Волевое русское "хочу"

Выставка Анатолия Слепышева в галерее "У яра"

Сергей ПОПОВ

А.Слепышев. "Триумф". Диптих. 1990 г.

Первая в Москве галерея с таким пронзительно-русским названием - "У яра" - спустя несколько месяцев после своего дебюта показывает выставку мастера, чьи картины еще недавно гостили на экспозиционных площадках столицы крайне редко. Анатолий Слепышев лишь несколько лет назад вернулся из длительного пребывания, фактически проживания, за границей, в основном во Франции. До того же на российских территориях он числился как нонконформист, художник, чьи полотна запрещены к публичному показу. И вот рубеж веков Слепышев в полном согласии со своей прямо-таки образцово русской художественной манерой отмечает выставкой на Родине, по-шаляпински, по-цыгански - "У яра".

Что вообще имеет право называться "русским" в современном изобразительном искусстве? Мало похоже на то, чтобы сейчас кто-либо серьезно размышлял на эту тему - в теории ли или в выставочной практике. Как и сам феномен национального в данном случае немыслимо загнать в тиски конкретных понятий, "ухватить" рациональным образом, и уж тем более его не способен узреть "гордый взор иноплеменный", так и в искусстве, конечно же, о "русском" в виде некой эссенции в чистом, можно сказать, виде бессмысленно заявлять "в лоб", плакатным путем. Столь объемлющие смыслы ищутся на этой земле интуитивно, на ощупь, как бы в потемках, но, уже будучи обретенными, перестают быть отвлеченной материей и прорастают в плоть и кровь, становятся сутью их искателя, их творца.

Слепышев всю жизнь работает именно так. Национальное в его искусстве абсолютно неразделимо с художественным. Несколькими размашистыми пятнами живописи он способен передать не только образ и фактуру земли, не только людей, на ней живущих, но, кажется, даже незримую материю, тайно бродящую в их загадочном сознании. В его сюжетах есть некая "беспредметность", неопределенность, дзенское "неделание". Слепышев проходит сквозь сюжет, будто бредет через туман, добиваясь тем самым действительного проникновения в Иное.

Духовным подобное искусство назвать очень сложно (да и само это слово следует употреблять в современном художественном мире чрезвычайно осторожно), но вот душевным будет в самую точку. Анатолий Слепышев - художник бушующей душевной стихии, художник спонтанности и страсти, художник волевого российского "хочу", к сожалению, порой неразделимого с "не знаю, как"... Движение на его полотнах - не внешний элемент сюжета, но внутренняя необходимость, причина, мотор, зажигающий все составные картины. Движутся персонажи на телегах и пешком, буйным цветом закипают кроны и стволы деревьев, композиции порой словно соскакивают со своей оси - и даже Наполеон бежит прочь из этой страны, как на огромном холсте, служащем центром нынешней экспозиции. Динамичное, выразительное живописное пятно слепышевских работ, в свою очередь, воспламеняет душевный огонь и в зрителе, и хотя, покинув выставку, самой работы можно и не помнить, - она ускользает, расплывается, как в тумане, - но напор впечатления, эмоционального удара остается. Эффект этих картин - крепкий алкоголь, а Слепышев - настоящий "Смирнофф" русского искусства. И картинами его не устанешь "напиваться", не насмотришься, сколько ни взирай.

Немного странно, что на этой выставке практически отсутствуют религиозные композиции художника. Они закономерно воспринимаются в числе высших достижений его искусства. Ибо русский экспрессионизм, одним из эпицентров которого в наши дни как раз и представляется Анатолий Слепышев, всегда проповедовал религиозную тематику в качестве основы основ содержательной стороны творчества - от провозвестника этого направления Николая Ге до непосредственных предшественников Слепышева, членов группы "Маковец" Романовича и Жетина, одних из лучших русских "потаенных" художников второй четверти ХХ века. Наш автор в этой преемственности и традиционен, и радикален, и нов в то же время. Его драматические библейские холсты - живые, а не минувшие трагедии. Его благодать - взрывная. Это пример духовного трепета творческой личности, воочию увидевшей сверхнапряжение Голгофы в деревенской толпе, где Христа распинают безликие по-новому, после Малевича, люди: их лик - неровное пятно, шлепок цвета, лик-точка, лик-удар, а может, прорыв.

С подобной точки зрения Слепышев воспринимается ни в коем случае не как "просто" художник, но как некий носитель истинных, сокровенных знаний, вещающий красками. И кстати вспомнить, что "самый" центр России (географически) - это не Москва, а что-то вроде деревни Лопатино Пензенской области, где художник родился и откуда берет начало большинство его "деревенских" мотивов. Эта земля не сходит с полотен даже после целого периода жизни за рубежом, а сцены с необходимостью повторяются. Иногда даже кажется, что это бесконечный ряд вариаций или циклов на одну или близкие темы. Но это не так: Слепышев своими картинами словно повторяет заклинания, творя магическое пересоздание грязи, тотально поглощающей российские просторы, в стихию живописи, прекрасной краски, которая обладает чудесной силой высвечивать, проявлять из-под спуда подлинное, "соль земли". Именно здесь он расходится с концептуальными рефлексиями на все ту же русскую тему, потому что в итоге его пластическая метафора перерастает высказываемое на уровне сюжета. Она выражает гораздо больше, она не просто механически произносит, но то шепчет, то трубит, то сочувственно объясняет, то болезненно вскрикивает.

Как раз такая сугубо личностная установка искусства Анатолия Слепышева определяет его особое, отдельное положение в современном художественном процессе. Он как бы вне понятия актуальности - герой и маргинал одновременно, что продиктовано последовательно соблюдаемым статусом "честного" художника с "фундаментом", традицией - "на том стоял и стоять буду", - а никак не "перекати-поля", следующего за модой. Индивидуальный заряд подобной мощи способен и отпугнуть зрителя, но лишь такого, который любит, чтобы "все конкретно". О том же, кого оно способно привлечь, с редкой для галереиста прямотой сообщается в пресс-релизе выставки: "Перед нашим зрителем мы демонстрируем искусство, которое мучается и задает вопросы, молчит и устрашает, борется и предупреждает".

И все же, все же... Видимо, все-таки немыслимо в пределах не очень большой экспозиции отразить все положительные стороны художника и уж тем более угодить поклонникам разных граней его мастерства. Слепышевский контраст, то самое сочетание несочетаемого, хотя и столь простыми средствами, - его-то практически и нет в экспонируемых последних работах. Самая контрастная работа задвинута "на проход". Тенденция к успокоенности поглощает бурный темперамент. Экспрессия становится импрессионистичной, воздушной, даже легковесной. Франция как будто сделала мастера космополитичным, более не миссионером и не целителем, но отдыхающим. И "У яра" в таком случае представляется полем борьбы автора с собой более ранним - или, точнее, местом для отдыха художника, уставшего от вечного перенапряжения.

Что ж, это вполне адекватное, "душевное" пространство после душных в своей определенности территорий европейских галерей, от которых и возвратился в Россию Слепышев. Ибо здесь - свои, здесь дали "заслуженного" (то ли действительная дань уважения, то ли запоздалый жест примирения от государства еще недавнему представителю андеграунда), "повесили" в Третьяковке и во всех музеях современного искусства (Церетели, "Другое искусство" и "М'арс"). И здесь, а не в Европе в 2000 году наступает странная стабильность этого вечно неуспокоенного Мастера - на зыбкой, туманной, загадочной воистину, как на самих картинах Слепышева, Родине.

ПАЛИТРА

• Волевое русское "хочу"
  Выставка Анатолия Слепышева в галерее "У яра"
• Горные духи Алтая
  К 130-летию выдающегося алтайского художника Григория Гуркина
• Когда медальеру тесно
  Юбилейная выставка Игоря Хамраева