ВАЛЕРИЙ БАБЯТИНСКИЙ: "Я - большой самоед"

Беседу вела Марина ГАЕВСКАЯ
Фото Ирины КАЛЕДИНОЙ

В.Бабятинский

Валерий БАБЯТИНСКИЙ запомнился многим после телеспектакля "Портрет Дориана Грея" по Оскару Уайльду, где душевное старение молодого красавца сыграно столь убедительно, что не было нужды смотреть на обезображенный портрет. И до и после были в биографии артиста теле- и кинороли, а также множество чтецких выступлений. Но главным для него всегда оставался театр - единственный в его жизни Малый, где Бабятинский играет сегодня интеллигента-мечтателя Гаева и профессора Серебрякова в чеховских "Вишневом саде" и "Дяде Ване", принципиального Правдина в "Недоросле" Д.Фонвизина и сказочного Cоветника в "Снежной королеве" Е.Шварца, великосветского графа Панина в "Хронике дворцового переворота" Г.Турчиной и водевильно-фарсового Телятева в "Бешеных деньгах" А.Островского. 15 июля артист отметил свое 60-летие.

    

- Валерий Константинович, в последнее время в актерской среде принято кочевать по сценам, антрепризам, телесериалам. Чем вызвано ваше постоянство, преданность Малому театру?

- Театр - это же не сценическая коробка, а прежде всего люди. И несмотря на порой несправедливо скептическое отношение к Малому театру, труппу здесь сохранили. При всех нареканиях, которые можно иногда услышать в адрес нашего руководства, даже от меня самого, это, на мой взгляд, очень большая заслуга Юрия Соломина. Кроме того, сохраняется уважительное отношение к классике, насколько это возможно в условиях рынка. Не хочу бросать в кого-то камень, но иногда бывает стыдно смотреть на хороших актеров, которые откровенно халтурят в наскоро сделанных постановках, а уж участвовать в этом совсем не хочется. Конечно, жизнь сегодня всех заставляет все чаще заглядывать в бумажник. Но наше поколение шло в театр как в святилище, разговоры о том, кому сколько заплатят, считались просто неприличными. Я действительно всегда хранил верность Малому театру, правда, сейчас уже не очень уверен, правильно ли поступал. У меня было немало достаточно интересных и перспективных предложений в кино и на телевидении. Но я всегда "горел" на двух вещах: во-первых, ни один договор не подписывал, если в нем не было строки "в свободное от работы в театре время", а во-вторых, я был уверен, что меня должны как-то по-особенному принимать уже только потому, что я артист Малого. И вот я сорок лет в театре, вижу, как приходят актеры, не так уж много сделавшие, но популярные благодаря кино и телеработам, и отношение к ним другое. Вот тогда начинаешь думать: а что важнее в конечном итоге? Если отвечать честно, то не знаю - возможно, я ошибся. После фильмов "Путь к причалу" и особенно - "Двое в степи" режиссер Анатолий Эфрос мне сказал: "Валера, сейчас на тебя посыплются предложения, но ты выбирай". Вот я и довыбирался: остальные снимались, а я нет - такой был важный.

    

- Но у вас была и звездная роль на телевидении в "Портрете Дориана Грея". Насколько я знаю, вы хотели вернуться к Уайльду уже в театре?

- Мы совсем не ожидали, что эта работа будет иметь такой резонанс. Мне кажется, фильм-опера "Игрок", где я играл Алексея, ничуть не хуже, а прошла почти незамеченной. Хотя вообще я самоед и не люблю смотреть свои работы, потому что всегда нахожу массу недостатков. Но, безусловно, "Портрет Дориана Грея" стал одной из ступенек в моей карьере и принес определенную популярность. Да и сам автор с его утонченным английским эстетизмом требовал работы не топором или рубанком, а скальпелем. Это сейчас в его произведениях акцентируют совсем другое, не являющееся предметом рассмотрения искусства. В театре же я хотел сделать вечер памяти Оскара Уайльда, который, помимо "Портрета Дориана Грея", включал бы еще несколько вещей в чтецком исполнении, но все это получалось слишком объемным.

    

- И больше вы к режиссуре не обращались, хотя актерские постановки в традициях Малого?

- Я попробовал поставить "Стакан воды" Скриба. Наверное, это могло бы получиться: актеры работали неплохо. Но я видел старый спектакль с корифеями и помнил, какие они плели кружева, потому мне казалось, что вместо тонкой ручной работы теперь предлагается нейлоновый гипюр. К тому же в период репетиций я разбился на машине, так что все сошло на нет. А вообще, конечно, это совсем другая профессия. Я сейчас преподаю актерское мастерство и понимаю, как трудно подобраться к артисту, объяснить ему на первый взгляд простые вещи.

    

- У вас сегодня в репертуаре много ролей, в том числе в спектаклях, идущих по многу лет. Что вы делаете для того, чтобы не заскучать от повторения?

- Но вы же каждый день завтракаете, пьете кофе. Однако в зависимости от того, как себя чувствуете, расстроены чем-то или ждете желанного звонка - этот кофе для вас всегда разный. От актерского самочувствия тоже очень многое зависит, потому у каждого спектакля своя энергетика. Ведь для того, чтобы заплакать в финале "Вишневого сада", я каждый раз набираю что-то новое, подхожу к этому состоянию.

    

- Ваш Гаев - романтик, некий повзрослевший Петя Трофимов, каким вы его играли прежде. К тому же эта работа - ввод в уже идущий спектакль. Насколько сложно для вас войти в чужой рисунок роли?

- Я ужасно дисциплинированный человек и всегда боюсь сломать существующую мизансцену, чем-то помешать партнеру, но тогда мы хотели сыграть про выброшенных людей, про интеллигенцию, вытесненную хамьем.

    

- И ваш Серебряков из "Дяди Вани" не ворчливый зануда и пустой болтун, а человек действительно тонкий и интеллигентный.

- Мне интересны люди такого склада. Возможно, это идет от воспитания. У нас семья была очень строгая. Отец - военный, мама - педагог. Моя первая и самая любимая книга - "Евгений Онегин". А сейчас я не знаю, что говорить детям, как их воспитывать, ведь сегодня надо учить думать только о себе, грабить, воровать, для того чтобы выжить, но сказать такое своему ребенку язык не поворачивается. Поэтому хорошо уже то, что дочь знает, кто такая Цветаева, и этим мое влияние ограничивается, а как-то адаптироваться пусть сама жизнь учит.

    

- В вашем восприятии реальности преобладает драматическое, исследовательское начало или есть и что-то "вахтанговское", праздничное вопреки всему?

- Я, конечно, мало верю во всякие средневековые глупости, но, наверное, какое-то влияние оказывает и то, что я по гороскопу рак, и то, что во мне много кровей перемешано: русская, украинская, польская, венгерская, болгарская. Я люблю устраивать праздники, дарить подарки, делать сюрпризы, разыгрывать. Но вместе с тем и тот анализ, о котором вы говорите, во мне тоже присутствует: я все обдумываю, просчитываю, но в итоге обязательно вляпываюсь.

    

- Вы пришли в Малый театр после вахтанговской школы и чувствовали себя "чужаком", ушло ли сейчас это ощущение?

- Да, я был пришлым, к тому же очень вспыльчивым, но при этом уже сразу играл Чацкого в "Горе от ума", и меня называли по имени-отчеству. Конечно, это осложняло отношения. В то же время ко мне хорошо относились Б.Бабочкин, М.Царев, И.Ильинский, В.Обухова. Мне всегда везло на интересные встречи, но часто я сам был несправедлив к людям. При этом печать другой школы до сих пор существует. Хотя на первый взгляд кажется, что судьба моя складывалась празднично и легко, но это внешнее впечатление. Однако я бы ничего не поменял в своей жизни. Возможно, только выучил бы систему Станиславского еще в Щукинском училище, а не тогда, когда сам стал преподавать. И главное - остался бы у мамы, когда она во сне хрипела, - мне тогда объяснили, что под воздействием снотворного, и я уехал домой, а она уже умирала. Вот это каждый день меня мучает. А все остальное, все ошибки я бы так и оставил.

ТЕАТР

• ВАЛЕРИЙ БАБЯТИНСКИЙ: "Я - большой самоед"
• Приходящая натура
  Второе дыхание чеховского МХАТа