Привычка - тоже счастье
"Три года". "Студия театрального искусства"
Наталия КАМИНСКАЯ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ
 |
| Сцена из спектакля |
Названия, которые выбирают для постановок "женовачи", методичным образом соотносятся с этапами жизни молодой "Студии театрального искусства". Так, начали в свое время "Захудалым родом" Николая Лескова, а речь при этом вели о родовых признаках высокой пробы, вполне сознательно настаивая при этом на собственных высоких намерениях в искусстве. Новоселье отметили "Битвой жизни" Чарлза Диккенса, рождественской историей о том, что жизнь есть битва за торжество добрых помыслов и действий. Нынче же, когда новому московскому театру-студии исполняется три года, в нем поставлена чеховская повесть с таким названием. "Три года" - повесть не из самых известных и, скорее всего, не из самых совершенных. Зато в ней сосредоточены многие доминирующие чеховские темы, главная из которых - недостижимость счастья, гибель его под тяжестью жизненной рутины. Чехов многое здесь переписал с реалий собственной семьи. Главный герой повести купец Алексей Лаптев имеет деспотичного отца и душевнобольного брата. К тому же страдает от неразделенной любви. У Лаптева есть деньги, есть имущество, но это не приносит ему счастья (тут явно "просвечивает" будущий мотив Лопахина из "Вишневого сада"). Герой изъеден рефлексией, сетует на несостоявшиеся надежды и раннюю усталость - вот вам и Платонов, и Иванов. На самом деле повесть Чехова - вещь жесткая и горькая. Лаптев женится на той, которую любит, но Юленька Белавина не отвечает ему взаимностью. Один за другим умирают родственники, Лаптев черствеет, отчаивается, и когда Юля признается наконец ему в любви (возникшей в результате долгой привычки жить рядом), он ощущает только боль от того, что признание запоздало на три долгих года.
Однако "женовачи" и эту историю расцвечивают теплыми тонами. В самом неумолимом ходе жизни, в самой рутинной привычке они высматривают нечто позитивное и созидательное. Оптимизм спектакля ходит рука об руку со смирением перед неизбежным, но даже смирение провозглашается скорее радостью, нежели печальной необходимостью. Замечательна в этом смысле Юля в исполнении Ольги Калашниковой. Ее существование вселяет радостную надежду даже в самые драматические минуты. Вот она размышляет о предложении, сделанном Лаптевым, - лежа на животе, рассуждает вслух и легкомысленно болтает ногами, будто ребенок, в котором совсем нет хитрости. Ее чистосердечие, подкрепленное со временем нелегким опытом, так и остается главным качеством и главным залогом того, что жизнь все-таки прекрасна. А ведь куда логичнее было бы оттенить героиню желчностью и скепсисом самого Лаптева, и это, признаться, было бы даже более по-чеховски. Известно, как Антон Павлович иронически и, в сущности, беспощадно относился к женскому полу. Но Алексей Вертков играет Лаптева именно что беспощадно. Его герой обращает свои бесконечные невеселые раздумья прямо в зрительный зал, будто ища у него сочувствия. При этом Лаптев некрасив, неизящен, а его бесконечные рефлексии в какой-то момент начинают восприниматься как осточертевшее всем нытье. И, странное дело, его справедливые, так любезные сердцам большинства ставящих Чехова режиссеров вопросы типа "возможно ли было счастье?", "почему я с моим умом и талантом так бездарно проживаю жизнь?" и т.п. вызывают на этом спектакле досаду. Мрачная реалистическая повесть неуловимо превращается в светлую сценическую притчу. С неизменной у режиссера Сергея Женовача иронией. С вкусными деталями и живописными массовками. С обязательным общим "портретом" всех участников в финале, где слова "поживем - увидим" звучат не приговором к бесконечной рутине, а, скорее, надеждой на что-то впереди.
Ловко и точно придумано само пространство спектакля. Александр Боровский загромоздил его кроватями с никелированными шариками и панцирными сетками. Многоуровневое причудливо переплетенное кроватное существование персонажей будит самые разные размышления. Здесь и лабиринты жизни, и бренные вместилища ночных грез, и семейное лоно, и смертный одр. Да попросту жизнь, в которой вечером лег, утром встал и не заметил, как пролетели годы вместе с упованиями и людьми, встретившимися на пути. Наверху мается взнервленная, одинокая и гордая музыкантша Полина Рассудина, брошенная подруга Лаптева. Ее сильно и страстно играет Мария Шашлова. Внизу пошляк Панауров (Александр Обласов) бездарно домогается Юлии Белавиной (сцена сыграна с не свойственной "женовачам" прежде дерзостью). Часами полеживают на своих ложах отцы: Лаптев-старший (Сергей Качанов) и Белавин (Сергей Пирняк), чтобы, однажды восстав, вылить на окружающих все свои претензии к ближним. Лезут на верхотуры смешные студенты-мечтатели Ярцев (Георгий Служитель), Кочевой (Андрей Шибаршин), Киша (Александр Лутошкин) и несут там откровенную чепуху о судьбе Отечества и т.п. Тут у режиссера обнаруживается явно иронический взгляд: никогда он не любил выспренних деклараций. А вот на "пять пудов любви", весьма проблематично взвешенных Чеховым на весах реальности, у Женовача другие виды. Любовь к ближнему - в генах этого театра и является его едва ли не программной темой.
