"И долго буду тем любезен я..."

Молодые писатели о Пушкине

КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ

Елена ГАРЕВСКАЯ
Татьяна КОВАЛЕВА
Фото ИТАР-ТАСС

Скульптура юного А.С.Пушкина в музее-заповеднике "Михайловское"

6 июня исполнятся 210 лет со дня рождения великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Его юбилеи, ознаменованные одним или двумя нулями, отмечали с той или иной степенью пышности и осознанности. Все значимые для нашей страны даты переживают неизбежную - разными поколениями по-разному воспринимаемую - трансформацию. День Победы - это Георгиевская ленточка, привязанная к антенне автомобиля или к рюкзаку-сумке молодых людей. Форма - и даже мода - есть, а содержание модифицируется. То же самое происходит с восприятием еще недавно не просто важной, но практически обожествляемой для русской культуры персоной - Пушкиным. Любая более или менее значимая дата, связанная с его жизнью, в нашей газете непременно отмечалась. На этот раз мы решили опросить современных литераторов, пишущих по-русски, которые не достигли 37 лет - возраста гибели Пушкина. Вопрос был незамысловатым: "Что такое для вас Пушкин сегодня?" Полученные ответы выявляют новые тенденции.

Денис БУГУЛОВ :

- Для меня Пушкин значит очень много. Прежде всего это детство и мое первое проникновение в поэзию. Завораживающая мелодика его стихов, когда я 5 - 6-летним бродил, приставая ко всем, чтобы отгадали, какое именно стихотворение я гудел себе под нос. Это были стихи, заученные из книжки "Зимняя дорога", которую читала мне мама. Фразу про то, "как синица тихо за морем жила", я повторял тысячу раз, она уносила меня куда-то так далеко, что и возвращаться не хотелось, я чувствовал вкус чего-то совсем иного. И это, по-моему, главное. Потому что в жизни очень важно поймать какой-то другой, незнакомый тебе вкус. Именно это ориентирует нас в мире. Пушкин - это возможность поймать вкус не этой, а какой-то гораздо более высокой жизни. Не уверен, что его времена были такого вкуса, какими воспринимаем их мы, но слава богу, что он дает нам шанс это попробовать.

Сегодня Пушкина и в России, и в Осетии, откуда я родом, сделали знаковой или, как теперь говорят, брендовой фигурой, и это выхолащивает содержание, суть его личности и творчества. Так же, как в школе, прочитав что-то из-под палки, мы потом надолго, если не навсегда, оказываемся отгороженными от этого произведения. Помню, как на 200-летний юбилей вокруг Александра Сергеевича развернулась гигантская истерия, из него лепили социально значимую современную личность, и свой яростный протест по этому поводу. За такими громкими "акциями-кампаниями" теряется самое важное, уходит сокровенное. Пушкин не жупел нашей истории, а великий наш поэт. Но постичь это и искренне его любить становится нельзя, если в тебя очень плотно вбивают формальную "любовь".

Западные переводчики говорят: что особенного в вашем Пушкине, он так прост, даже банален. Но магия его поэзии не только в словах и смыслах, а в неповторимой мелодике и ритмике стиха, что почувствовать и принять может, наверное, лишь тот, кому близок и дорог русский язык. Без Пушкина быть ни писателем, ни поэтом, по-моему, невозможно.

Я счастлив своими разновременными открытиями Пушкина: младенческим - с мамой, постарше - школьным, когда был зачарован "Евгением Онегиным" и взрослым знакомством с ним через Марину Цветаеву. Ее очерк "Мой Пушкин" отворил мне новую створку для проникновения в пушкинский мир. Сейчас перечитываю и учу Пушкина со своим

7-летним сыном, его глазами и сердцем. И Пушкин сокровенен уже для нас двоих.

Мне нравится, что Пушкин, ничего не выдумывая, гениально переложил народные сказки в поэзию. Как здорово получилось. В этом его неотразимая мощная сила. А для нас это образцовая модель и литературный резерв - брать исконное мифологическое и воплощать в современность.

Дмитрий ГЛУХОВСКИЙ :

- Для большинства Пушкин сегодня - это прежде всего замыленное клише: "Пушкин - наше все!", "Пушкин кыш, Пушкин пыш, Пушкин тохтамыш!" (в переводе с казахского означает: "Пушкин жил, Пушкин жив, Пушкин будет жить. - Ред.). За этим теряется то, каким он был человеком. А он был, во-первых, и прежде всего остро талантливым, во-вторых, большим жизнелюбом, бабником и гурманом, любителем острых ощущений. Мне кажется, что именно эта живая человеческая составляющая в нем наиболее важна, именно она делает его таким выигрышным и интересным. При этом Пушкин - не циник, как Лермонтов, и не зануда, как Толстой. Ценность Пушкина в том, что и 170 лет спустя видишь живого талантливого человека, который, несмотря на большое количество бронзовых памятников, не забронзовел.

Евгений МОСКВИН :

- Пушкин для меня - великий поэт, вне всякого сомнения. В нынешней литературной среде такие столпы поэзии, как Пушкин, вообще говоря, не то что даже утрачивают свою ценность, - к ним, скорее, обращаются очень мало: чисто словесно, в разговорах и обсуждениях чего-либо, потому что убеждены, что это только фундамент и старт. Что там, в позапрошлом веке, все уже сказано. Предпочитают обсуждать современников. Считаю, это очень большим упущением, хотя бы по той причине, что нынешняя писательская среда, сама того не замечая, таким образом дистанцируется от народа. А ведь Пушкин, Лермонтов, Есенин - народные поэты.

Большинство же сегодняшних поэтов в результате становятся страшно далеки от народа. Писать стихи, ходить на литературные семинары, посещать вечера и без конца "тусоваться"... - ценность этого всего сомнительна, тем более если это не несет никакой пользы обществу...

Если же сравнивать трех упомянутых великих поэтов, то последние два мне все-таки ближе... своей большей импульсивностью и балансированием на грани, наверное, загадочностью душ.

Мария РЫБАКОВА :

- Пушкин для меня - поэт моего детства (юношества - Лермонтов). Читала я его, как читают в детстве: не примеривая мысли и чувства на себя, а принимая все как должное, отдельно от меня существующее и часто непонятное, но с налетом сказки. И поскольку книжка была с иллюстрациями, то стихи и картинки сливались в одно целое. Я знала, что Пушкин жил в XIX веке, и это время казалось былинным, как Лукоморье.

Только один раз я почувствовала более глубокую связь между собой и предметом чтения. Вечером я сидела на кровати, читая письмо Татьяны Онегину. На противоположной странице была картинка: простоволосая девушка в длинной ночной рубашке пишет гусиным пером на листе бумаги при свече у себя в спальне. Я, на кровати, читала то, что она, в спальне, писала: написанное было письмом.

В том возрасте сама я никому писем не писала, лишь, по настоянию взрослых, открытки или поздравления с праздниками, все, в общем-то, из-под палки. Впервые, глядя на иллюстрацию, я поняла, что письмо может быть жестом, отчаянным поступком. (Уже тогда, лет в десять, казалось необычным, что героиня делает первый шаг по направлению к герою, ибо в сказках всегда было по-другому, за исключением одной - "Финист - Ясный сокол".) Если бы не письмо Татьяны и не эта картинка, возможно, я никогда бы не начала писать; письмо, в любом значении этого слова, есть акт любви. И уже тогда, детским умом, запомнилось колебание Татьяны между двумя возможностями, о которых она пишет Онегину:

1) ты являлся мне в молитвах, ты присутствовал незримо при каждом моем добром деле, ты мне послан Богом;

2) или я ошибаюсь, и ты - ничто, ты искуситель, и весь восторг - лишь плод моего воображения.

Когда мы по-настоящему знаем человека: в момент любви или когда можем взглянуть на него беспристрастно? Хотя Татьяна и замечает позже, что Онегин, возможно, "пародия", ответа на этот вопрос в романе нет. Возможности перетекают одна в другую, как будто существуют две правды: правда любви (Татьяна в начале, Онегин в конце) и правда объективности (Онегин в начале, Татьяна в конце). Человек сам решает, какой правде следовать, и этот выбор пускает его жизнь по одному из двух возможных русел. Эту тему, намеченную Пушкиным в романе, мне хотелось бы развивать и в дальнейшем: как жизнь колеблется от любви и подвига - к обыденности и отчаянью - и обратно.

Герман САДУЛАЕВ :

- Пушкин для меня мало интересен как поэт. Все же поэзия - это в значительной степени форма. А после Гумилева возвращаться к Пушкину, рифмовать прелестно и чудесно... Нет, слишком наивно. Но Пушкин важен как основатель русской прозы. И не "Капитанской дочкой" даже, а "Дубровским". Вот ведь вроде какая безделица - всего-то сделал кальку с французского авантюрного романа. А невзначай получилось, что по самой русской сути. И вечного героя вывел и задал проблематику на века. Для меня "Дубровский" Пушкина - начало серьезной русской прозы. С тем нас всех и поздравляю. По случаю очередной годовщины великого афро-русского писателя Пушкина.

Эльчин САФАРЛИ :

- В детстве я никак не мог понять шумихи и обожания, которыми окружен Пушкин. Ну поэт и поэт - по мне, так Лермонтов гораздо лучше. В подростковом возрасте, перелистывая Цветаеву, я недоумевал, не в силах разгадать этой ее любви к поэту. Сама Цветаева мне тогда была гораздо ближе. И даже читая на летних каникулах наперегонки с двоюродной сестрой "Онегина", я, признавая талант его автора, все еще считал, что все "ахи" надуманны, и вместе с Маяковским готов был скинуть Пушкина с "корабля современности". И похихикивал над рассказиками Горчева, высмеивающими пыл пушкинистов. И только сейчас, спустя годы, я начинаю осознавать масштаб личности Пушкина. То, как яростно и вольно он прожил свою недолгую жизнь, как оставался преданным высоким идеалам, несмотря на то, что не находил их отражения в обществе, которое его окружало. Как уходила молодость, уходили друзья, распадалось лицейское братство, мельчала жизнь, а он оставался таким же увлеченным, кудрявым, с горящими глазами, Поэтом и мужественно терпел все испытания. И с каждым годом Пушкин становится мне все ближе и роднее. Наверное, не так, как он был дорог Цветаевой, начинавшей свой творческий разбег от "памятник-Пушкина", - у меня в детстве были другие ориентиры: Низами и Гусейн Джавид, - но и мое творчество, коль скоро я пишу на русском языке, опирается на культурный пласт, почва для которого была подготовлена Пушкиным... А впрочем, дело даже не в том, что он сформировал новый литературный язык, сроднив его с живой речью, - современный язык, который после Пушкина мы уже и воспринимаем как родной, русский. Просто только сейчас я стал готов понять его обыденную, ежедневную лиричность. Умение найти природной красоте словесную параллель, столь же утонченную. И только сейчас я по-настоящему осознаю глубину его чувств, хотя бы все то же "...как дай вам бог любимой быть другим".

Александр СНЕГИРЕВ :

- Для меня Пушкин - это, как ни странно, русская усадьба. Хоть Александр Сергеевич и был до мозга костей жителем столичным, подаренный мне в детстве яркий альбом болдинских фотографий, воссоздающих ту памятную осень, плюс живописная картина, где Пушкин читает стихи чуть ли не Арине Родионовне, находясь в зале типичном для русской усадьбы первой половины XIX века, превратили для меня великого русского поэта в ценителя и знатока жизни на природе.

Образ завершило стихотворение про снег, лежащий "великолепными коврами", и шалуна,

отморозившего пальчик.

Пушкин - это русская легкость. Мне восемь лет, родители взяли меня с собой в турпоездку по Азербайджану. Конец Советского Cоюза, сепаратизм, нефтедобыча, пачки наличных, которые местные гуляющие по пляжу "волосачи" затыкали за резинки дико модных шортов-бермуд. "Икарус", теплая пепси-кола. И в центре всей этой начинающей закручиваться воронки истории - мой папа, читающий мне вслух "Капитанскую дочку".

Кончилось путешествие - кончилась повесть. Вот так книга! "Не оторваться"! Вот истинный пример замечательной, прелестной легкости, с которой, думаю, надо жить в России. В каждом слове улыбка, с которой любят, предают, идут против залпов картечи, поднимаются на плаху, сжигают барские усадьбы и совершают прочие яркие поступки и действия, свойственные нашей своенравной стране.

А еще Пушкин - это сказки. Папа читал мне "Руслана и Людмилу", "Сказку о царе Салтане" и "О рыбаке и рыбке" все первые годы моей жизни. Силу пушкинского слова поддерживала тяжелая артиллерия прекрасных иллюстраций. Чтобы приучить меня - ребенка - к гениальной поэзии, папа - хитрец и эстет, покупал книжки с самыми яркими, художественно совершенными картинками. Интересно, что иллюстрации не подменяли пушкинские образы, а дополняли и развивали их. В итоге в моей маленькой голове рождались свои собственные картины. Например, до сих пор, глядя на башни Кремля, крытые зеленой черепицей, я думаю, что это скорлупки от орешков, которые грызла "чудо-белочка". Хотя у Пушкина "скорлупки золотые", а "ядра - чистый изумруд", цвет изумрудов в моем воображении отошел к скорлупкам, а те, в свою очередь, пошли на стройку главного замка страны.

Вот так легко и непринужденно Александру Сергеевичу Пушкину удалось сделать мой персональный мир сказочным и незабываемым. Навеки.

Глеб ШУЛЬПЯКОВ :

- Пушкин задал идеальный канон деятельности автора в пространстве, именуемом Литературой. Для меня этот канон чрезвычайно актуален именно сегодня. Это, во-первых, канон жанровый: в том, что поэту в литературе подвластны все жанры и никакого противоречия между ними быть не может. Во-вторых, издательский: если хочешь читать то, что считаешь важным и нужным, издавай свой журнал, канон в отношении критики. В-третьих: что мнение критика за редким исключением ничего не стоит, поскольку от критика по определению скрыты механизмы создания Произведения, то есть самое главное. Канон в отношении с читающей публикой - никогда не идти у нее на поводу, поскольку ее запрос, ее мнение стоит еще меньше, чем мнение критика. Канон в отношениях с коллегами по цеху - игнорировать повсеместно распространенную в среде литераторов глупость и пошлость и всячески приветствовать новый талант, новую мысль. Канон в отношении с властью - очень актуальный в наше время, который заключается в том, что любое пересечение поэта с властью всегда будет не в пользу первого. И так далее. Что я хочу сказать? Если бы этого канона хоть немного придерживались многие современные писатели, литература, возможно, находилось бы не там, где она сегодня, увы, находится.

КЛАССИКИ И СОВРЕМЕННИКИ

• "И долго буду тем любезен я..."
  Молодые писатели о Пушкине

КОНФЛИКТ

• Судьба земли повсюду та же
  Музей-заповедник "Михайловское" оказался в центре скандала

НОВИНКИ

• По Пушкинским местам

ХРОНИКА

• Пушкинская премия - питерцам
• Пушкинская премия - питерцам
• Съезд потомков
• Автограф поэта