ИВАН ВЫРЫПАЕВ: Слова берутся из молчания

Биргит БОЙМЕРС
при участии Светланы ХОХРЯКОВОЙ
Фото Ларисы КАМЫШЕВОЙ

И.Вырыпаев

На 20-м Открытом российском кинофестивале "Кинотавр" картина Ивана ВЫРЫПАЕВА "Кислород" получила призы за лучшую режиссуру, лучшую музыку к фильму имени М.Таривердиева и приз Гильдии киноведов и кинокритиков, который поделила с картиной "Волчок" Василия Сигарева. "Кислород" также был показан в рамках российской программы 31-го ММКФ. Это второй после "Эйфории" фильм известного театрального драматурга, вызвавший, как и его дебют, множество споров. Люди ссорились, обижались друг на друга, кто-то хвалил новый фильм, кто-то называл всего лишь фоном для дискотеки.

- Иван, спектакль по вашей пьесе "Кислород" несколько лет назад стал заметным театральным событием Москвы. Теперь вы сняли одноименный фильм. Не было ли желания запечатлеть на пленку спектакль как таковой ?

- Нет, такого желания не было. Записанный на пленку спектакль не передает тех ощущений, какие в нем живут. Ни один спектакль невозможно полноценно зафиксировать таким образом. Существует любительская съемка "Кислорода", и ее можно найти в Интернете. Сделано это не для того, чтобы запечатлеть спектакль на века. С ним можно просто ознакомиться. Расширение аудитории - немаловажное обстоятельство. Я много ездил с "Кислородом" на гастроли, но всю страну не объедешь, а людям хочется какого-то переживания. Надеюсь, что наш фильм позволит перешагнуть какие-то границы. Опять же он не пойдет по всем кинотеатрам, но, по крайней мере, выйдет на DVD, и его можно будет посмотреть дома.

"Кислород" - технологически сложный фильм. Как дебютант я бы его не смог сделать, именно поэтому "Эйфория" появилась первой. Она проще в реализации. Спектакль был криком души, а здесь появилась дистанция, позволившая сделать более выдержанное и осмысленное произведение. Сам я - не герой этого текста. Я не курю траву, не живу той субкультурной жизнью, как мой герой. Мир таков, что в нем есть наркотики, алкоголь, простая, незамысловатая любовь, ночные клубы, программы теленовостей и Интернет. Вот мы узнаем, что где-то взорвалась бомба, почти каждый день происходит что-то экстраординарное, но мы привыкли ко всему, и нас по большому счету мало что волнует. А молодой человек задумывается над этим, пропускает через себя. Героиня говорит ему: "Ты врешь, тебя это не волнует". Мне хотелось, чтобы молодой человек подверг сомнению некоторые вещи, и в этом нет богохульства. Поэтому в фильме есть доля радикальности. У Санька нет выбора, и чтобы жить, чтобы прорваться, он на многое готов.

- Решающую роль в вашем фильме играет музыка, что здесь для вас было самым важным ?

- Мой текст построен как некая музыкальная композиция и предназначен для клубной манеры исполнения. Драма как музыка - это моя идея номер один. Благодаря этому фильму я узнал о существовании современной русской музыки, от которой был далек, поскольку слушаю исключительно западную музыку. Оказывается, у нас тоже есть замечательные исполнители. Театр и кино - для меня поэзия. Мне важно, чтобы все находилось в движении, чтобы человек получал эстетическое и поэтическое наслаждение, чтобы все было возвышенно. Хочется пафоса, величия, котурнов, чтобы зритель даже самые страшные вещи воспринимал светло, как в настоящей драме. Тогда мы легко переживаем даже тяжелые обстоятельства, не создается невроза. Нас не ранят до уровня нервного окончания. Мы воспринимаем, переживаем, переживания отпускают нас легко. Я надеюсь, что у меня именно так и получается. Я очень переживаю за это "легко" и "нелегко".

Боюсь я другого, что, собственно, и произошло на показе "Кислорода" в Сочи, - я боюсь российских кинотеатров. Музыка в них отваливается - и это чисто техническая проблема. Российские кинотеатры оставляют, мягко говоря, желать лучшего. Они в ужасном состоянии. Даже если имеют дорогой внешний антураж. Лучше бы их владельцы подумали об изменении сути и качестве кинопоказа. Такая сильнейшая уязвимость от производственных проблем меня пугает. Я даже думаю о том, стоит ли вообще продолжать работать в кино. На своем первом фильме "Эйфория" я работал с выдающимся звукорежиссером Кириллом Василенко, и он мне объяснил, что система Долби в наших кинозалах поставлена плохо. Из-за этого все смешано, звук получается чудовищный, а у меня на нем все построено. Мне нужно, чтобы слова утопали в музыке, чтобы люди их слушали, танцуя. На "Кинотавре" этого не произошло, и я с ужасом наблюдал за своим фильмом, как будто он был чужим.

Каждая композиция в "Кислороде" соответствует одной библейской заповеди. У меня нет сюжетного развития, и для меня драматургией является все.

- Вы исповедуете христианские ценности ?

- Самая большая проблема - отсутствие сакрального в нашей жизни. Я не исповедую христианство, я - буддист. Но люблю христианство. Как сказал Капица, я - православный атеист. Это очень интимный вопрос, и я бы предпочел об этом не говорить, чтобы не выступать в роли проповедника. Но попытаюсь ответить, чтобы не складывалось ощущения, что я ухожу от ответа.

Для меня буддизм - это определенный взгляд на вещи. Убежден, что можно быть и православным буддистом. Потому что это способ жизни, который вдруг открылся нашей цивилизации. Буддизм - скорее практический взгляд на вещи, а не догма. Я считаю себя православным в смысле ментальности. Я - крещеный, хотя в церковь не хожу. Христианство - это для меня цивилизация, а буддизм - не цивилизация. У нас христианские ценности, и мы - христиане, хотим мы этого или нет, веруем или не веруем. Даже далай-лама говорит: "Ваш Учитель - Иисус Христос. Вы должны учиться только у него". Мы в этом открываем для себя мир в прекрасных заповедях и должны это развивать. Проблема Русской православной церкви в том, на мой взгляд, что она боится потерять свою паству, опасается приближения восточной культуры, которая может отобрать прихожан. Не отберет, а просто очень красиво дополнит. У истинного ничего отобрать невозможно. Я не выступаю за экуменизм и смешение религий. Человек должен исповедовать что-то одно. Что мы можем взять у восточной культуры? Буддийский путь помогает осознать все то, что происходит вокруг, все то, что ты ешь, как движешься и смотришь на вещи, как любишь и сидишь на стуле, понять свое месторасположение здесь и сейчас. Важно, чтобы мы возрождали для себя наши христианские и духовные ценности. Один из центров, где я занимаюсь, находится в Ирландии. Это очень мощная организация, представители которой работают в хосписах, помогают больным и умирающим людям. Там прекрасно сосуществуют христиане и буддисты, никто не переманивает никого в свою веру - это вообще какая-то глупость. Мы немного закрыты и зашорены - вот наша проблема. Из-за этого возникает агрессия, из-за этого мы не замечаем своих же ценностей. Христиане-бенедиктинцы очень активно сотрудничают с буддистами. Я жил в бенедиктинском монастыре, и поначалу я тоже думал о том, зачем нам, христианам, буддизм. Сейчас осмысливаю это иначе. Там христиане не становятся буддистами, а просто усваивают буддийскую практику, применяют ее и раскрываются в ней. Буддизм нам очень полезен. Он не угрожает православной вере. Это не сатанизм. Он учит состраданию.

Мы заформализировали христианские заповеди. Придумали вещи, которые позволяют удобно жить. И мы делаем эти вещи светскими. Почему "не убий"? Мы отвечаем: если я буду убивать, то и меня могут убить. Но "не убий" - вовсе не потому, что и тебя могут убить. Получается замкнутый круг: ты меня не трогаешь - я тебя не трогаю, вот моя частная собственность, вот мой забор, и если ты приближаешься к нему на два метра, ты переходишь границы моей частной собственности. Пусть будет так, но это не имеет никакого отношения к заповеди "не убий". Не убивай, потому что это другое живое существо. Нам нужно сделать переоценку очень многих вещей.

- Откуда, Иван, на ваш взгляд, исходят агрессия и насилие, которые захлестнули мир ?

- Все происходит из-за собственности, из-за эго, которое ощущает угрозу. Нам всем кажется, что есть угроза. И тогда она действительно появляется. Возникает непонимание. Я прошу вас меня не трогать. У меня есть ценности, адвокаты, конституция моей страны, прошу не нарушать эти пункты. Мне кажется, что тот человек вдали посягает на них. Он, правда, далеко, живет в другой стране, но со своими мотивациями и может нанести мне удар. Поэтому на всякий случай я первым его нанесу, тем самым как-то того человека изолирую, потому что он странно говорит и верует в аллаха. У мусульман срабатывает аналогичный механизм: что это за люди с Запада, которые приходят и забирают моего бога, приносят с собой пороки и распущенность. Нет в результате диалога и понимания. Диалог может быть, если мы откроем двери, поговорим, а не будем выдвигать одни лишь требования друг другу. Выдвижение требований порождает ответные требования. Нужно открыть сердце.

- В вашем спектакле "Объяснить" говорят на разных языках, при этом понимают друг друга посредством языка ...

- Когда человек говорит, а мы не знаем его языка, мы все равно способны его услышать в паузе. В молчании все равны. Представьте себе, что в комнату с одной стороны входит араб, с другой - иудей, закрываются двери, и эти люди молчат два часа. Возникло бы невероятное взаимопонимание. Им пришлось бы посмотреть друг на друга. Мы цепляемся за слова. Один сказал не то, другой что-то не то ответил. Мы не слышим существа друг друга, не раскрываемся друг другу по-настоящему, не чувствуем тепло и энергию другого человека. У нас есть программа помощи арабам, множество других деклараций и схем, но мало какие из них ведут к открытию сердца. Это гораздо проще, чем разработка программы, но и сложнее.

- Тем не менее вы - драматург и работаете с языком ...

- Я работаю в основном с языком. Недавно закончил новую пьесу, которая мне очень нравится. Впервые в жизни я написал хорошую пьесу, такую, о какой всегда мечтал. Шел к ней 2 - 3 года. Я понял, откуда берутся слова. Они тоже берутся из молчания. Раньше я много говорил, молчания в моих текстах было мало, в том числе и в "Кислороде", отсюда возникали неточности.

Есть молчание, из которого после того, как ты произнес слово, вновь рождается молчание. В "Кислороде" говоришь-говоришь, как будто для того, чтобы помолчать, и все бы в этот момент выдохнули. Слова - результат молчания. Они в молчании рождаются, а потом произносятся.

- У вас есть фраза в одной из пьес - "Бог - это кровь "...

- Красиво. У меня есть такие слова? Я уже забыл. Свои пьесы не перечитываю по многу лет. Юношеский бред всегда имеет смысл, в нем всегда отыщется что-то интересное. Бог - это то, что течет внутри нас. Бог ведь не может быть где-то снаружи, он везде, он внутри.

- Это кислород ?

- Конечно, Бог и кислород - разве не одно и то же? Разве это не необходимость? Мы слишком многое получили. У нас есть все, особенно в Москве, масса удобств. И в Европе у людей много удобств. Многие основополагающие вещи перестали для нас быть необходимыми.

- Почему в фильм "Кислород" не перешли актеры из спектакля? Вы и сами играли в нем ...

- Нужны были молодые. Кроме того, я сам снимал, и мое участие как актера отвлекало бы. К тому же у меня нет уже той энергии, внутреннего максимализма, как у Алексея Филимонова. Все говорят, что он похож на меня. Это не сознательно получилось, но почему - объяснимо. Я занял позицию отстранения, сев в режиссерское кресло. Польская актриса Каролина Грушка, сыгравшая в фильме главную роль, наряду с Алексеем, в жизни - интеллигентная и весьма консервативная барышня с хорошим воспитанием, из хорошей семьи. Она абсолютно не тусовочная, и парадокс в том, что есть в ней бунт. Ее культура не позволяет ей съехать в сторону, а бунт позволяет реализоваться и быть актрисой. Есть в ней необыкновенность, она будто с Луны упала. Европейские актеры дисциплинированны, и Каролина всех нас поставила на место. В первый же день пришла с выученным текстом, к чему мы не привыкли. Ей странны были наши опоздания, и мы постепенно подтянулись. Я бы очень хотел когда-нибудь поработать с европейскими актерами.

- Как изменяется образ героини в ваших произведениях ?

- Меняется даже не образ героинь, а то, о чем они говорят. Женщина все ближе подходит к краю. В "Кислороде" она видит, что в жизни есть страдание, в "Бытии № 2" есть безумие, из которого нужно выйти с помощью смерти, в "Июле" героиня уже видит смерть, в пьесе, которую я только написал, должен восстановиться покой. Если в начале есть сильная боль, то потом она должна превратиться в красоту и покой, тишину и умиротворение. Это не значит, что нужно закрыть глаза на все проблемы, нужно их принять, сделать это смело, а потом все отпустить. Посмотрев на "Кинотавре" все фильмы, я получил урок. Я и про свой фильм все время думал, понимал, что нужно светлое искусство. Уже много темного мы сделали. Светлое - не значит, пляжное, непременно комедийное. Надеюсь, что в "Кислороде" есть свет. Если нет, то сильно расстроюсь.

- А ваш герой в "Кислороде" - убийца на словах или на деле ?

- На словах. Это метафора. Люди поют о разном, но мы же не подозреваем их в том, что они кого-то съели. Я хочу обратиться к русскому сознанию. Мы не привыкли к некоторым формам, и люди при виде конопли думают, что речь идет о наркотиках. Я ничего не могу с этим поделать. Наш герой Санек говорит какие-то вещи, но это не значит, что так оно и было. Во всех нас сидит такой Санек, во всех есть агрессия.

- Что будете делать дальше ?

- Хочу, чтобы была поставлена моя новая пьеса, причем не мной, а другим режиссером. Договорились с Театром "Практика". Прихожу к мнению, что там мое место. Не могу играть свои спектакли в государственных театрах. Попробовал, но, к сожалению, туда приходит не мой зритель. Дело не в том, что он плохой или хороший, просто не хочу его травмировать собой. Люди потом кричат мне вслед: "Будь он проклят!" Не хочется приносить им столько неудобств. Я должен быть в своем подвале. Я не имею отношения к мейнстриму.

Готовлю проект нового фильма, но пока нет партнеров и денег. Хочу снять картину о католической монашке в Тибете. Увидел там недавно католическую миссию. Это потрясающе. На высоте четырех с половиной тысяч метров стоит католический собор - единственный в буддийском Тибете, где вроде бы не нужна католическая вера. И пастор там - тибетец. Туда приходят бабушки, месса идет на тибетском языке. Это так органично и красиво. Если бы люди это видели, они многое бы поняли про буддизм и христианство, про жизнь. Ничто друг другу не противоречит. В старости мы все должны быть христианами, сидеть на ступеньках храма. Хочу сделать про это игровой фильм. Бюджет будет небольшим, но пока и его нет. Может, в России продюсерам будет интересна эта тема. Хотим привлечь поляков, французов. Все должны говорить на английском языке. Нас всех объединяет плохой английский.

КИНО

• ИВАН ВЫРЫПАЕВ: Слова берутся из молчания
• ЭДРИАН БРОУДИ: Считаю себя учеником Станиславского
• Провинциальный отрыв
  Премьеры "Кинотавра": "Бубен, барабан", "Миннесота"