Диктат власти и власть Музыки

К 100-летию со дня рождения Давида Ойстраха

Фото Виктора АХЛОМОВА

30 сентября исполняется 100 лет со дня рождения Давида Федоровича Ойстраха. Публикуемый очерк - глава из третьего, дополненного и расширенного издания книги Виктора ЮЗЕФОВИЧА о великом музыканте, которое готовится к выпуску в издательстве "Аграф". Книга написана в жанре бесед с сыном Давида Ойстраха скрипачом и педагогом Игорем Ойстрахом.

Д.Ойстрах

В.Ю. Музыкальное исполнительство долгие годы оставалось в СССР сферой интеллектуальной культуры, которая не подвергалась преследованиям, не была объектом разносных партийных декретов. Напротив, она всячески поощрялась и поддерживалась Властью. В 30-е годы в ранг национальных героев возводились Властью победители первых международных конкурсов - вопреки даже их зачастую "неблагозвучно" звучащим фамилиям, в 40 - 50-е - щедро одарявшиеся Властью лауреаты Сталинских премий. Но так только казалось. Власть видела в исполнительстве наиболее безопасную для себя сферу культуры. К тому же она способна была приносить щедрые девиденты раздуваемому властью мифу о советском превосходстве.

Музыка и политика

Приходится порой сталкиваться с утверждениями, будто музыка и политика существуют словно бы в разных, не имеющих точек пересечения плоскостях. Посмотрев кинофильм Бруно Монсенжона об Ойстрахе, Святослав Рихтер записал: "Есть, конечно, в этом фильме сноски на трудности для артистов в советское время, на опасности, обязательства (вступление в партию и т.д.). Правда есть правда, но как-то все это рядом с таким колоссом музыки мне кажется не у места". Трудно согласиться с этим. Всякая биография художника - в той или иной степени портрет его времени. Что же до Ойстраха, то в стремительном восхождении его к высотам мировой славы музыка и политика смыкались постоянно. Говорить об этом подробно значило бы повторять всю биографию Давида Федоровича. Напомним лишь отдельные факты.

Ойстрах был наречен провидческим именем. Библейский Давид победил филистимлянского великана Голиафа, за что был пожалован в оруженосцы царя Саула. "Голиафами" Ойстраха стали международные конкурсы, блистательные победы на которых превратили его в культурного "оруженосца" сталинской империи. Куда важнее милости генералиссимуса было однако для Ойстраха то, что, подобно библейскому Давиду, сделался он любимцем всего народа. В своих многочисленных сражениях Давид поражал десятки тысяч врагов Израиля. На протяжении 60 лет покорял Ойстрах сердца миллионов приверженцев музыки. Давид сделался впоследствии царем Израиля. Ойстраха во всем мире нарекли "Царем Давидом".

Сталин не замышлял погубить Ойстраха. И не потому вовсе, что не женился Ойстрах на дочери его, как сделал это Давид, взяв себе в жены дочь Саула Мелхолу. Ойстрах необходим был тирану как живое свидетельство расцвета социалистической культуры, как лучшее доказательство того, что нет в его империи и в помине антисемитизма...

Конкурсные победы и первые зарубежные триумфы Ойстраха совпали с пиком массового политического террора Сталина против собственного народа. В то же самое время невиданный размах строек и грандиозные социальные преобразования поражали воображение людей. И хотя не оставалось в стране почти ни одной семьи без ликвидированных или припрятанных в края отдаленные "врагов народа", множество людей, словно лишенных слуха, зрения и осязания, не осознавали всего этого (не желали осознать?). Реальность не была еще, как в последующие десятилетия, насквозь пропитана фальшью, отравлена ею, а говоря точнее, фальшь эта не успела еще сделаться всеобщей.

В 1943 году Давид Ойстрах был удостоен Сталинской премии. В письме к Сталину он писал: "Дорогой Иосиф Виссарионович! Я глубоко взволнован присуждением мне премии Вашего имени. Радостно сознание того, что служение любимому искусству, отражающееся в моей концертной деятельности, получило столь высокую оценку Партии и Правительства.

Я вношу полученную премию 100 000 рублей в особый фонд Главного Командующего для скорейшего разгрома вражеских полчищ - губителей мировой культуры и искусства.

Желаю Вам здоровья.

Искренне преданный заслуженный деятель искусств РСФСР Давид Ойстрах".

Рядом с письмом Ойстраха "Правда" опубликовала и ответное письмо Сталина: "Заслуженному деятелю искусства РСФСР тов. Д.Ф.Ойстраху. Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Давид Федорович, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.

И.Сталин".

...Давид Ойстрах принадлежал к меньшинству советских людей, еще в 30-е годы выезжавших за пределы страны. Меньшинству привилегированному и абсолютному. И не потому только, что не выпускали. Потому еще, что террор внутри страны порождал и множил недоверие Запада к Советам. Кириллица в клавире оперы Шостаковича "Леди Макбет Мценского уезда" показалась в 1935 году явно подозрительной таможенникам Польши, которые изъяли из багажа американского музыкального критика Говарда Таубмена все партитуры, подаренные ему московскими музыкантами. Перед отправкой в 1937 году в Париж "Рабочего и колхозницы" Веры Мухиной для павильона СССР на Всемирной выставке скульптура была тщательно обследована: в складках одежды возносивших к небесам серп и молот мерещился кому-то профиль Троцкого. Атмосфера всеобщей подозрительности и страха воцарилась и внутри СССР.

И.О. Каждая тоталитарная система стремится к агрессивному самоутверждению. Недавно довелось прочитать, что после установления знаменитой мухинской статуи на башенном пилоне советского павильона Всемирной выставки по распоряжению властей Третьего рейха была увеличена высота павильона Германии. Он располагался напротив советского, и имперские орел и свастика должны были непременно парить под небом Парижа выше серпа и молота.

В.Ю. Одним из первых, быть может, очевидных для Ойстраха фактов развернувшегося в стране террора сделалось таинственное исчезновение Бориса Прозоровского - композитора, мужа певицы Тамары Церетели. Художественные достоинства его романсов прошли мимо внимания Ойстраха во время совместных гастролей по стране. Трагизм, которым нередко пронизаны даже самые "загульные" из цыганских романсов, словно эхом отразился в судьбе Прозоровского. Дворянин по происхождению, военный врач, он был сослан в 1933 году в зону строительства Беломорско-Балтийского канала, а затем депортирован в Сибирь и расстрелян.

Ойстрах оставался в 30-е годы на свободе, однако боязнь, что и ему придется спеть: "Прощай, мой табор, Пою в последний раз!", мысль о том, что его "придерживают под самый конец" (так говорил о себе Анне Ахматовой Николай Пунин), буравила сознание музыканта каждодневно и еженощно.

Михаил Зощенко скажет позднее, что писатель с испуганной душой - это уже потеря квалификации. Ойстрах, конечно же, был напуган, просто не мог не быть таковым. Феномен его искусства заключается однако в том, что удивительным образом осталось оно не тронутым коррозией - ни в 1937 году, ни на грани 40 - 50-х.

Г.Рождественский, генеральный секретарь ООН У Тан и Д.Ойстрах в здании ООН. Нью-Йорк, 1962 г.

...В 1946 в Праге на музыкальном Фестивале "Пражская весна" состоялась первая после войны встреча советских и американских музыкантов. "Я находился в Париже, когда представители Америки и России Джеймс Бирнс и Молотов сидели в Люксембургском дворце, не в состоянии обрести в своих переговорах общность интересов или методологии, - рассказывал затем Леонард Бернстайн. - День спустя я сидел за столом в Праге напротив двух известных советских музыкантов - пианиста Оборина и скрипача Ойстраха. Не возникало никаких вопросов относительно наших интересов или методологии: взаимопонимание присутствовало здесь с первого же момента. Если бы возможно было воплотить это взаимопонимание в терминах далеко идущей реальности, мир сделал бы еще один шаг вперед".

Самюэль Барбер, назвав Ойстраха "...восхитительным скрипачом несомненно хейфецевского класса", писал о встреченных им в Праге советских музыкантах: "Конечно, они все находятся под строгим контролем правительства и не могут передвигаться без его разрешения. < ... > Мы обменялись водкой и вернулись обратно к нашим разделенным мирам..."

Борец или сторонник компромисса ?

В.Ю. После публикации Постановления ЦК ВКП(б) 1948 года об опере Вано Мурадели "Великая дружба" Ойстрах вынужден был, по согласованию с Дмитрием Шостаковичем, на годы отложить премьеру его Первого скрипичного концерта. Менее известно другое. Отлично сознавая, что означало в те времена быть обвиненным в "антинародном формализме", Ойстрах продолжал тем не менее исполнять сочинения композиторов, оболганных в партийном декрете.

Первую сонату Сергея Прокофьева он играет в 1949 году в Будапеште и Хельсинки, в 1951-м - в Перудже, Флоренции и Милане, в Москве она звучит в его исполнении сразу же после смерти Сталина в марте 1953 года. В мае 1949 года впервые представляет слушателям и не раз повторяет позднее "Фею зимы" из "Золушки" Прокофьева в транскрипции Михаила Фихтенгольца. Тогда же участвует вместе с Обориным и Кнушевицким в премьере Трио Виссариона Шебалина.

И.О. После исполнения отцом в Хельсинки Первой сонаты Прокофьева, имевшей огромный успех, его отозвал в сторону искусствовед и партийный деятель Владимир Кеменов, который возглавлял в 40-е годы Всесоюзное общество культурных связей с заграницей, а в 50-е сделался заместителем министра культуры СССР. Его "комплиментом" были слова: "Давид Федорович, вы совершили крупную политическую ошибку..."

Скрипичный концерт Хачатуряна в 1949 - 1953 годах Ойстрах включает в свои программы в Будапеште, Киеве, Москве, Ярославле, Одессе, Харькове, Брюсселе, Ереване, Тбилиси, Баку и Ленинграде, не раз играет его под управлением самого композитора. Многократно исполняет также "Песню - поэму" Хачатуряна. Не раз играет Ойстрах в 1952-1953 годах и Трио Шостаковича (в Ленинграде, Москве, Киеве оно звучит с участием автора) - единственное сочинение композитора, бывшее в его репертуаре до появления Первого скрипичного концерта. И это уже само по себе было достаточно смелым - играть сочинение, насыщенное еврейскими музыкальными темами в разгар оголтелой антисемитской кампании! Неслучайно ни Скрипичный концерт Шостаковича, ни его Четвертый квартет, ни вокальный цикл "Из еврейской народной поэзии" не прозвучали до 1954 года.

Тучи в любой момент могли сгуститься над головой Ойстраха, как сгущались они над головами многих и многих подобно ему всенародно признанных, а затем отлученных, а то и вовсе уничтоженных художников. Вспомним Соломона Михоэлса, раздавленного в 1948 году грузовиком во дворе минского филиала Лубянки. Вспомним и разгромленный в августе 1952 года Еврейский антифашистский комитет. Вспомним Анну Ахматову, Михаила Зощенко и Бориса Пастернака.

Незадолго до разгрома Еврейского антифашистского комитета в Отделе внешней политики ЦК партии родилась идея "с целью оздоровления обстановки" в комитете вывести из состава его президиума Ицика Фефера, Лину Штерн, Льва Квитко и других и вместо них ввести в него Самуила Маршака, Бориса Иофана, Исаака Дунаевского, Давида Ойстраха и Майю Плисецкую. Идея эта была отвергнута Министерством государственной безопасности, в недрах которого продолжало фабриковаться дело об американо-сионистском центре в СССР.

И.О. Неизвестно, как сложилась бы судьба отца, будь он тогда введен в президиум Еврейского антифашистского комитета, над которым висел уже дамоклов меч.

В.Ю. Зимой 1952-1953 года был арестован Мечислав Вайнберг, - тесть Михоэлса. Незадолго до ареста композитора Ойстрах записал вместе с ним его "Молдавскую рапсодию". 22 раза включал он ее в свои программы и после ареста Вайнберга - в Свердловске, Москве, Ленинграде, Ереване, Тбилиси, Днепропетровске, Харькове и Киеве. Композитор был освобожден из заключения лишь после смерти Сталина.

И.О. В конце апреля 1953 года я отдыхал в Сочи. В письме отца от 1 мая говорилось: "Особенных новостей за эти дни не произошло. Вернулся с курорта Вайнберг".

Многократное в начале 50-х годов обращение отца к музыке Вайнберга было его ответом на оголтелую кампанию власти против "безродных космополитов" и воцарившуюся в стране оргию антисемитизма. Напомню, Шостакович, усилиями которого Вайнберг был сравнительно быстро вызволен из ГУЛАГа, писал в то время вокальный цикл на тексты из еврейской народной поэзии...

В.Ю. 1953 год с его пресловутым "делом врачей" вошел в историю как кульминация государственного антисемитизма в СССР. "...По глумливому советскому обычаю, - писал Александр Солженицын, - от видных советских евреев стали вынуждать подписи под письмом в "Правду" - с резчайшим осуждением козней еврейских "буржуазных националистов" и одобрением правительства. Под письмом было собрано несколько десятков подписей. (Подписали, в частности, М.Ромм, Д.Ойстрах, С.Маршак, Л.Ландау, В.Гроссман, Э.Гилельс, И.Дунаевский...)".

Как вы относитесь к предположению о том, что Давид Федорович вынужден был тогда подписать скандально известное Обращение советских евреев, клеймящее "врачей-вредителей"?

И.О. В конце января 1953 года отец пришел домой чрезвычайно взволнованный и бледный и сказал мне, что отказался подписывать коллективное письмо.

В.Ю. Существовали две версии письма-обращения. Первая - от 27 - 29 января и вторая, появившаяся 20 февраля 1953 года - после известного письма Ильи Эренбурга к Сталину, в котором он утверждал, что антиеврейская кампания может подорвать авторитет СССР как лидера международного движения сторонников мира. Текст обеих версий обращения был опубликован лишь сравнительно недавно. При этом назывались имена лишь нескольких человек, которые отказались подписать его: писатели Вениамин Каверин, Илья Эренбург, поэт Евгений Долматовский, певец Марк Рейзен, генерал Яков Крейзер, профессор А.Иерусалимский, экономист Евгений Варга.

В электронной публикации Международного фонда "Демократия" (Фонд Александра Н.Яковлева) имя Ойстраха содержится под текстом второй редакции. В книжной публикации фонда обе версии обращения приведены с подписями, включающими имя Ойстраха.

И.О. Мне знакомы названные публикации, но они не убеждают меня. Я всегда верил отцу.

В.Ю. Не думаете ли вы, что в воспитательных целях Давид Федорович предпочитал не делиться до конца с вами, двадцатилетним тогда юношей? Рассказывая о взаимоотношениях Дмитрия Шостаковича с его сыном Максимом, Курт Зандерлинг говорил: "Воспитание детей в диктаторских режимах - вещь очень сложная. С одной стороны, вы должны учить их смотреть критически на все, что происходит вокруг, имея в виду политическую ситуацию. С другой - дать им понять, сколь осторожны должны они быть, обсуждая подобные проблемы. И я думаю, что Шостакович рассказывал сыну гораздо меньше, чем, к примеру, своим друзьям, по той простой причине, что оберегал его от опасности".

И.О. Согласен, что Курт Игнатьевич, бежавший из фашистской Германии и живший долгие годы в СССР, а позднее - в Германской Демократической Республике, имел достаточно опыта относительно диктаторских режимов. Но согласитесь и вы: отцу моему не было никакого резона обманывать меня, говоря, что он не подписал обращение. Ведь если бы он действительно поставил под ним свою подпись, я увидел бы ее через несколько дней на первой странице "Правды".

Хорошо известно, однако, и другое: в те времена, когда подписи требовались, - они печатались! Если бы отец увидел под публикацией обращения свою подпись, у него были бы все основания воскликнуть, как сделал это в 1937-м Пастернак: "Меня убили!"

В.Ю. Вот ради чего и ведем мы с вами здесь весь этот разговор. Смешно было бы осуждать из нашего сегодня тех, кто вынужден был в те годы подписывать подобные пасквили. Куда важнее осознать, с какими нравственными страданиями сопряжена была для Давида Федоровича, как и для каждого выдающегося деятеля советской культуры, жизнь под гнетом власти, чего стоило ему при этом сохранять незамутненность тона своей скрипки.

Продолжая разговор о политическом контексте творчества Ойстраха, напомним, что далеко не безоблачными для советской культуры в целом и для Ойстраха в частности оказались также десятилетия, последовавшие за докладом Н.С.Хрущева ХХ съезду КПСС с разоблачением культа личности Сталина. Всевидящий глаз власти пристально следил за Ойстрахом, за его зарубежными гастролями.

И.О. С отцом, как и со всеми выезжавшими за рубеж советскими музыкантами, постоянно ездил представитель "компетентных организаций" или, как их называли в то время, "музыковед в штатском". "Володя (Ямпольский. - И.О.) живет в одной комнате с нашим третьим товарищем - Столповским", - писал отец из Копенгагена в 1955 году.

В.Ю. Следила Власть и за выступлениями Ойстраха в печати. Резкое недовольство вызвала его статья в "Советской культуре" о впечатлениях от американских гастролей 1955 - 1956 годов. В докладной записке Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС, в частности, говорилось: "По словам автора этой статьи, Соединенные Штаты Америки являются ныне центром музыкальной культуры, располагают самыми тонкими знатоками музыки и выдающимися виртуозами-исполнителями мировой классики. В статье дана исключительно высокая оценка американским оркестрам. Автор статьи не пожалел красок для характеристики отдельных исполнителей. Он с восторгом пишет, что его слушали знаменитые и выдающиеся американские скрипачи Миша Эльман, Натан Мильштейн, Исаак Штерн, Тосси Спиваковский, Фриц Крейслер. Содержание статьи проникнуто восхвалением американской буржуазной культуры. Полагали бы необходимым указать главному редактору "Советской культуры" т. Данилову на то, что редакционная коллегия допустила ошибку, опубликовав восторженную статью Д.Ойстраха о музыкальной жизни США, и на очередном совещании редакторов центральных газет обратить внимание на недопустимость публикаций таких статей на страницах советской печати. Зам. зав. Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС В.Московский, зав. сектором Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС П.Романов".

Документ получил весьма примечательную резолюцию: "Тов. Поликарпову. В записке агитпропа не сказано главного: правдива ли статья Д.Ойстраха или она приукрашивает положение дел. Без этого нельзя решить вопрос: нужно ли делать указания редакции. Каково мнение музыкантов. Д.Шепилов".

"Тов. Поликарпову. Прошу поговорить с т. Даниловым в духе этой записки (ее выводов). Д.Шепилов. 02.03.1956".

Дальнейшего развития дело это, по-видимому, не получило. Сам Ойстрах не имел о нем, по всей вероятности, никакого представления.

Актом публичного протеста названа одним из западных авторов опубликованная Ойстрахом в том же 1956 году статья о замалчивании официальной советской критикой Первого скрипичного концерта Дмитрия Шостаковича и о трусливой позиции других скрипачей, не решавшихся обратиться к этому концерту. Куда с большим основанием актом протеста Ойстраха можно назвать осуществленные им премьеру этого концерта - пусть даже после семи лет вынужденного молчания - в Ленинграде в конце 1955 года и последующие исполнения его в Нью-Йорке и Москве. Мог ли не знать Ойстрах, что всего за год до премьеры шостаковичевского концерта был разгромлен журнал "Новый мир", что потерпела провал попытка Зощенко защитить себя от власти?

...1962 год. Гастроли Ойстраха в США совпали с неделями Карибского кризиса. Первый его концерт состоялся 16 октября в Корнельском университете в Итаке через два дня после того, как американский разведывательный самолет У-2 сделал фотосъемку, которая удостоверила Америку в том, что на Кубе устанавливаются советские ядерные ракеты. На следующее утро, 15 октября, президент США Джон Кеннеди собрал в Белом доме совещание высшего руководства страны, которое продолжалось до 20 октября. Роберт Кеннеди, брат президента, записал в тот день: "Планирую Перл-Харбор".

21 октября Ойстрах играет концерт в Вашингтонском Constitution Hall, в четверти мили от Белого дома. Президент Кеннеди выступает 22 октября по телевидению с угрозой блокады Кубы и грубыми нападками на СССР. 42 советские ракеты были уже к этому времени смонтированы на Кубе и приведены в боевую готовность.

23 октября Ойстрах выступает в Оберлине. В тот же день Н.С.Хрущев направляет Кеннеди письмо с обоснованием тактики СССР как необходимой меры защиты Кубы и с призывом к мирному урегулированию конфликта. В ответном письме Кеннеди 24 октября подтверждает намерение США блокировать Кубу.

Этот день был Днем Организации Объединенных Наций. В первом отделении торжественного концерта в ООН Симфонический оркестр Ленинградской филармонии исполнил под управлением Геннадия Рождественского Пятую симфонию Чайковского, во втором - Давид Ойстрах и Фрида Бауэр cыграли "Крейцерову сонату" Бетховена. После концерта Ойстрах остался в зале и присутствовал при обсуждении Советом Безопасности Кубинского вопроса

27 октября над Кубой был сбит американский самолет-разведчик. Пилот его погиб. Пружина конфликта раскалилась до предела. Назавтра в Ворчестере в программе Детройтского оркестра во главе с Полем Пареем Ойстрах играет Концерт Бетховена. На "бис" звучит "Лабиринт" Локателли. Никакие хитросплетения этого лабиринта не могли однако идти в сравнение с тонкостями политической игры, время которой исчислялось уже не днями, а часами. На ночь с 29-го на 30 октября американцами была запланирована бомбардировка советских ракетных установок...

Последующее развитие событий хорошо известно: у руководителей двух стран хватило мудрости предотвратить катастрофу. 28 октября Хрущев принял предложение Кеннеди: СССР демонтирует и увозит обратно ракеты в обмен на обещание США о ненападении на Кубу. Мир узнал о своем спасении в тот же день из выступления Хрущева по радио. 30 октября в городе Ролей Ойстрах снова играл с Симфоническим оркестром Ленинградской филармонии под управлением Рождественского. В зале присутствовали около 14 тысяч слушателей. Пятый скрипичный концерт Моцарта словно символизировал спасение мира, который висел на волоске над пропастью ядерной катастрофы. 1 ноября с огромным успехом прошел сольный концерт Ойстраха в Нью-Йоркском Carnegie Hall.

...23 декабря 1962 года. Большой зал Дворца изящных искусств в Брюсселе. По приглашению специального комитета, в состав которого входили, среди прочих, королева Бельгии Елизавета, Франсуа Мориак и Арнольд Цвейг, Леопольд Инфельд и Нильс Бор, Дмитрий Шостакович и Пабло Казальс, Давид Ойстрах играет в концерте в фонд памятника жертвам Освенцима. В зал была приглашена из разных стран большая группа бывших узников Освенцима. Дамы сидели в открытых платьях, оголявших их руки, на которых видны были лагерные номера...

Приглашение принять участие в концерте в пользу жертв фашизма получил однажды и Натан Мильштейн. Исходило оно от Клаудио Аббадо и Маурицио Поллини. Скрипач ответил, что согласится выступить с условием, что такой же концерт будет организован в пользу жертв сталинизма. Ответа не последовало. Сыграть в концерте памяти жертв сталинизма не доведется и Ойстраху...

...В августе 1968 года, прервав Пражскую весну в политической жизни Чехословакии, в нее вторглись советские войска...

И.О. Чешские события, как и недели Карибского кризиса в 1962 году застали его за рубежом. Вместе со Святославом Рихтером и Мстиславом Ростроповичем принимал он участие в гастролях в Лондоне Госоркестра СССР под управлением Евгения Светланова. 21 августа, в день вторжения советских войск в Чехословакию, Ростропович играл Виолончельный концерт Дворжака, что было невольно воспринято аудиторией как акция протеста.

Гастроли отца в Великобритании продолжались до середины сентября - в те как раз недели, когда весь мир только и говорил о насильственно прерванной Советами Пражской весне.

В.Ю. На музыкальной "Пражской весне" следующего, 1969 года ветеран фестиваля Давид Ойстрах ограничился единственным концертом. Ни в 1970, ни в 1971 он в Прагу не приезжал и лишь в 1972 снова появился на фестивале.

И.О. 1968 год с самого своего начала оказался для отца не самым радостным. Его 60-летний юбилей, исключительно тепло встреченный всеми друзьями и поклонниками, был однако замолчан официальными инстанциями и прессой.

В.Ю. Были тому определенные причины. В СССР развернулась новая кампания антисемитизма - на этот раз под лозунгом борьбы с сионизмом, который был приравнен к фашизму. В начале 1968 года во время гастролей Ойстраха в Америке ему сообщили, что по возвращении в Москву он должен будет поставить свою подпись под документом, осуждающим правительство Израиля, которое призывало евреев всего мира возвратиться на свою историческую родину.

Давний друг Давида Федоровича американский скрипач Генри Темянка, встретивший его тогда в Нью-Йорке, вспоминает, что он был глубоко подавлен. "Вы, конечно, откажетесь поставить свою подпись", - сказал ему коллега. После длительной паузы Ойстрах отвечал: "Знаете ли вы, что случится со мной, если я откажусь? Прежде всего, они могут запретить мне гастролировать за рубежом, что, как вы знаете, является для меня огромной радостью. Но это будет только начало. Они могут сделать из меня не-человека, заставить меня оставить педагогику и концертирование внутри России на основании того, что я стал умственно или физически несостоятельным. Я мог бы противостоять всем этим испытаниям, если бы подверженным им был я один. Но я обязан думать о своем сыне, о своем маленьком внуке и также о сестре моей жены и других ее родственниках".

И.О. Возвратившись в феврале в Москву, отец не подписал сфабрикованное письмо евреев - видных деятелей культуры.

Не прошло и месяца после замолчанного юбилея отца, как 27 октября 1968 года, во время его гастролей в Италии, была взломана и ограблена родительская квартира. Забраны были деньги в различной валюте, драгоценности, в том числе подаренный Ататюрком золотой портсигар, шахматы с золотыми и серебряными фигурами - подарок королевы Елизаветы Бельгийской, символический ключ от Иерусалима, ордена, фотоаппараты и часы, концертные дневники, почетные дипломы, фотографии знаменитых музыкантов с дарственными надписями, новейшая звукозаписывающая техника и тщательно собранные со всего мира грамзаписи... Нетронутыми остались, к счастью, лишь бесценные скрипки...

В.Ю. В истинном характере "кражи" можно было утвердиться, когда три месяца спустя все "похищенные" сокровища - без единой утраты! - были "найдены" и возвращены Ойстраху. Мысль о том, что случившееся - наказание компетентных органов за отказ Ойстраха участвовать в антиизраильской кампании, первым высказал ему первый скрипач Квартета имени Бородина Ростислав Дубинский. Позднее он расскажет об этом в изданных в Америке воспоминаниях "Бурные аплодисменты".

Прав был Генри Темянка, утверждая, что "...ничто не способствовало в большей степени разрушению здоровья Ойстраха, чем жестокие интриги и давление со стороны советского режима".

В 70-е годы Ойстраху суждено было прожить неполных четыре года. То было время закрытия экспериментальной киностудии Григория Чухрая, вынужденного молчания сценариста и режиссера Александра Аскольдова, отчаянной борьбы с Властью возглавлявшего театр "Современник" Олега Ефремова, время вынужденной эмиграции Виктора Некрасова, Наума Коржавина, Александра Солженицына, Андрея Тарковского, Юрия Любимова, Иосифа Бродского, Мстислава Ростроповича. Как реагировал на все это Давид Федорович?

И.О. Разумеется, отец все это знал. Каждое из названных событий сказывалось новым рубцом на его сердце.

В.Ю. Ойстрах сам признавался, что не принадлежит к борцам с Властью. Вот как рассказывает об этом Галина Вишневская: "Когда у нас на даче в 1969 году поселился Солженицын, наш друг и замечательный скрипач Давид Ойстрах сказал: "Я не стану перед вами кривить душой и скажу откровенно, что я бы этого никогда не сделал. Я честно говорю вам, что я боюсь. Мы с женой пережили 37-й год, когда вся Москва по ночам ждала ареста. В многоэтажном доме, где мы жили, в подъезде в конце концов только моя квартира и квартира напротив, через площадку, оставались нетронутыми. Все остальные жильцы были арестованы. Я ждал ареста каждую ночь, и у меня для этого случая были приготовлены теплая одежда и еда на несколько дней. Вы можете себе представить, что пережили мы, слушая по ночам приближающийся шум автомобилей и стук парадных дверей. В народе эти черные машины называли "маруси". Однажды "маруся" остановилась у нашего парадного входа... К кому? К нам - или к соседям? Больше никого нет. Вот хлопнула дверь внизу, потом заработал лифт, наконец на нашей площадке остановился. Мы замерли, прислушиваясь к шагам. К кому пойдут? Позвонили в квартиру напротив... С тех пор я не боец..."

Вспоминая через много лет об этой исповеди Давида Федоровича, Мстислав Ростропович добавляет к словам Вишневской: "Ойстрах признался мне, что те 15 секунд, когда было неясно, куда они шли, сделали его "нечеловеком", и это было характеристикой всего поколения. Вдумайтесь: гениальный скрипач, признанный во всем мире, понял, что его не защищает никто, и готов подписать любой пасквиль, который потребуется режиму".

И.О. В словах этих - явный перехлест. Как мы видели, и в 1953-м, и в 1968 годах отцу хватало мужества, чтобы не подписать нужные власти пасквили. Во многих ситуациях он предпочитал, однако, хранить молчание.

В.Ю. Совершенно прав Геннадий Рождественский, утверждая, что "...если бы Ойстрах не молчал, мы не услышали бы его скрипку".

Каково же было отношение Власти к Давиду Ойстраху? Чем был он для Власти - именно "чем", вовсе не "кем"? Отношение Власти к Ойстраху основывалось на понимании, сколь велико воздействие его искусства на формирование сознания советских людей и на создание и поддержание во всем мире образа страны Советов. Ойстрах был для Власти отличным инструментом для проведения своей политики в жизнь. На Западе Ойстраха не раз называли заложником советского режима, сравнивали с немецким пианистом Вальтером Гизекингом - заложником режима Третьего рейха, подчеркивая при этом, что Сталин куда активнее Гитлера использовал культуру как средство пропаганды своих идей. Ойстрах был, увы, не единственным заложником Сталина. "У Гитлера есть Геббельс, а у меня - Гилельс", - сказал однажды тиран, ласково обнимая великого пианиста.

В.Ю. Ойстрах прекрасно сознавал, сколь губительна для советской культуры ее многолетняя изоляция от мирового культурного процесса. "Думаю, это был период, довольно печальный в истории нашего исполнительского искусства, - говорил Давид Федорович с присущей ему мягкостью формулировок. - Он несколько затормозил в те годы развитие наших взглядов на скрипичную педагогику, художественные процессы исполнения на скрипке и так далее".

И.О. Но даже и после того, как в железном занавесе были пробиты весьма ощутимые бреши, тормоза культурному обмену, которые чинились артистам Министерством культуры СССР и Госконцертом, продолжали работать весьма исправно. Это и пресловутое положение о 90 днях, больше которых нельзя было в течение года гастролировать за рубежом. Это и невозможность выступать в одной стране чаще, чем раз в три года. Это и бесконечные - одним больше, другим меньше, но отец вовсе не был здесь исключением: препятствия выездам на гастроли, для участия в фестивалях, записях, мастер-классах. Я уж не говорю о том, как беспардонно обкрадывались властью советские музыканты.

В.Ю. "Как жаль, что таким большим артистам, как Ойстрах, платили так мало денег", - сетовал в беседе со мной дирижер Зубин Мета. "Ойстрах был старше меня, - рассказывал он, - но сумел построить наши отношения таким образом, чтобы я этого не чувствовал. Мы были настоящими друзьями. Помнится, встретились мы в Стокгольме, мне захотелось пригласить Ойстраха в ресторан, чтобы посидеть, пообедать, пообщаться. Я, конечно, понимал, что как человек более старший, он будет, быть может, обижен таким приглашением. Он же пригласить меня не мог - у него не было денег. Мы как-то без лишних слов осознали эту ситуацию, накупили всякой всячины и прекрасно пообщались в отеле..."

Старинная пословица гласит: "Чтобы ужинать с чертом, надо иметь длинную ложку". В руках Ойстраха была не ложка, а смычок. Не видя, как и многие другие, возможности сопротивления власти, пытаясь приспосабливаться к обстоятельствам, он следовал, как писала Лидия Гинзбург, "общечеловеческим закономерностям поведения социального человека". На компромисс с властью шел он не ради самого себя, не ради семьи только, но прежде всего во имя своего искусства. За право остаться самим собой Ойстрах не заплатил, подобно многим соотечественникам, жизнью или вынужденной немотой, но платить власти вынужден он был постоянно. Не только тем, что аккуратно отдавал в Госконцерт свои зарубежные гонорары. Власть облагала его более тяжким оброком. Он платил его даже тогда, когда молчал, платил внутренней раздвоенностью, нестерпимо мучительной для поборника внутренней гармонии. А если пытался не молчать, действовать вопреки власти, она без промедления карала его - вспомним кражу 1968 года.

Для кого и о чем пела скрипка Ойстраха

Гармоничность натуры Ойстраха, ясность и целостность интерпретаций музыканта, излучаемое его смычком Добро, рождали порой обманчивое представление, будто музыкант и не пытался отразить в своем искусстве жестокость окружающей действительности. Вывод о непротиворечивости художника ошибочен, если делается он на основании одной только его творческой практики.

Мысль эта находит прекрасное подтверждение в творчестве таких выдающихся артистов, как Галина Уланова и Давид Ойстрах. При всей несхожести балета и скрипки, было нечто неуловимо общее в их искусстве, в характере его воздействия на современников. Опросив множество поклонников Улановой, режиссер - автор телевизионного фильма о ней - Алексей Симонов констатирует: "...Говорят не о танце, не о виртуозности или одухотворенности балерины, говорят об ожоге, ознобе, ошеломлении, восторге, слезах - говорят о себе. Что-то такое было в улановском искусстве, что восприятие его становилось фактом биографии зрителя..."

Сказано будто об Ойстрахе. Именно фактом биографии становились для множества слушателей встречи с его искусством.

Ойстрах и Уланова не разделили судьбу многих своих современников, для которых талант сделался "бубновым тузом на одежде каторжника" в системе их отношений с властью. Искусство призвано было, по мысли Власти, активизировать народ на новые трудовые подвиги. Скрипка Ойстраха вполне отвечала этому социальному заказу, вызывая в каждом слушателе прилив творческой энергии. Однако творчество его, как и творчество Улановой, озадачивало некоторых современников, казалось им начисто лишенным внутренней конфликтности. К кому, вопрошали они, обращены неуемная восторженность ойстраховской скрипки и "бесконфликтность" танца Улановой, так контрастировавшие с мрачной атмосферой советской действительности? Неужели к одним только гедонистам, которые превыше всего почитали радость пищеварения? Неужели к слепцам, не видящим ничего дальше собственного носа? Неужели - страшно даже сказать - к вершителям кремлевских порядков и нравов?

Конечно, нет. Искусство Ойстраха и Улановой обращено было ко всему народу и воспринималось им как панацея. Потому что не довольствовалось их искусство отражением жизни, какой была она за стенами театров и концертных залов. Потому что пересоздавало жизнь, и представала она перед зрителями и слушателями такой, какой рисовалась артистам в идеале.

Как замечено было русским философом Иваном Ильиным, кто берет у людей свободу, тот лишает их всех источников добра. Чем агрессивнее Власть иссушала, обескровливала эти источники, тем большее значение приобретала миссия таких артистов, как Ойстрах и Уланова, чье искусство неустанно восполняло их. Возвышало попранную Властью личность человека. Более того незамутненная ясность скрипки Ойстраха, идеальная чистота танца Улановой рождали взрывную конфликтность с дисгармонией окружающего мира и именно так воспринимались наиболее чуткими зрителями и слушателями.

Ойстрах и Рихтер, Гилельс и Ростропович, Уланова и Плисецкая - каждый из них жил, руководствуясь собственным кодексом взаимоотношений с властью. Но какими бы разными ни представлялись эти кодексы, объективной предпосылкой противостояния власти каждого из этих великих артистов становился уже их гений. Верно ведь сказано, что советская власть породила своего могильщика, и могильщиком этим сделалась советская культура. Власть Музыки оказывалась сильнее диктата Власти.

ПУБЛИКАЦИЯ

• Диктат власти и власть Музыки
  К 100-летию со дня рождения Давида Ойстраха