероники Хаген и примкнувшего к ним Райнера Шмидта (вторая скрипка). Их репертуар охватывает все стили и жанры, вплоть до авангарда, который они, кажется, играют с особым удовольствием. Два года назад они привозили в Москву музыку Куртага, теперь представили Квартет Йорга Видмана - немецкого композитора и кларнетиста, участвовавшего в этом качестве в исполнении Квинтета Моцарта.
Квартет Видмана - типичный образчик направления инструментального театра, где музыкантам надлежит извлекать самые невероятные звуки. В данном квартете весьма натуралистично изображалась сцена на охоте: начав с незатейливого народного мотивчика "Гроссфатер", изложение сместилось в область конкретной музыки. Во время яростной пилежки музыканты азартно что-то выкрикивали, били древком смычка по струнам, а в конце усиленно соскабливали с него канифоль, изображая разделку мяса. Получилось забавно, но несколько длинновато. А главное, отчетливо чувствовалась вторичность всех приемов, многократно встречавшихся у самых разных авторов. Если Квартет Видмана воспринимался как курьез, то Квартет ор. 16 фа-мажор Бетховена и особенно кларнетовый Квинтет Моцарта (K 581) доставили истинное наслаждение. Изумительно единство манеры игры всех участников квартета: от штрихов до распределения смычка. Хотя звучит все вдохновенно, но музыканты постоянно контролируют процесс: кажется, что главным "координатором" квартета является Вероника Хаген, активно взаимодействовавшая со своими коллегами. Обратили на себя внимание технологические приемы Хаген-квартета в интерпретации музыки венских классиков. Очень часто - игра без вибрации, позволяющая добиться особой слаженности и монолитности звучания. Вибрация же трактовалась музыкантами как одна из разновидностей орнаментики и применялась при повторении фраз как средство подчеркнуть отдельные, важные в смысловом отношении ноты. Исполненный в таком ключе Квартет Бетховена показался чуть суховатым и холодноватым, зато Моцарт покорил глубиной лирического чувства. Быть может, теплоты и живости добавило участие кларнета, идеально вписавшегося в рафинированную стилистику Хаген-квартета. Йорг Видман, хотя и спорный в своей эстетике композитор, но кларнетист высшего класса. У него феноменальная техника, позволяющая играть невероятно длинные фразы на одном дыхании, прекрасный звук и точное ощущение стиля Моцарта. Открытие с Хаген-квартетом задало высочайшую художественную планку "Декабрьским вечерам", которой теперь должны соответствовать и остальные участники фестиваля. * * *Вряд ли кто-нибудь рискнет отрицать, что Фестиваль "Декабрьские вечера Святослава Рихтера" относится к числу важнейших, а значит, горячо ожидаемых событий. Однако это торжество классического искусства, в 27-й раз проходящее в ГМИИ имени А.С.Пушкина, ценно еще и тем, что не имеет аналогов. Во всяком случае, руководство музея утверждает: больше никто в мире не нашел столь же занимательного и одновременно серьезного синтеза музыки с искусством изобразительным. А потому широкая публика, понимая, что на концерты попадут лишь избранные, с нетерпением ждет выставки: тематически связанная с музыкальными "вечерами", она позволяет прикоснуться к рихтеровскому замыслу, подышать удивительным воздухом места, где происходит единение муз. И невольно становится главным блюдом массовой программы - для всех тех, кому не досталось заветного билетика. Однако трепетное отношение к фестивалю, куда мечтает попасть пол-Москвы, порождает и завышенные ожидания, в свою очередь чреватые разочарованиями. Задолго до 1 декабря начинаешь гадать, что покажут, чем порадуют, какую диковинку привезут издалека. И, естественно, меньше всего задумываешься, чего стоит энтузиастам-устроителям это празднество, которое делается, в сущности, на медные деньги: бюджет выставки обсуждается куда реже ее состава, но можно представить его ничтожность. Об этом стоит помнить, осматривая выставку, что уж тут скрывать, с изрядной долей скепсиса. Почему - вопрос "на засыпку": не то чтобы мы хорошо помнили выставки двадцатилетней давности, но чувство, что проекты "не дотягивают" до заданной когда-то планки, все-таки гложет. Тем более что с каждым декабрем темы фестиваля делаются все масштабнее и многозначительнее, а экспонаты, зачастую виденные-перевиденные, все упорнее отказываются петь слаженным хором и адекватно воплощать глубокий и стройный замысел куратора. Пушкинский музей давно задал моду на "всеохватные" тематические проекты. Главный спец по изготовлению таких выставок теперь - Русский музей - смело тасует экспонаты, словно карты в колоде, дабы выстроить их в нужный зрительный ряд. Увы, не всегда артефакты проявляют покорность - у каждого своя история, свой внутренний строй, свои коннотации; порой нелегко склонить упрямцев к мирной беседе. Однако невезение ГРМ, который и "Дорогу в русском искусстве" показывал, не смутило сотрудников ГМИИ. Пригласив на подмогу Третьяковку, одолжив у Русского музея ударную "Красную конницу" Малевича, заручившись поддержкой двух западных визави, отправились изучать пути-дороги. Которые, как известно, бывают господни, сиречь неисповедимые, а бывают и человеческие, то есть земные (заодно водные, воздушные, космические - как позволит технический прогресс, получивший свою порцию внимания). Философская направленность выставки очевидна, и легких путей - извините за каламбур - к освоению ее метафорических глубин нам не сулят. Названный пушкинской строкой проект "Перед распутьями земными..." - бенефис Ирины Даниловой. Цитата из неоконченной поэмы "Езерский" вселяет пессимизм: "Исполнен мыслями златыми, / Не понимаемый никем, / Перед распутьями земными / Проходишь ты, уныл и нем". Вот вам и намек на презрение к злобным критикам, уже точившим перья о "путевой" цикл ГМИИ. Почтеннейшая дама с докторской степенью лет семь назад начала его экспозицией "Путная икона". Нынешняя выставка, третья и заключительная, посвящена теме пути в европейском искусстве XVII - XX веков (за точку отсчета взята постколумбова эпоха, когда великие географические открытия повернули художника от небес к земле - грешной, но такой манящей к познанию). Причем путь исследуется в разных ипостасях - как движение по горизонтали, вдоль земной тверди, и как духовное восхождение, как тема судьбы. Путь может быть победным, безмятежным, страдальческим: ходить по "Владимирке" Левитана совсем не то же самое, что по милой фламандской деревушке. Кстати, хит из Третьяковки повешен ровно напротив воздушной, упоительно гармоничной "Аллеи в Мидделхарнисе" от амстердамского мастера Мейндерта Хоббемы (главный шедевр доставлен из Лондонской Национальной галереи). А вместе две дороги, расходящиеся перпендикулярно стенам Белого зала, образуют концептуальный перекресток. Стежки-дорожки вообще охотно разбегаются в разные стороны - в одну за ангелом бредет Святой Иосиф (Якоб Йорданс), в другую плывут корабли голландцев - материалистов, умеющих использовать секстант и компас: вот эти чудеса техники в витрине (помог Исторический музей), а вот - на картине в руках у "Астронома", он же "Архимед" караваджиста Доменико Фетти, гость из Дрездена. Правда, разобраться, за какой вектор отвечает тот или иной экспонат, непросто, даже прочитав предпосланные им стихотворные цитаты и аннотации. Да и легко ли найти на полотнах четкие разъяснения, как старая, средневековая картина мира сменяется осознанием "важности земного пути человека", как иллюстрирует искусство ХХ века "торжество прогресса" (и было это торжеством или крушением прежде ясного микрокосма?)... Невдалеке друг от друга висят идиллическая "Первая борозда" Жана Батиста Грёза, символ начала жизненного пути вообще, нежнейшее "Утро. Туман на Капри" Жозефа Верне с фигурами рыбаков, которые тянут сети грациозно, словно танцуя, чуть нелепый "Странник" Перова и жесткий вариант репинских "Бурлаков на Волге" с их тяжелым дыханием. Рядом с европейцами русское искусство кажется грузным, грубо-реалистичным, но ему же отведена и особая духоподъемная роль. Великий Александр Иванов посрамил коллегу-романтика Каспара Давида Фридриха: сказочно красивый пейзаж немца сух и безжизнен рядом с опаленной зноем, истоптанной и неприметной Аппиевой дорогой. Белый зал во многом удался: от холста к холсту видя взаимосвязи и скрещения, со студенческим азартом ищешь сходство и различия - композиционные, смысловые... Тянет на странные наблюдения - например, как исчезают к концу XIX века животные и птицы, прежде густо населявшие холсты, или сколько места на полотне разные авторы отводят небу. Огромное у голландцев, Иванова и Левитана, к ХХ столетию оно съежилось, задымилось, а в "Прогулке заключенных" Ван Гога исчезло (это образ художника, лишенного свободы творчества, напоминает куратор). Взамен облаков, любовно выписанных старыми мастерами, у Анри Руссо и нашего Лабаса дирижабль и прочие летательные аппараты парят в пустом и плоском небе. Или грозят столкновением, как у Гончаровой в футуристическом "Аэроплане над поездом", и вовсе закрывшем небосвод. Тут, на Розовой колоннаде, путей так много, а движение по ним так ускоряется (вон бронзовый "Татлин" от Юрия Хоровского берет разбег для взлета), что зрителя буквально рвут на части. С кем по пути - кустодиевским грозным "Большевиком" или пименовской девушкой без лица за рулем авто, плывущего по чрезмерно оживленной "Новой Москве" 1937-го? И ведут оба почему-то к гравюрам Кете Кольвиц с демонстрантами, похоже, не нашедшими дорогу в галерею "Ковчег". Одно утешение - затормозить на замкнувшей анфиладу выставке новых поступлений, издалека радующей отличным старым гобеленом. Без сомнения, проект символичен: ведь и сам музей (не только конкретный ГМИИ, а музей ИЗО как культурный институт) стоит на распутье. Нужно отвечать вызовам времени, а оно не устает подкидывать новые вопросы. Как не отстать от прогресса, как удержать избалованного Интернетом зрителя-всезнайку, как повернуть ход мыслей тех, кто подсел на масс- и поп-культуру и зевает в классических залах? Как заманить к себе молодежь - не школьников, явившихся на экскурсию, а людей, сознательно выбирающих поход в музей среди моря вариантов досуга? Наконец, как сделать выставки увлекательными в ситуации, когда денег нет не только на транспортировку и страховку заморских артефактов, но даже на витрины и услуги реставраторов у себя дома? Музей нашел выход - он все чаще смешивает вещи русские и зарубежные даже в пафосных проектах типа "Россия - Италия". Не только потому, что нет средств на выставки из-за границы, но и благодаря сменившейся парадигме: мы вновь мыслим себя частью Европы. Задумываясь о взаимодействии с ней мастеров прежних эпох, анализируем отечественное искусство как часть мирового (как минимум евроатлантического) арт-процесса. Вероятно, этот путь перспективен, а поворот к нему давно пройден. Какими, скажем, художниками были Александр Иванов или Наталия Гончарова, прожившие полжизни в Западной Европе, - русскими или интернациональными? Ответ кажется очевидным... Но вот незадача - при явной обращенности ко всему миру организаторы проекта не задумались над тем, чтобы в залах были экспликации и этикетки на каком-нибудь языке, кроме русского. А что если, не приведи господи, забредет турист, не владеющий кириллицей? Никакого каталога на вернисаже в ГМИИ не наблюдалось... Невольно сверлит тебя мысль: а не является ли этот строй молчаливых "исполнителей" в Белом зале всего лишь визуальным аккомпанементом сочинениям Баха, Моцарта, Мессиана? Красивым фоном священнодействия - концертов для элиты, которая найдет переклички с международным составом композиторов, в перерыве вместо буфета вальяжно гуляя по залу с картинами... И все-таки, слава богу, что и наши музеи, даже рискуя потерпеть неудачу, пытаются делать выставки с серьезной (пусть и нечеловечески серьезной!) концепцией, со сквозной темой, как в Европе, а не упиваются лишь привозными шедеврами. Также в рубрике:
|